«Красная» и «синяя» линии- двойная спираль «Модулора» Корбюзье: линия степеней золотого сечения и линия удвоенных значений.

«Фибоначчиева ромашка» построенная Дмитрием Вейзе в модели филлотаксиса как спиральная структура («рисунок») над субстратом (-являющейся, в свою очередь структурой- и «рисунком») архимедовой спирали позволяет вести естественную нумерацию новых точек:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 … И наоборот

спирали Фибоначчи-«линейка» для натурального числового ряда.Возможно это- основание для преобразования «Модулора» Корбюзье( или его дискретного аналога)как геометрического обьекта.

Таким образом у нас два ортогональных взгляда, допускающих математическую формализацию. На один и тот же формальный обьект.

Можно ли по двум проекциям восстановить пространственную структуру абстрактного понятия -и что мы тогда увидим?

Кирилл Ефремов.

Язык человека – недавнее приобретение эволюции.

До этого приматы общались жестами, воплями и щипками.

В которых, однако, уже угадывался прообраз будущего языка. Каким был предок языка, «великого и могучего», мы не знаем. Но воссоздать его облик можно попробовать – если применить к человеку принципы этологии, науки об эволюции и экологическом значении поведения.

Читателям, которых заинтересует этология человека, сообщаем – ей будет посвящена главная тема следующего номера.

Изучение коммуникаций – одно из самых впечатляющих направлений этологии. Недаром Конрад Лоренц назвал одну из своих книг «Кольцо царя Соломона», подчеркнув, что мы учимся понимать язык животных. Да и Нобелевскую премию основатели этологии получили в первую очередь потому, что общество поразила расшифровка коммуникации пчел, проделанной Карлом фон Фришем, и многих видов птиц, проделанной Лоренцом и Нико Тинбергеном. Сегодня можно увидеть работы, где до тонкостей разобрано общение ворон, гиен и муравьев, где обсуждаются сентенции обезьян, овладевших языком жестов (о них см. в № 5 за 2001 год). Но едва ли вы наткнетесь на аналогичный рассказ о коммуникации человека. Здесь этологи ограничиваются изучением мимических и двигательных стереотипов. Например, слепоглухонемые дети не ведают, как надо выражать свои чувства, но, подобно другим людям, вскидывают брови в знак приветствия и кривят рот от боли. А существуют ли такие же врожденные механизмы устной речи – единые для всех людей Земли?

Оказывается, несмотря на прогресс наук о языке, многое в теме «Как разговаривает человек» остается без внимания. Созданы целые направления – фо-

нология, психолингвистика, теория универсалий, однако они стараются не выходить за рамки лингвистики, утверждая: в любом языке есть гласные и согласные, субъекты и объекты действия, тенденции развития… Лингвист Чарльз Хоккет еще в 1950-е годы предложил абсолютные универсалии – ключевые свойства, присущие языку человека. Однако перечисление этих мудреных свойств (взаимозаменяемость, перемещаемость и других) позволяет обозначить лишь рамки феномена речи. А что внутри?

Может показаться, что раз речь уникальна, то и изучать ее сравнительную этологию бессмысленно. На самом же деле, возникла речь не на пустом месте, и наблюдение ее корней у высших животных дает пищу для размышлений. Но здесь лучше оставаться объективным, так, будто вы – некий инопланетянин, решивший изучить вокализацию десятка тысяч видов птиц и млекопитающих.

Дойдя до хомо сапиенса, вы едва ли заметите в человечьем курлыканье особую осмысленность или членораздельность. Характерным отличием покажется другое: ритмичная работа губ. Если птицы и звери при вокализации просто открывают рот, то мы все время захватываем что-то незримое губами, помогая языком и челюстями. Близки к этому умению и другие приматы. Обезьянки довольно часто принимаются «бормотать» и чмокать губами. А чем в это время заняты их руки? Оказывается, почти тем же самым – они «грумингуют»: захватывают пряди шерсти, перебирают волоски, время от времени выбирая оттуда кристаллики соли, волосяные луковицы, а то и какую-нибудь живность. И все это отправляется «на попроб» чувствительным губам, которые у приматов – словно еще одни руки.

Будучи в расстроенных чувствах, обезьянка сразу кидается за взаимным грумингом. Тем и успокаивается. Одновременно у нее наблюдается так называемое блямканье (ничего смешного – научный термин!). Как это? Попробуйте быстро сказать «блям-блям-блям» – вот и все дела. У нас эта реакция тоже сохранилась: ее можно заметить, когда дети, оправдываясь или собираясь заплакать, пришлепывают губами. Или когда взрослые морщатся от досады и – «бы-бы- бы-б!» (блин! – это, наверное, оно и есть). В естественных условиях груминг и блямканье наблюдаются у приматов очень часто, особенно при дружелюбном поведении.

У большинства зверей передние конечности находятся «в одной упряжке» с задними, но у приматов они «завели дружбу» с челюстями, языком и губами – как дополнительные органы захвата пищи. В мозге центры управления кистью и органами речи образовали тесные взаимосвязи, что позволяет приматам слаженно манипулировать руками и ртом во время еды. У нас это сотруд ничество пошло еще дальше – пальцы помогают говорить, а высунутый язык – рисовать всякие каракули.

Идея о том, что речь человека сродни манипуляции предметами (в том числе изготовлению орудий), не нова. Но то, что «предметами» речи являются шерстинки собеседника, звучит необычно. Разговор – это скорее «акустический груминг», нежели «инструментальная деятельность» высокой мысли. Нонсенс? Во всяком случае, расхождение с общепринятым «речь – это труд усталых уст». Кстати, наиболее желанный объект груминга у обезьян – маленькие детеныши. У человека подобное влечение переходит в речь – как неодолимое желание повторять и сюсюкать (то есть акцентировать работу губ), общаясь с малышами.

Вопрос о происхождении языка рассматривали в утилитарном ключе еще со времен Энгельса: речь возникла в процессе труда, удовлетворяя потребность что-то сказать друг другу. В 1970-х эта точка зрения получила новый резонанс в связи с работой антрополога Гордона Хьюза об эволюции языка. Ее суть такова. Наши предки обладали богатым языком жестов, а затем поняли, что не очень-то побеседуешь в темноте, со спины или если руки заняты… Исчерпав преимущества языка жестов, люди отвергли его, создав устную речь.

Такая модель кажется мне не меньшей сказкой, чем возможность изобретения языка на совете мудрых вождей. Думаю, в действительности «челове-' ческого языка жестов» (который еще и «был отвергнут») не существовало. У человека параллельно развивались всевозможные способы общения, включая мимику, позы, движения, возгласы, жесты и слова, – для краткости остановимся только на последних двух. Вероятно, уже у предков гоминид сосуществовали как характерные для приматов жесты, например, указательные (вот!), просительные (дай…), агрессивные (цыц!), так и звуковые выражения эмоций, которые и тогда мало чем отличались от наших айо! вах! или ку-у-л!

Позднее, на этапе ранних гоминид, мощная рассудочная деятельность породила имитационные жесты и такие же звуковые сигналы (о-такая змея – хык на меня!). И все эти айо! и хык уже были настоящими словами, хотя и без полноценного языка. Затем появились представители рода Homo, которые усложнили и наделили абстрактным значением как слова, так и жесты – языка, теперь уже настоящего, способного создать картину мира.