Мэллори взглянул на циферблат. — Самолет будет через три с половиной часа. Мы падаем с ног от усталости, Андреа. Где бы нам соснуть в безопасности? Ваши часовые перепились.

— Они не просыхают с того часа, как взорвали крепость, — сказал Андреа. — Пошли я провожу.

Мэллори покосился на весело галдевших островитян, накинувшихся на бутылки и забывших обо всем на свете. — А как же гости?

— Гости, говоришь? — Андреа неприветливо взглянул на соотечественников. — Да ты посмотри на них. Тебе известна хоть одна свадьба, где гости обращают внимание  на жениха и невесту? Пошли.

Они двинулись в южном направлении, пересекли окраину Мандракоса и зашагали по открытой сельской местности. Дважды их окликали часовые, и дважды Андреа испускал сердитое рычание, от которого солдаты поспешно возвращались к своим бутылкам. Сильный дождь лил беспрерывно, и одежда Мэллори и Миллера вымокла до такой степени, что им было уже все равно, идет он или нет, а, что касалось Андреа, то тот, казалось, вообще ничего не замечал. Он шел, погруженный в собственные мысли.

Через пятнадцать минут Андреа остановился на обочине дороги перед небольшим и, по всей видимсти, заброшенным сараем.

— Внутри есть сено, — сказал Андреа. — Здесь мы в безопасности.

— Прекрасно, — отозвался Мэллори. — Сначала свяжемся по рации с «Сирдаром», что бы тот отбил сигнал «ЭП» в Каир и …

— «ЭП»? — переспросил Андреа. — А это что?

— Эвакуация пострадавших. Сигнал Каиру, что мы вышли с тобой на связь и ожидаем отправки… А потом спать — три чудесных долгих часа.

Андреа согласно кивнул. — Точно три часа.

— Три долгих часа, — задумчиво поправил его Мэллори.

Андреа хлопнул Мэллори по плечу, и на его лице появилась улыбка.

— За три долгих часа, — сказал он, можно многое успеть.

Он повернулся и торопливо ушел, растворившись в дождливой ночи. Мэллори и Миллер глядели ему вслед с непроницаемым выражением, затем с таким же выражением посмотрели друг на друга и распахнули дверь в сарай.

Аэродром в Мандракосе не приняла бы ни одна комиссия гражданской авиации в мире. Он был чуть больше полумили в длину, и оба конца так называемой взлетно-посадочной полосы упирались в отвесные скалы. Сама полоса не превышала сорока ярдов в ширину и изобиловала кочками и выбоинами, грозившими неизбежной поломкой шасси. Но ВВС пользовались полосой и раньше, поэтому не исключалось, что они смогут воспользоваться ею хотя бы еще раз.

Вдоль южной части взлетно-посадочной полосы росли грабы. Мэллори Миллер и Андреа устроились на земле под скудным покровом ветвей и приготовились ждать. Во всяком случае, это относилось к Мэллори и Миллеру, которые сгорбились с несчастным видом, не в силах унять дрожь. Одежда их еще не просохла. А Андреа блаженно растянулся на земле, положив руки под голову, и не замечал крупных капель дождя, падающих прямо на лицо. Анреа вглядывался в первые сероватые проблески рассвета на востоке, появившиеся над черной стеной турецкого побережья, и во всем его облике сквозило удоволетворение, даже можно сказать умиротворение.

Наконец он сказал: — Летят.

Мэллори и Миллер прислушались. Вскоре донесся далекий приглушенный гул тяжелых бомбардировщиков. Они поднялись и подошли к краю полосы. Через минуту эскадрилья, восемнадцать «Уэллингтонов», быстро снижаясь, после перелета над южными горами, пролетела на высоте тысячи футов прямо над аэродромом в направлении к Наварону, оглушительно ревя двигателями. Спустя две минуты троица услышала взрывы и увидела сверкающий оранжевый столб огня, разраставшийся с каждой секундой. «Уэллингтоны» сбросили бомбы севернее аэродрома, на разрушенную крепость. Хаотичное переплетение трассирующих пуль, выпущенных, вероятно, из стрелкового оружия, свидетельствовало о слабости противовоздушной обороны. Ведь вместе с крепостью были уничтожены и батареи зенитной артиллерии. Воздушный налет длился недолго: не прошло и двух минут, как он прекратился столь же внезапно, как и начался. В высоте слышался несинхронный затихающий звук «Уэллингтонов», устримиашихся сначало на север, потом на запад, к темным водам Эгейского моря.

Трое наблюдателей продолжали стоять на обочине полосы, некоторое время храня молчание. Затем Миллер удивленно сросил: — С каких пор мы стали такими важными персонами?

— Не знаю, — ответил Мэллори. — Но не думаю, что ты получишь удовольствие, если начнешь это выяснять.

— Не долго осталось. — Андреа повернулся лицом к южным скалам. — Слышите?

Те ничего не услышали, но не сомневались, что Андреа уловил какие-то звуки. Ибо слух Андреа был столь же феноменален, как и зрение. Вскоре они тоже услышали гул. С юга приближался бомбардировщик — очередной «Уэллингтон». Мэллори передал фонарем серию быстрых сигналов. Самолет сделал круг над аэродромом, зашел на посадку, тяжело приземлился на противоположном конце полосы и стал подруливать к группе, сотрясаясь от езды по отвратительному покрытию. Он остановился в ста ярдах от людей. В летной кабине замигал свет.

— Прошу запомнить, — сказал Андреа. — Я обещал обернуться за неделю.

— Никогда не надо обещать, — строго сказал Миллер. — А что если мы не вернемся через неделю? Вдруг нас посылают на Тихий океан?

— В таком случае, когда мы вернемся, тебе придется выходить первым.

Миллер покачал головой. — Не уверен, что я решусь на это.

— Мы обсудим твою трусость чуть позже, — сказал Мэллори. — Давайте живей.

И они бросились к ожидавшему «Уэллингтону».

«Уэллингтон» находился в воздухе тридцать минут, следуя к неизвестному месту назначения. Андреа и Миллер, держа в руах кружки с кофе, безуспешно пытались принять удобную позу на сбившихся соломенных тюфяках, брошенных на пол фюзеляжа. Из кабины пилотов вышел Мэллори. Миллер перевел на него взгляд, полный усталого смирения. В выражении его лица начисто отсутствовали признаки воодушевления или волнения перед предстоящим предприятием.

— Ну, что тебе удалось разузнать? — Тон, с каким это было сказано, красноречиво говорил о том, что Миллер приготовился услышать самое худшее. — Куда теперь? Родос? Бейрут? Роскошный Каир?

— Радист говорит — Термоли.

— Ах, Термоли? Город моей мечты. — Миллер сделал паузу. — Где, черт побери, находится этот Термоли?

— В Италии, кажется. Где-то на юге Адриатики.

— О нет! — Миллер отвернулся и закрыл голову одеялом. Терпеть не могу спагетти.

Посадка на аэродроме в Термоли, расположенном на адриатическом побережье южной Италии, оказалась столь же тряской, как и выматывающий взлет в Мандракосе. Авиабаза истребителей в Термоли официально и оптимистически числилась как готовая, но фактически была построена лишь на половину, что ощущалось на каждом ярде мучительной посадки, а затем скачкообразного подруливания к сборной контрольной вышке на восточной окраине поля. Мэллори и Андреа спрыгнули на земллю с видом людей отнюдь не счастливых. Миллер, передвигаясь на нетвердых ногах, выбирался последним. Прославившийся почти патологическим отвращением к любому виду транспорта, он выглядел совершенно разбитым.

Но Миллер не дождался сочувствия окружающих. К самолету подкатил закамуфлированный «джип» британской 5-ой армии, и сидевший за рулем сержант, торопливо установив их личности, молчаливым жестом показал на кабину и столь же молчаливо повел «джип» по разрушенным улицам Термоли. Мэллори не смущало очевидное недружелюбие водителя. Тому, вероятно, запретили вступать с ними в разговор, — ситуация, хорошо известная Мэллори по собственному опыту. Мэллори подумал, что неприкасаемых на свете не так уж много, но его группа, он это знал, относилась именно к данному разряду: никому, за исключением двух-трех редких случаев, недозволялось общаться с ними. Мэллори сознавал, что такая мера предосторжности естественна и разумна, но с годами от подобного положения накапливалась усталость. Явно нехватало общения с людьми.