Рубцова. Правильно — иди!
Клава уходит.
Потаповский. Зачем ты всех собираешь? Я тебе что велел? Отпусти их! Пусть гуляют, смотрят — когда еще увидят карнавал! Мы потом поедем с ней ужинать втроем… Давай-ка пойдем куда-нибудь — не дадут нам здесь спокойно поговорить.
Рубцова. Ну говори-говори. Вот, нет никого. Что ты оглядываешься?
Потаповский. Пойдем, у нас есть полчаса…
Рубцова. Алексей Николаевич, пока я еще за людей отвечаю!
Входит Хлоя в маске.
Хлоя. Я пришла сказать: там начинается карнавал, поэтому я ухожу, меня не будет.
Рубцова. Зайдите! Что вы там остановились в дверях?
Хлоя. Нет-нет! Спасибо! Я поднялась сюда, чтобы вас предупредить….
Рубцова. Подождите, с вами хотят побеседовать. Снимите маску.
Хлоя зашла, но осталась у двери.
Потаповский. Потаповский Алексей Николаевич — консул Советского Союза.
Хлоя. Садовская — искусствовед Советского Союза.
Молчание.
Потаповский. Прокатились на гондоле? (Пауза.) Много взял с вас, каналья?
Хлоя. Совсем ничего — у меня уже нет денег.
Рубцова. Зачем же вы сели без денег?
Хлоя. Вот подарил мне маску.
Рубцова. Снимите, я вам сказала, это безобразие с головы!
Потаповский. Занятная маска. Прогулка, значит, была короткой?
Хлоя. Он оказался неаполитанец. Такой трудный акцент у него — я не все поняла.
Потаповский. Бесплатно проехались — авторитет, значит, советский срабатывает у простых итальянцев?
Хлоя. Он показал, что коммунисты стоят у витрин. Сказал: стыдно, нехорошо — большая страна, космос…
Рубцова. Здесь вы все поняли!
Потаповский. Вы, если нам все это говорите, то подойдите.
Рубцова. Снимите с головы эту похабщину!
Хлоя. А может, все-таки вы подойдете к женщине? Я ведь не служу у вас в МИДе.
Потаповский (подходит). Какая колючая! (Пауза.) Давайте помнить, что мы с вами в чужой стране.
Хлоя. Это для вас она чужая!
Рубцова. Не забывайте, с кем вы говорите!
Хлоя. Вы — работник советского посольства? Прошу разрешить мне провести этот вечер одной, там… в Венеции… Это необходимо для моей работы. Я изучаю итальянскую культуру, пишу книги по искусству Возрождения. Я тридцать с лишним лет изучаю Возрождение. Я должна видеть карнавал — вот! И я первый раз попала в Италию. Отпустите меня, пожалуйста, товарищ консул, я не уроню достоинство советского человека. Сведениями о нашей армии я не располагаю…
Рубцова. Я считаю — вы должны быть здесь. Вас взяли из-за языка. Вы должны помогать работать делегации. Я как руководитель требую, чтобы она осталась!
За окном шум, восклицания уличных торговцев, грянуло несколько оркестров. Вспыхнули и затрепетали бенгальские огни.
Потаповский. Так! Кажется, приехала! Ну-у, Нина Михайловна, давай… выясни тут… (Выходит.)
Хлоя. Хорошо, я останусь, но вас я переводить не буду!
Рубцова. Ну-ка, хватит, успокойтесь! Хват!
Хлоя. Я должна сказать наконец, хоть я вас и мало знаю: вы жестокая, темная, невежественная женщина!
Рубцова. Ну все! Ты меня достала! В другое время я бы тебя по стене размазала.
Хлоя. Я говорю на трех языках, но не знаю вашего номенклатурного арго!
Рубцова. Тебя отсюда отправят под конвоем в аэропорт — и в Союз! Ты в жизни никогда ничего не увидишь! Будешь сидеть дома. Это я тебе обещаю!
Хлоя. За что нас так наказал Бог — послал вас, чтобы вы столько лет пытали людей! Мне хватит Италии до конца дней. Одну ночь в Венеции можно вспоминать всю жизнь!
Рубцова. Так! А теперь в себя придите. (Громко.) Придите в себя! Слышите, Хлоя Матвеевна, давайте успокаиваться!
Входит Катя, внося шлейф уличного праздника.
Великолепно одета, весела, возбуждена.
Катя. Здравствуйте! Такое количество арбузов съели — ужасно! Утром вылетел из Монако… Татьяна говорит летчику: Майкл, вы случайно не знаете, где можно поесть хороших арбузов? Ну, он говорит: плиз, мэм, надо сесть где-нибудь в Провансе. По телефону заказали Прованс. Сели. Подъехали, набросали — нагрузили целую машину в самолет. Майкл взлетел, усами вертит, кричит: перевес, мэм, выбрасывайте кавуны. Он французов не любит. Начал бомбить сверху, в одну машину попал на капот — я думала, умру от смеха. Майкл потом хохотал всю дорогу. Татьяна в виде наказания поселила его прямо в «Марко Поло».
Молчание.
(Достала сигареты.) Хотите?
Хлоя. Не курю… (Пытается успокоиться.) Но все равно давайте!
Катя. А вы?
Рубцова. Я курю свои.
Катя. Подруга привезла. Она — шахиня, у мужа заныкала. Ему султан, я забыла, с каких эмиратов, присылает. Ленка себе отсыпала на дорогу.
Хлоя (затянулась). Какой странный аромат! Это роза?
Катя (Рубцовой). Попробуйте, женщина, просто так, из интереса. Вы таких не пробовали. Это ж не курево, это так — улыбка деспота.
Рубцова. Я привыкла к другим.
Катя. Болгарские курите? «Родопи», «ТУ»? У вас какие там отечественные сейчас: «Ява», «Столичные», «Космос»? Попробуйте подарок султана, попробуйте!
Рубцова. Я обойдусь, спасибо.
Катя. Мой отец тоже ничего другого не курит — только наши. Каких я ему только не предлагала! Одну прикурит — начинает тут же плеваться. То же самое с выпивкой. Заказала ему виски со льдом. Ну виски выпил, наклоняется, спрашивает: дочка, а как льдом закусывать?
Хлоя. Старый анекдот. Вы кто?
Катя. Я русская, а вы? Вы вроде из Союза, да? Я просто русская, просто Катя из Калифорнии.
Рубцова. Переводчица?
Катя. Не дай Бог! Я вообще не имею понятия, что мы сюда заплыли. (Хлое.) Вы не тяните так сильно, полегче… Затянитесь и подумайте, иначе потом мозгов не соберете. Как у вас, не качается?
Хлоя. Два раза до этого комната качнулась, а сейчас стоит на боку…
Катя. Скоро, значит, поплывете.
Рубцова. Прекратите курить! Это что, наркотики?
Хлоя. Извините, я не курю. Считаю это отвратительной привычкой, свойственной вам, понимаете, ва-а-ам… Зачем меня сюда вызвали, почему? Почему я сижу здесь? Там начинается карнавал! (Кате.) Кто вы, откуда, милая, общительная, по-моему, пьяная девушка?
Катя. Какие наркотики? Не шумите! Это подарок султана. Не надо шуметь. Сами-то вы откуда?
Хлоя. Я из Ленинграда. Я ничего не понимаю….
Катя. А мы с Ленкой из Харькова. (Тихонько поет.) «Город родной над Невой, город нашей славы трудовой…»
Хлоя. Не понимаю, что происходит?
Катя. Этого я вам не скажу, и что я тут делаю, я тоже не скажу…
Хлоя. Что это я курю?
Катя. Подарок султана!.. Товарища Султанидзе! Как Питер? Как наш Питер, стоит еще?
Хлоя. Наш Питер? Петр Петрович наш?
Катя. Это ничего, ничего… Петр Петрович — это ничего!
Хлоя. Питер я люблю. Если бы не он, не было бы даже напоминания. А все-таки еще напоминает, что должно быть. Понимаете: Северная Венеция, северная, снежная Венеция должна была быть!
Катя. Да ладно! Мы и так сидим в Венеции, вчера тут тоже снег был…
