АЛЬБЕРТО: Теперь я вижу, что тебе не давало покоя! Честно признайся, что ты завистливый и скупой… или как ты это сказал раньше: жадина!

ТУЛЛИО: Вот только с моим магазином что-то все в порядке, а с твоим…

ДЖУЛИАНА: Туллио!

ТУЛЛИО: Да, да… (словно хочет сказать «понимаю») Твой магазин находится на грани банкротства.

АЛЬБЕРТО: С ума сойти, какого ценного администратора я потерял! Так почему же ты тогда не выступил против меня столь решительно раньше?

ТУЛЛИО: Да потому что мне было в тысячу раз проще находиться в аду, слепо доверяться тебе и чувствовать собственную ничтожность, чем решительно выбрать путь свободы. Я пытался сотворить невозможное… (обращается к женщинам), старался подражать ему и хотел быть тоже симпатичным… но это было ужасно. Я совершенно потерял контроль над происходящими событиями, не понимал их диалектики. Реакция людей, да и моя собственная, на некоторые вещи было совершенно неожиданной. Я больше не узнавал самого себя. Когда между нами произошел разрыв, наступил какой-то странный момент. Я чувствовал себя одиноким и беззащитным. Не понимал того, что происходит, находился в полнейшем смятении. Мне было страшно. Но я был счастлив.

И, хотя я очень опечалился случившимся, тем не менее, я понимал, что поступил правильно. И на самом деле, я вступил в контакт со своими старыми, преданными клиентами, с теми, кто еще тогда, когда мы с тобой работали вместе, предпочитали иметь дела только со мной: это были люди из категории антипатичных и не блиставших изысканными манерами. А сколько я услышал от них в свой адрес добрых слов! Казалось, что, и они тоже освободились от какого-то тяжелого груза, узнав, что я остался один; неожиданно стали по отношению ко мне еще более добрыми, открытыми и веселыми.

Для твоих обожаемых клиентов — они еще антипатичнее меня! Такого антипатичного… ведь, именно так окрестили меня эти твои симпатичные клиенты, да и ты сам лично. Если бы обо мне распространилась слава как о человеке с «дурным» глазом, было бы менее страшно, на этом, по крайней мере, можно было бы хотя бы поспекулировать… Как я себя чувствую в рядах этих антипатичных? Великолепно!

АЛЬБЕРТО: Я тебя не понимаю… ничего не понимаю из того, что ты говоришь… Что касается моего мнимого банкротства, то могу ответить тебе: это все идет от зависти и только от зависти. Сейчас между ювелирами идет страшная конкуренция, и я единственный, кто может трубить свою победу!

ТУЛЛИО: Помолчи и не настаивай на своем… (Указывает на Джулию). Разве ты ее не видишь? В каких она разбитых туфлях! Все дело в том, что ты ничего не хочешь понимать; в прочем, в твоем поведении здесь нет ничего нового: я до этого говорил о твоей симпатии… Это слово «симпатичный» обжигает словно огонь… Я пытался привыкнуть к нему, раскрыть его секреты, сделать его своим. Вещь — немыслимая!

Может, попробовать уничтожить его, выбросить в мусорный ящик? Ничего не получится, поскольку оно не осязаемо! А, как насчет антипатии? И с ней ничего не поделаешь! Это две этикетки, доставшиеся нам в наследство, и, которыми мы совершенно бессознательно пользуемся, когда нам это удобно. Мы пользуемся ими вновь и вновь, уже веками, не имея никакого представления об их родословной… и какие бы манипуляции мы с ними не вытворяли, их смысл всегда остается тот же самый. И это еще не все! Сколько существует еще и других этикеток! Мы их заключаем в один блок под названием «другие», хотя они такие разные по отношению друг к другу. Каждая этикетка особенная, со своей историей, со своим блеском и нищетой… Разве ты не видел этих «других», тех, что только что выпивали вместе с нами? И, разве не слышал, какое они определение давали понятию симпатия, вкладывая в это слово лишь только то, что представляет для них интерес?

Словно пораженный электрическим током, на время забывает, где он находится и с кем разговаривает, начинает вести диалог с самим собой.

Стоит заболеть одному глазу, как тут же заболевает и другой глаз из-за симпатии, которую он питает к первому… Взять цветок: одному человеку кажется, что он благоухает, а другому нет. Для одного это живой предмет, а для другого — вещь, обреченная на увядание и гибель… (Эмоционально привлекает к себе Паолу, в порыве нахлынувших на него чувств). Паола, скажи мне, сколько найдется таких людей, которые отдавали бы себе отчет в том, что каждый из нас это уже сам по себе целый мир, целый сад, частично дикий и частично уже ухоженный… со своими фантазиями, тайными уголками…

Нет смысла употреблять слово «другие», если оно не противопоставляется другому слову: слову «я», достигшему гигантских размеров, не вписывающемуся ни в какие рамки из-за чрезмерного одиночества. «Другие» это всего лишь многочисленные «я», целый частокол этих «я»… Если бы все это понимали, насколько наша жизнь стала бы интересней…

В этом случае спонтанное проявление чувств рождалось бы из отваги и решимости броситься без оглядки в истории с самой непредсказуемой развязкой… мы были бы авантюристами с чувственным восприятием вкуса жизни. Смогли бы испытывать настоящую симпатию, ту настоящую, которая называется осознанной. Мы могли бы восхищаться, испытывать радость по поводу одного человека и печалиться, проливать слезы по поводу другого, быть готовыми умереть за одного человека и жить ради другого!

АЛЬБЕРТО: Меня совершенно не интересуют эти твои осознанные симпатии, о которых ты ведешь речь. Я человек дела и со всей практичностью и откровенностью хочу сказать тебе не только, сколь жалкое зрелище представляет мне твое прошлое, настоящее и будущее, но и то, что, если я сюда и пришел к тебе, то сделал это не для того, чтобы просить у тебя милостыню, как это сделала Джулиана. В конце концов, я могу даже ее понять: она видела, что я нахожусь в трудном положении, и пыталась по-своему помочь мне… Я пришел сюда, чтобы попытаться возродить наш союз, чтобы он после десяти лет совместной работы, характеризовавшимися взлетами и падениями, взлетами — благодаря твоим заслугам, и падениями — по моей вине, после устранения всех недостатков, наконец, мог бы доставить удовлетворение, как мне, так и тебе.

ТУЛЛИО: И не пытайся снова увести меня на старую дорогу, ничего не получится.

АЛЬБЕРТО: Дай мне закончить. Несомненно, одно: у меня нет никакого желания настаивать и умолять тебя восстановить наши прежние отношения. И, вообще, иметь дела с людьми антипатичными, вроде тебя…

ТУЛЛИО: Вот, где ты ошибаешься! Ты меня стараешься окрестить антипатичным, в тот момент, когда антипатичным ты являешься уже сам! Сейчас те, «другие», находят меня весьма симпатичным.

АЛЬБЕРТО: Ладно, сам решай, кем тебе хочется быть: симпатичным или антипатичным!

ТУЛЛИО: И первым, и вторым. Решение на этот счет должна принимать заинтересованная сторона, в зависимости от того, захочет ли она видеть нас в первом или во втором варианте. Однако, если существует симпатия, то она должна существовать также и для меня, и, если существует антипатия, то она должна существовать также и для тебя. Особо следует отметить тех, кто становится профессионалом по части антипатия или же симпатии. Ты, по части симпатии, для меня являешься профессионалом…, но цена тебе, при этом, всего три сольдо. То, что случилось у нас с тобой, это всего лишь единичный эпизод, взятый из нашей жизни, и он не идет ни в какое сравнение с теми потрясениями, которые могут провоцировать настоящие профессионалы… Те, что, например, пользуясь твоим оружием, достигают командных постов в государстве, сосредоточив в своих руках неограниченную власть: и нет никаких преград для подобного типа профессионалов. Постарайся представить себе, какой вред они могут наносить всему человечеству. Могут превратить целые страны, горы и континенты… в груды развалин. Ты, в сравнении с ними, всего лишь мелкая сошка… Что касается меня, то я стал симпатичным по всем правилам науки.

АЛЬБЕРТО: Прекрасно. Таких симпатичных как ты, могущих стать антипатичными в моей компании, я могу найти пачками, стоит мне только протянуть руку или свистнуть.