Литмир - Электронная Библиотека

– И, несмотря на это, Торнтон-отец все-таки ищет большего. Неужели ты думаешь, что он позволил бы сыну жениться на богатой девушке? В сущности, торг все-таки остается торгом.

– Мы в нашем положении не можем выбирать как первый встречный. Богатство налагает на нас обязанности, как на европейцев их дворянский герб. А с моей точки зрения, обязанностям необходимо покоряться. Один только раз в жизни я отступил от этого правила в угоду тебе, но того человека защищало его будущее. Он теперь снова и совсем неожиданно очутился в одном с тобой обществе. Это Герман Зигварт… Ну что же?

Алиса ожидала этого вопроса и подготовилась к нему.

– Что, папа? – равнодушно спросила она. – С тех пор прошло почти десять лет, подобные вещи с годами забываются. Во всяком случае, Зигварт завоевал положение, дающее ему право быть приглашенным на наш раут. Он оправдал надежды, которые подавал.

– Я это знал, иначе и не стал бы возиться с ним, – возразил Морленд. – Я до сих пор жалею, что нам не удалось заполучить его и что все созданное им принадлежит не Хейзлтону. Если бы он тогда предоставил себя и свое будущее в мое распоряжение, то был бы теперь богачом. У себя же на родине он достиг лишь того, что там, за морем, называется блестящим положением. Однако я исполню твое желание, Алиса, но рассчитываю, что и ты постараешься считаться с моей волей. Присутствие Торнтонов даст тебе полную возможность сделать это.

Он вышел, Алиса не возражала, ее план явно удался. Теперь все заключалось в том, чтобы удержать Зигварта в Хейзлтоне, а это нетрудно. Он и без того рассчитывал пробыть некоторое время в городе, а когда вернется, то Залека здесь не будет. Молодая женщина уже составила дальнейший план, которому приезд Торнтонов мог только содействовать.

Морленд сдержал данное дочери слово. В тот же вечер он пригласил всех к себе, а так как Гунтрам с женой немедленно приняли приглашение, то и Зигварту нельзя было отказаться от него без всякой уважительной причины. Все это казалось так естественно и понятно ввиду гостеприимства, которым Алиса всегда пользовалась на ферме, что даже Залек не мог заподозрить какую-то интригу. Он был представлен гостю как друг и бывший полковой товарищ хозяина дома, и Морленд, не знакомый с положением дел, вообразил себе, что немецкий барон остановился здесь на время, совершая увеселительную прогулку по Америке. С Зигвартом Морленд обошелся особенно вежливо как с прежним знакомым, но с оттенком уважения, приличествующим его настоящему положению. Он никогда не отказывал в уважении человеку, сумевшему доказать свои способности.

Они сидели на веранде и сначала говорили о Германии, и Зигварт, к своему удивлению, заметил, что Морленд был прекрасно осведомлен о его архитектурных работах. Национальный музей, положивший начало его известности, пользовался большой славой, и его снимки появлялись в иностранных журналах, но Морленд знал даже о планах и проектах Германа, по которым воздвигались здания в других городах. Вскоре он перешел на другую тему, спросив:

– Вы видели Хейзлтон?

– Да, по пути сюда. Но я там пробыл всего одну неделю и ознакомился с городом поверхностно.

– Этого достаточно. Каково ваше мнение о нем?

– Вы хотите и от меня услышать выражение удивления и восхищения? – улыбнулся Зигварт. – Для вас это, конечно, не ново. Только вы один могли за каких-нибудь десять лет создать такое колоссальное дело. Только ваша страна способна на подобные изумительные проявления своих сил. У нас это было бы невозможно, и нам приходится только преклониться.

– И вы не пожалели, что не вы стояли во главе этого предприятия?

Это был первый намек на прошлое, и Зигварт отнесся к нему просто и непринужденно.

– Конечно, – возразил он, – но ведь вы знаете, что удержало меня на родине. Вы предлагали мне место в бюро ваших архитекторов…

– Только для начала и ненадолго, потому что я не сомневался в вашем таланте. Через несколько лет вы были бы первым в этом бюро. Теперешний начальник строительного управления – акционер нашего общества и, разумеется, получает долю, соответствующую его деятельности. Он уже миллионер.

Это замечание было, очевидно, сделано намеренно. Зигварт понял это, но намек не смутил его.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь. Он, вероятно, также составил план города и следил за его строительством?

– Под моим руководством. Я обычно лично слежу за всем. Но почему вы спрашиваете об этом? Я вижу, что у вас есть какая-то задняя мысль. Что вы хотели сказать?

– Я ведь здесь чужой, – уклончиво ответил Зигварт, – а потому мне не хотелось бы высказывать свои суждения.

– Но я хочу знать ваше откровенное мнение. Я привык к откровенности с вашей стороны.

– В таком случае не задавали ли вы себе вопроса, что будет с вашим Хейзлтоном, если его постигнет какая-нибудь крупная катастрофа?

– Нет, – с холодным высокомерием возразил американец. – Мы основываем наши города для их дальнейшего процветания и роста. Мы не привыкли считаться с невероятными возможностями. О какой катастрофе вы говорите?

– О каком-нибудь стихийном бедствии: пожаре или наводнении, которому нельзя будет препятствовать собственными силами. В таком случае внутренняя часть города погибнет, да и предместья, несомненно, сильно пострадают. Очевидно, не было составлено предварительного общего плана. Строили дома, удовлетворяя требования момента и сообразуясь с невероятно быстрым ростом города, строили, не заботясь о безопасности. Все эти улицы, гостиницы и дворцы возникли как по мановению волшебной палочки за несколько месяцев, между тем как нам понадобились бы на это целые годы. Но построили все так, что город не может противостоять внешней стихийной силе.

Это была такая же бесцеремонная откровенность, какую в Равенсберге некогда высказал молодой архитектор Морленду, уже тогда не выносившему противоречий, а теперь окончательно привыкшему к безоговорочному подчинению. «Король долларов» не возражал, мрачно сдвинув брови.

После короткого молчания Герман снова заговорил.

– Вы тогда предлагали мне первое место в бюро своих архитекторов. Но мне не пришлось бы оставаться на этом месте: в самом начале работ я высказал бы вам то мнение, которое вы только что слышали, и защищал бы его всеми силами. А вы, разумеется, не перенесли бы противоречия от своего подчиненного?

– Нет!

– И я уехал бы… вынужден был бы уехать. Я не взял бы на себя ответственность за такой Хейзлтон.

Морленд встал, видно, едва сдерживая свой гнев.

– Вы сердитесь на мою откровенность?

– Нет, потому что сам потребовал ее от вас. Да, восемь лет тому назад вы действительно сделали надлежащий выбор. Мы не подходим друг другу, и вы не годитесь для Америки. Если бы я считался с вашей основательностью и медлительностью, то Хейзлтон был бы теперь не больше Берклея. Позвольте сказать вам, что здесь мы работаем для настоящего, для того, чего требуют сегодняшний день и час, и у нас нет времени для мечтаний о далеком будущем. Для нас существует лишь то, что есть и будет, а не то, что могло бы быть.

– Преклоняюсь перед вашими суждениями и знаниями, но вы не поколебали моего убеждения.

Морленд повернулся к двери.

– Итак, я жду вас завтра и рассчитываю, что вы пробудете у меня подольше. Вы лишь наскоро осмотрели Хейзлтон: ознакомьтесь теперь с ним основательно, присмотритесь к его вспомогательным средствам, к его кипучей жизни – и тогда поймете, что создать нечто подобное можно, только прямо идя вперед к своей цели, не оглядываясь ни направо, ни налево. В таких случаях это первая и, пожалуй, единственная заповедь.

Он ушел с веранды. Они опять окончательно разошлись во мнениях, но – странное дело! – прежнее пристрастие американца к этому человеку снова пробудилось в нем, он снова подпал под влияние незаурядности Зигварта. Герман осмеливался говорить ему вещи, которые ему не посмел бы сказать никто, и Морленд даже не сердился на него.

Миллиардер всей душой презирал людей, толпившихся вокруг него, преклонявшихся перед ним и добивавшихся его расположения. Он не дорожил даже равными себе и ценил окружающих лишь по их работоспособности. Зигварт был единственным из встреченных им в Европе человеком, который произвел на него неизгладимое впечатление своим властным характером. Он ничего не хотел от него, не преклонялся перед ним, когда же ему предложили высший приз, то отказался от него и ушел.

49
{"b":"278712","o":1}