Недалеко от центра сгруппировавшихся защитников под под прикрытием толстого ствола одной из немногих уцелевших сосен стояли двое. Черные с проседью волосы,изможденное,еще бльше осунувшееся лицо безошибочно выдавали в одном из них генерала Вуколовича. Но его темные глаза, как и прежде ярко сверкали. Он наклонился вперед и прикурил‚ предложенную ему сигарету у офицера, делившего с ним укрытие — смуглого человека с крючковатым носом и черными волосами, наполовину скрытыми окровавленной повязкой. Вукалович улыбнулся. — Конечно, я безумен, дорогой Стефан. И вы безумны — иначе давно бы оставили эту позицию. Все мы безумны. Вы разве не знали?

— Знаю. — Майор Стефан потер тыльной стороной  ладони недельную щетину на подбородке. — Ваш прыжокок с парашютом час тому назад. Это было безумием. Да вы… — Закончить ему помешал одиночный выстрел, раздавшийся в нескольких футах. Он подошел к худенькому юнцу лет семнадцати, который перегнулся через свой «Ли Энфилд» и вглядывался вниз в белый мрак расщелниы — Попал?

Юноша обернулся и посмотрел снизу вверх. Ребенок, в отчаянии подумал Вукалович, сущий ребенок, ему место за партой. Юноша сказал: — Не уверен.

—  Сколько осталось патронов? Пересчитай.

— Я и так знаю. Семь.

— Не стреляй, пока не будешь уверен. — Стефан  вернулся к Вукаловичу. — Боже мой, генерал, вас едва не снесло в расположение немцев.

— Без парашюта я оказался бы в более затруднительном положении, — возразил Вукалович.

— Так мало времени. — Стефан ударил сжатым кулаком по ладони. — Осталось так мало времени. Вы напрасно вернулись. Там вы гораздо нужнее — Он внезапно замолчал, на мгновение прислушался, бросился к Вукаловнчу, и они с размаху упали на землю. Просвистевшая мина упала среди камней в нескольких футах и взорвалась. Невдалеке послышались крики раненого. Упал еще один снаряд, потом третий и четвертый, все в тридцати футах друг от друга.

— Прицельный огонь, черт бы их побрал. — Стефан быстро поднялся и стал всматриваться в расщелину. Долгие секунды он ничего не различал, поскольку луну затянуло вереницей темных туч. Когда луна показалась вновь, он совершенно отчетливо увидел врагов.  Очевидно, они получили новую команду и уже не искали укрытия, а открыто бежали вверх по склону, держа наизготовку автоматы и карабины, и, как только выглянула луна, нажали на курки. Стефан отпрянул за валун.

— Огонь! — выкрикнул он. — Огонь!

 Вспыхнула беспорядочная стрельба, длившаяся считанные секунды: на замлю упала черная тень. Выстрелы прекратились.

 — Продолжать огонь — прокричал Вукалович. — Не останавливаться! Они приближаются! — Выпустив очередь  из автомата, он сказал Стефану: — Они знают, что делают, эти камарады внизу.

— Им положено знать. — Стефан схватил ручную гранату и швырнул ее вниз. — Мы им предоставили отличную возможность попрактиковаться.

В очередной раз выглянула луна. Первые ряды немецкой пехоты находились уже ярдах в двадцати пяти. Обе стороны бросали ручные гранаты  и стреляли  в упор. Несколько немцев упало, но неприятель, продолжая продвигаться, рванулся на штурм. На какое-то  время все смешалось. То тут там завязывалась рукопашная. Солдаты в ярости ругались и убивали друг друга. Но укрепление осталось за партизанами. Вновь на луну наползли тяжелые темные тучи, расщелина погрузилась во тьму, и все стихло. Вдалеке еще раздавался приглушенный грохот артиллерийского и минометного огня, затем и он прекратился.

— Ловушка? — негромким голосом спросил Вукалович у Стефана. — Думаете, они вернутся?

— Не сегодня‚ — уверенно ответил Стефан. — Они храбрые люди, но...

— Но не безумцы?

— Но не безумцы.

По лицу Стефана из открывшейся раны текла кровь, однако он улыбался. Поднявшись, он повернулся к подошедшему рослому сержанту, который коротко козырнул и доложил:

— Они ушли, майор. На этот раз мы потеряли семерых, четырнадцать ранено.

— Выставьте пикеты в двухстах метрах вниз по склону, — распорядился Стефан и обратился к Вукаловичу. — Слышали, генерал? Семеро убитых. Четырнадцать раненых.

— А осталось?

— Двести. Может, двести пять.

— Из четырехсот. — Губы Вукаловича дрогнули. — Боже милосердный, из четырехсот.

—— И шестьдесят из них ранено.

— По крайней мере теперь вы можете отправить их в госпиталь.

— Нет госпиталя, мрачно ответил Стефан. — Я не успел доложить. Утром его разбомбили. Оба доктора убиты. Все наши запасы медикаментов —  фьюить!  Вот так.

— Уничтожено? Все уничтожено? — Вукалович на время замолчал.— Я прикажу доставить медикаменты из центра. Ходячие раненые могут сами дойти до штаба.

— Раненые не уйдут отсюда. Теперь уже не уйдут.

Вукалович с понимающим видом кивнул и спросил: — На сколько у вас боезапасов.

— Дня на два. Если растянуть, на три.

— Шестьдесят раненых.— Вукалович недоверчиво покачал головой — И никакой медицинской помощи. Боеприпасы на исходе. Продуктов нет. Укрытия нет. И они не уходят. Они тоже безумцы?

— Да, генерал.

— Я спущусь вниз к реке,— сказал Вукаиович. —  Нужно встретиться в штабе с полковником Ласло.

— Да, геперал. — Стефан еле заметно улыбнулся. — Сомневаюсь, что его душевное равновесие понравится вам больше, чем мое.

— Я и не рассчитываю, — произнес Вукалович.

Стефан козырнул и повернулся, вытирая с лица кровь, прошел, покачиваясь несколько шагов и опустился на колени рядом с тяжелораненым, стараясь его подбодрить. Вукалович проводил Стефана бесстрастным взглядом, покачал головой, затем круто развернулся и ушел.

Мэллори закончил ужин и закурил. — И так, — сказал он,— что должно произойти с партизанами в Зеницком Капкане, как вы его называете?

— Они будут прорыввться‚ — сказал Нойфельд. — Во всяком случае, попытаются.

— Но вы же сказали, что это невозможно.

— Для этих сумасшедших нет ничего невозможного. Я молю Бога, — с горечью сказал Нойфельд — о том, чтобы мы могли вести нормальную войну против нормальных людей, таких, как британцы или американцы. Как бы то ни было, мы получили сведения — достовервые сведения — что они обязательно попытаются прорваться. Загвоздка заключаеися в том что там — две дороги —  не исключено, впрочем, что они рискнут атаковать мост через Неретву — и мы не знаем направление прорыва. 

— Очень интересно. — Андреа с кислым видом покосился на слепого музыканта, продолжавшего наигрывать собственные вариации на тему все той же старинной боснийской песни о любви. — Можно нам теперь поспать?

— Боюсь, сегодня не получится‚ — Нойфельд обменялся с Дрошни улыбками. — Потому что именно вы добудете сведения о том, где произойдет прорыв.

— Мы? — Миллер осушил бокал и потянулся за бутылкой. — Заразная штука — безумие.

Нойфельд сделал вид, будто не расслышал. — Штаб партизан в десяти километрах отсюда. Вы явитесь туда и представитесь самой что ни на есть настоящей британской разведгруппой, которая заблудилась. За тем, выведав их планы, скажете, что направляетесь в их ставку в Дрваре, что, разумеется, не будет соответствовать истине. Вместо этого вы вернетесь сюда. Что может быть проще?

— Миллер прав, — с нажимом сказал Мэллори. — Вы — сумасшедший.

— Мне начинает казаться, что здесь слишком  часто звучит это слово. — Нойфельд улыбнулся. — Вы, наверное, предпочли бы, чтобы капитан Дрошни передал вас своим людям. Уверяю, они весьма удручены... а-э... смертью своего товарища.

— Вы не можете требовать этого! — Мэллори рассвирепел. — Партизаны непременно получат радиограмму о нас. Рано или поздно. И тогда... Впрочем, вам известно, что тогда. Вы не имеете права требовать этого.

— Имею и потребую. — Нойфельд холодно взглянул на Мэллори и его спутников. — Кстати, я не питаю особой любви к махинаторам и поставщикам наркотиков.

— Думаю, в определенных кругах ваше мнение прозвучит не очень убедительно.

— То есть?

— Начальнику военной разведки Кессельрингу это вряд ли понравится.