Буйвол долго не отвечал.

— Меня тренировали не как мотеро, — сказал он наконец. — Я мехикано, полукровка. Меня учили как помощника, служить другим мотеро.

— Вот как, — сказал Пепел, вытирая пот со лба. — И что же потом? Как тебя угораздило самому стать мотеро?

— Я был гордый. Я не хотел служить, — сказал индеец. Он смотрел под ноги, держа поперечную рейку в руках.

— И что?

— Я обижал своих учителей. Тогда меня назначили подносимым. В жертву.

— Понял, — сказал слингер. — Это еще в детстве. Тебя выручила Игуана.

Вдвоем они взяли тяжелый второй крест — поперечную перекладину — и закрепили на нем один из маленьких крестов в качестве рукояти, движущей колеса.

— Бессмертную Игуану старейшины испытывали для того, чтобы сделать ее младшей жрицей, — сказал Ревущий Буйвол. — Ей снились чудовища по ночам. Если человеку снятся чудовища по ночам, значит, его дух ночью отправляется в загробный мир, где они все живут. И потом они гонятся за ним, а он должен их победить. Для этого нужна подготовка.

— Подготовка? — Пепел напрягся, поднял одну из перекладин и совместил ее со скобой на другом кресте. Щелк! — и половина дрезины была готова.

— Подготовка, — сказал Буйвол. — Это когда младшую жрицу закрывают в пустой квартире, где она должна биться с чудовищами. Когда она победит и и вырвется, тогда старейшины говорят, что она прошла первое испытание, и может стать обычной жрицей.

— Но для этого ей нужно… убить ребенка?

— Нет. Ей нужно показать, что она уже взрослая, и что ничего не боится, и что у нее не осталось привязанностей к своей жизни до того, как она стала настоящей…

Стрелок хмыкнул себе под нос.

— Любопытно, — сказал он. — И знакомо. Подай-ка мне вон тот. Это будет тормоз.

— Ты тоже был чьим-то помощником, — сказал Ревущий Буйвол.

Пепел закрепил последний крест и тяжело спрыгнул на рыжий песок.

— Нет, — сказал он. — Я никогда не был ничьим помощником. И не планирую становиться. И ты, пожалуйста, хорошо это запомни.

Крак!

Едва последняя часть машины стала на место, змеелюди обступили ее плотными рядами.

— Леденцовая гора, — загалдели они. — Наш поезд отправляется к Леденцовой горе. Всем пристегнуть ремни. Бог Иисус пришел, локомотив повел.

— М-да, — пробормотал стрелок. — Осталось теперь разобраться с этими.

Они закрепили две ключевые скобы болтом и гайкой, которые Буйвол осторожно вывинтил из челюсти.

— Что будем делать теперь? — спросил Ревущий Буйвол

— Теперь спать.

Что-то прогремело в ночи. Потом еще и еще раз. Где-то за локомотивом, у питьевой колонки, брызнуло пламя.

К-БАХ-бах! К-БАМ-бам! Разрывы гремели один за другим. Рваные, неровные и оглушительно громкие, они метались в устье каньона будто огромные птицы, хлопающие огненными крыльями.

Лицо Ревущего Буйвола мелькнуло у дверей спального вагона. Его свита разбежалась: пару раз стрелок видел, как мечутся в отблесках пламени карлики-змеелюди. Крысолюдей не было видно ни единого.

— Дрезина! — крикнул Пепел индейцу. — К дрезине, срочно!

Но дрезина оказалась совсем покинутой — ни крысолюдей, ни змеелюдей в пределах видимости вокруг нее не было.

К-БАХ-бах! Со стороны колонки громыхнул еще один разрыв, и следом за ним в локомотиве затрубил гудок.

— О-О-О! А-А-А! — донесся оттуда рев десятка могучих глоток. И снова: — О-О-О! А-А-А!

— Гайки нет, — пробормотал стрелок.

Дрезину кто-то саботировал. Болт стоял на месте, но гайка оказалась кем-то свинчена, пока индеец и слингер ночевали по своим вагонам.

— Кто взял эту чертову гайку?! — Пепел в ярости огляделся по сторонам, но рядом, кроме Ревущего Буйвола, не было никого.

— Скорее, — сказал он индейцу. — К локомотиву. Узнаем, что там стряслось.

К-БАМ-М-М! Вдалеке прогремел особенно сильный взрыв, и что-то забурлило, зашипело и заревело вслед за ним.

В каждом вагоне накренившегося изломанного состава теперь было пусто, даже в роскошных мягких купе первого класса, где жили самые мудрые и всезнающие из змеелюдей. Поезд казался пустынным и брошенным как никогда. В первых вагонах, заметил Пепел, здесь и там была вспорота обивка, и следы крови обозначали несколько очагов борьбы.

— О-О-О! А-А-А! — снова донесся рев со стороны водяного насоса. Высокие тени плясали там на фоне огня, вытягиваясь длинными щупальцами по ближней стене каньона. Паровозный гудок молчал.

Конфетный автомат в кухоньке около тендерной оказался расколот и разбит вдребезги. Леденцы, монетки, железнодорожные жетоны — всё хрустело и звенело под ногами, пока слингер и Ревущий Буйвол торопливо пробирались к локомотиву.

По крайней мере, гироскоп по-прежнему вертелся размеренно и ровно — вумп-вумп-вумп — кто-то из крысолюдей сидел внутри, задвинутый массивной заслонкой, и крутил педали.

— Что здесь произошло? — спросил позади индеец. — Где все мои люди?

Вумп-вумп-вумп… Из-за гироскопического агрегата выплыл ухмыляющийся торговец.

— Все твои крысолюди празднуют у колонки, — произнес он. — А змеелюдей не осталось. Революция, дон Хесус. Твоя жестокая власть свергнута.

— Ты что, взорвал колонку? — спросил Пепел. — Откуда у тебя взрывчатка?

Пако оглядел его с головы до ног.

— Читать я умею, слингер, — сказал он. — Только медленно, и по складам, ну ты понял. Читать хорошо умел мой друг Мигель. Помнишь, как мы с ним в войну? Так и теперь.

Золотясь и ухмыляясь в полумраке, словно кривой полумесяц, торговец обошел гироскоп с другой стороны и приоткрыл заслонку.

— Никакого колдовства, слингер. Одна химия. Немного гуано летучих мышей. Немного серы и селитры — это всё из вулкана…

Он сунул руку в жилет и извлек на свет бурую короткую палку в большой палец толщиной.

— Динамит, — сказал Пепел.

Пако ухмыльнулся еще шире и достал из кармана зажигалку.

— Ты хотел знать, для чего я вам нужен, — сказал он. — Так я отвечу.

Чирк! Огонек пламени лизнул бумажный фитиль, и тот быстро и надежно загорелся, наверняка пропитанный какой-нибудь зажигательной смесью.

— У тебя, чико, — он обратился к Пеплу. — Есть душа, молодость есть, да ни кохонес, ни мозгов нету.

Пако аккуратно опустил горящую петарду в щель между заслонкой и гироскопическим механизмом.

— У тебя, дон Пендехо, — сказал он. — Есть и кохонес, и мозги, да души никакой, тьфу, одно язычество да грех.

ЧОНГ! Вумп-вумп-вумпвумпвумп… Из гироскопной повалил дым. Механизм замедлился было… но снова набрал темп, вращаемый озверелым раненным крысолюдем, никак не желавшим покинуть свой пост.

Мексиканец извлек вторую петарду.

— И только у меня, — сказал он. — И душа есть, и мозги…

ЧОНГ! Вумп… Вумп… Гироскоп забился медленней, медленней, и локомотив начал крениться — р-р-р-р…

— Ты сказал им, что ты Доктор Сатана, — понял наконец Пепел.

— Доктор, шмоктор, — отозвался Пако. — Лучше бегите, компаньерос. Сейчас вся таратайка повалится как домино.

Они выскочили наружу, и как раз вовремя. Р-р-р-р-РУМ-М-М! — локомотив рухнул в пропасть первым, словно огромная черная рыбина, и вагоны, набирая крен, исчезали за обрывом один за другим, почти с той же скоростью, с какой путники бежали вдоль состава обратно к покинутой дрезине.

Туманное утро застало их в пути. Воздух стал намного свежее — вулканические испарения остались позади — а у Пако в карманах обнаружился запас леденцов и даже фляга со свежей водой, поэтому завтрак на дрезине выдался прекрасным. Они качали движущий рычаг по двое, пока один насыщался, и к полудню расправились с запасом съестного полностью. Но потерянная колея влилась в боковую магистраль, а та — в основную южную, расположение которой, уверял Ревущий Буйвол, каждый ацтек хорошо знает с детства.

— Дети, — сказал Пепел. Торговец непонимающе посмотрел на него, ворочая рычагом. Стрелок объяснил: — Это были дети. Вы же поняли? Когда поезд разбился… 51-й год. По скольку им было? Дети, над которыми кто-то очень хорошо потрудился.