Томислав поднялся наверх по винтовой лестнице и, тяжело дыша, остановился у окна. Некоторое время, пока не отдышался, он глядел на открывавшийся с башни вид окрестностей. Внизу была будничная суета, спешили куда-то слуги и ремесленники, по улицам бродили собаки и домашняя птица, слышался говор, шаги, звон металла; чуть дальше видны были струйки дыма из труб, пахло свежеиспеченным хлебом. Еще дальше простирались поля и нивы, спелые золотые хлеба волновались под ветром. В синем небе проплывали редкие и легкие белые облака. Над башней хлопали крыльями вороны и голуби, носились грачи и дрозды, высоко в небе разливалась песня жаворонка. В южной стороне к городу подступала зеленая зубчатая стена леса, за которой уже ничего не было видно, лишь мерцало вдали голубым блеском озеро.
Взгляд отца Томислава побежал вдоль берега Крки. Ниже Скрадина в нее впадал приток, а примерно в миле от замка над берегом Крки зеленел яблоневый сад, который со всех сторон был огорожен плетнем, чтобы свиньи не поедали падалицу, а крестьянские мальчишки — яблоки с ветвей. Томислав заметил блестевшие на солнце копье и шлем: по ту сторону ограды яблоневого сада стоял на часах стражник. И еще несколько стражников сторожили яблоневый сад, они находились снаружи, за плетнем. Под яблонями сидели пойманные в реке неизвестные существа.
Священник услышал шаги на винтовой лестнице и обернулся. Вошел жупан. Иван Шубич был высок ростом и уже не молод. Черты лица у него были резкие, левую щеку и губы изуродовал глубокий шрам от сабельного удара. Черные, с сильной проседью волосы достигали плеч, борода была коротко подстрижена. Одет жупан был, как обычно, в вышитую рубаху и заправленные в сапоги штаны, на поясе висел кинжал. Никаких украшений Иван Шубич не носил.
— Да поможет тебе Бог в твоих трудах, сын мой, — сказал Томислав, благословляя жупана. Этими же словами он благословил бы и любого бедняка на улице.
— Ваша помощь мне также нужна, — неожиданно ответил Иван Шубич.
Тут Томислав увидел, что вслед за жупаном по лестнице поднялся капеллан замка, неулыбчивый, изможденный отец Петр. Томислав не без труда подавил раздражение. Священники сухо раскланялись.
— Так что, можете вы дать мне совет? — спросил Иван.
Томислав почувствовал волнение, которое, к его досаде, оказалось более сильным, чем ему хотелось бы.
— Да. А может быть, нет. Не знаю. Мой рассудок не в состоянии так быстро постичь все происшедшее, — ответил он.
— Не удивительно, — съехидничал отец Петр. — Я предостерегал вас, сын мой, — обратился капеллан замка к жупану, — только понапрасну время теряем, не стоило посылать гонца за… за пастырем, который ведает приходом где-то в лесной глуши! Не взыщите, отец Томислав, но и вы, положа руку на сердце, должны признать: разобраться в этом деле под силу только ученым людям, самому бану или даже наместнику его величества короля.
— В последнее время он не баловал нас своим вниманием, — заметил Иван. — Меж тем у нас тут более сотни загадочных пришельцев, и всех их нужно кормить и сторожить. Для нас это чрезвычайно обременительно, не говоря уже о том, что их присутствие в Скрадине вызывает день ото дня растущее беспокойство народа.
— Что вам удалось узнать в Шибенике? — поинтересовался Томислав.
Иван пожал плечами:
— Лишь то, о чем я сообщил вам в письме. Вы получили его вчера вечером по приезде в Скрадин. Известно, что у самого берега обнаружили совершенно разбитый корабль. Судя по виду, он пришел откуда-то издалека. Найденные на корабле и в море мертвые тела с виду такие же, как эти пленники. Кроме того, там были и убитые итальянцы, вероятно венецианцы. Должно быть, между итальянцами и этими странными созданиями произошло сражение. Я узнал все это от подчиненных сотника. Сам же сотник предпринял весьма разумные меры, чтобы не допустить распространения сведений об этих событиях. Тела убитых тайно были преданы земле, солдатам строго запрещено распускать какие-либо слухи. Молва, конечно, пойдет, тут ничего не поделаешь, но будем надеяться, что слухами все и ограничится, а через некоторое время они сами собой прекратятся.
— Э, только не у нас, — пробормотал отец Петр, поглаживая длинную белокурую бороду. Другой рукой он беспокойно перебирал четки.
— Верно. Однако не так уж много торговцев ездит через наш Скрадин, — сказал Иван. — Я послал в Шибеник гонца с просьбой о помощи. Надо, чтобы прислали для пленников еды, и стражу необходимо усилить. Ответа до сих пор нет. Вне всякого сомнения, сотник уже получил мое письмо и, наверное, поехал с этим письмом к бану Павлу, чтобы получить от него указания, как быть. Пока бан не сделает распоряжений, сотник остережется предпринимать что-либо на свой страх и риск. Стало быть, придется пока что мне одному нести это бремя. Поэтому я и решил спросить совета у отца Томислава: что мне с ними делать?
— Хорошего советчика нашли! — с издевкой сказал Петр.
Томислав помрачнел и крепко сжал в руке дубовый посох.
— Ну а вы что можете предложить? — спросил он капеллана.
— Убить их. Самое верное дело, — сказал отец Петр. — Уж не знаю, люди они или нелюди, а вот то, что они не христиане, это ясно. Они не исповедуют западно-католической веры, хотя один из них и знает, кажется, по-латыни. Не признают они и нашего славянского богослужения по римскому обряду, не являются и приверженцами греческой веры. Более того, они даже не еретики-богомолы, не иудеи и не язычники!
Отец Петр возвысил голос, каждое его слово гулко отдавалось от голых каменных стен. На лбу капеллана выступила испарина.
— Бесстыдные твари! Срам не прикрывают, совокупляются на глазах у людей без всякого стыда! Даже язычникам свойственна известная стыдливость, даже они признают святое таинство брака. А у этих нехристей нет ни жрецов, ни священников. Для них вообще нет ничего святого, они и слыхом не слыхали, что бывают богослужения, молитвы, церковные обряды. У них нет ничего, хоть сколько-нибудь похожего на религию.
— Если это так, — сказал Томислав, — что ж, значит, прегрешения и пороки в конце концов погубят их род. Но наш долг как христиан и служителей Господа наставить их на истинный путь.
— Ничего не получится, — убежденно возразил отец Петр. — Они животные, у них нет души. А может быть, они даже хуже животных. Может быть, они явились из преисподней, от дьявола…
— Мы должны знать это наверняка, — решительно сказал Иван.
Капеллан схватил его за локоть:
— Сын мой, разве позволительно нам подвергнуться страшной угрозе — быть навеки проклятыми и лишиться бессмертия души! Эти твари навлекут на нас гнев Господень! Святая глаголическая церковь в осаде, со всех сторон ее окружают враги. Папа Римский не желает стать ее заботливым пастырем, православная церковь Сербии — наша противница, а богомилы, эти пособники дьявола!..
— Довольно! — Иван Шубич отстранил капеллана. — Я попросил отца Томислава приехать в Скрадин и посмотреть на тех, кого мы поймали, потому что хочу знать, какое мнение о них составит себе здравомыслящий человек. Сколько раз нужно объяснять это вам, отец Петр? Мы с отцом Томиславом знакомы не один день, у меня нет ни малейших сомнений в его опытности и высоком уме, хоть отец Томислав и слывет чудаком. Он не какой-нибудь невежда, а ученый человек, не забывайте, что он получил образование в Задаре и служил у самого епископа. К тому же отец Томислав живет в задруге, а тамошние крестьяне знают толк в ведовстве и больше, чем где-либо в других местах, подвержены дьявольскому искушению. И сам отец Томислав когда-то…
При этих словах старый священник переменился в лице так страшно, что храбрый воин Иван Шубич запнулся и, не докончив фразы, смущенно сказал:
— Удалось ли вам что-нибудь выяснить, отец Томислав?
Сельский священник некоторое время не отвечал — он должен был прежде преодолеть охватившее его волнение. Когда Томислав заговорил, голос его был усталым и равнодушным:
— Пожалуй, да. Отец Петр сразу обратился к вождю неведомых пришельцев, так как заметил, что тот немного знает по-латыни. Этого не следовало делать. Вождь преисполнен сознания своего высокого достоинства и глубоко страдает. Он страдает от ран, но еще сильней мучает его страх за судьбу своих подданных. А он, вождь, сейчас в положении раба, которым помыкают все кому не лень. Люди насмехаются над обычаями его соплеменников, хотя эти нравы никому не вредят, разве что, пожалуй, им самим… Так чего же вы хотите? Разумеется, вождь с негодованием отвернулся и не желает вести какие бы то ни было разговоры. Господин жупан, лучшее, что вы можете сейчас сделать, это послать к ним лекаря, который пользует ваших солдат, надо оказать помощь больным и раненым.