ТУЛЛИО: (Обращается к Ромео) А ты, Ромео, что думаешь ты по этому поводу?
РОМЕО: Что до меня, то мне все представляются антипатичными. Не делаю никаких исключений. Занимаюсь своей работой, и до остального мне нет никакого дела. Здороваюсь один единственный раз, если не отвечают, больше не здороваюсь.
ТУЛЛИО: (Обращается к Ромео) Ловлю на слове, ты со мной всегда здороваешься.
РОМЕО: Потому что первый раз, когда я поздоровался с вами, вы ответили на мое приветствие.
АЛЬБЕРТО: (Обращается к Туллио) Не мог бы и ты высказать свое мнение по поводу этой веселой темы, которую мы выбрали для обсуждения?
ТУЛЛИО: Видите ли…., что я могу сказать вам об этом? Я убежден, что симпатия и антипатия эта два душевных состояния человека, неуловимых и взаимозаменяемых: одно может занять место другого и наоборот. Возможно, это два чувственных состояния человека, как сказал Кармине, именно те две вещи, которые то приходят к нам, то уходят.
КАРМИНЕ: Как видите, я был прав в этом вопросе! А сейчас, ребята пора и за работу. (Обращается к кТуллио). Спасибо за угощение. Погрузим вещи и тут же вернемся: вдруг мы понадобимся синьоре Паоле, она сейчас занимается там своими двумя чемоданчиками. (Забирают вещи, чемоданы, лыжи). Разрешите, разрешите!
Выходят из гостиной, Лючия направляется в комнату Паолы.
АЛЬБЕРТО: Весь этот разговор мне совершенно не понравился.
ТУЛЛИО: Я это знал.
АЛЬБЕРТО: Ты явно затаил обиду, и я хотел бы знать, что ты с ней будешь делать: изольешь ли ее на меня или же скажешь мне сразу, что она касается только лично тебя и адресована кому-нибудь другому.
ТУЛЛИО: Наш разговор был прерван как раз в тот момент, когда он вступил в деликатную фазу.
АЛЬБЕРТО: Стало быть, у тебя обида именно на меня. Что ж, в таком случае излей ее на меня! Если ты не помнишь последние слова, сказанные тобой, до того как наш разговор прервали, я могу их тебе повторить. Ты говорил: «Поскольку я находил тебя интересным…» Ты эти слова говорил?
ТУЛЛИО: (Улыбается, снова обретая то спокойствие, которое у него было в тот момент, когда он произносил эти слова ранее в беседе с Альберто). Я говорил: «Я восхищался тобой».
АЛЬБЕРТО: Точно, «Я восхищался тобой».
ТУЛЛИО: После чего добавил: «Я считал, что каждый твой успех был следствием твоего качественного превосходства, которого ты достиг, противопоставив моей робости свою непринужденность, а моему одиночеству свою общительность». (С этого момента Туллио резко меняет интонацию голоса, она становится ровной, уверенной в себе; приближается к двери, ведущей в комнату Паолы, и начинает звать). Паола, Джулиана, идите сюда!
АЛЬБЕРТО: У тебя что, здесь Джулиана?
ТУЛЛИО: Да, Джулиана, моя сестра! Хорошо, если она тоже будет присутствовать при нашем разговоре.
В гостиную входит Паола. За ней следует Джулиана.
АЛЬБЕРТО: Ты зачем здесь? Пришла, чтобы все рассказать Туллио? Но, кто является твоим мужем: я или он?
ТУЛЛИО: Здесь нет никого, кто был бы «я» или «он.». Здесь есть муж, и есть брат. Джулиана сказала правду, как она ее видит и представляет. Ты, наоборот, весь изолгался, в том числе и по отношению к ней… Ты только посмотри, до чего ты ее довёл!
ДЖУЛИАНА: Туллио!
ТУЛЛИО: Помолчи, пожалуйста!
АЛЬБЕРТО: Сказать моей жене «Помолчи!» Да такое я могу позволить только себе!
Джулиана приказываю: «Помолчи, и немедленно подойди ко мне!» (Не ожидая, когда Джулиана подойдет к нему, сам направляется к ней и привлекает ее к себе обеими руками. После чего, обращается к Туллио). Выкладывай свою обиду, только говори все, ничего не скрывая!
ТУЛЛИО: Тебе не кажется, что я тебя сильно переоценил? Я не сумел разобраться во время, что все это твое изящество вовсе не было продуктом твоей победы над безвкусицей, а всего лишь данью дурным манерам и вкусам. И на самом деле, никакая безвкусица не вызывала в тебе протеста, то же самое можно сказать и о вульгарных манерах, не говоря уже о человеческих пороках. Я видел, как ты, потеряв всякий стыд, заигрывал с некоторыми клиентами, которые не вызывали у меня ничего иного, кроме брезгливости…
АЛЬБЕРТО: Все дело в тактике, в тактике настоящего ювелира!
ТУЛЛИО: «Как это ему удается?» — задавал я себе вопрос. «Как это ему удается не испытывать отвращения к подобным вещам?» Как тебе это удавалось…? Да очень просто: ты не испытывал никакого отвращения, поскольку это чувство тебе было неведомо. Стыд отступал на второй план перед теми пороками, которыми было пронизано все твое существо, напротив, это тебя даже забавляло. Как-то я наблюдал за тобой, как ты строишь гримасы перед зеркалом: тебе нравилось следить за своим деформированным, неестественным выражением лица. Такое же удовольствие ты получал от общения с людьми, деформированными физически и, в особенности, морально.
АЛЬБЕРТО: (Парализованный) Но почему ты ни разу не обратил моего внимания на все это, если я был тебе таким противным?
ТУЛЛИО: Все дело в том, что я видел все эти твои отвратительные пассажи, и был одновременно самым настоящим слепцом.
ПАОЛА: Туллио, куда тебя могут завести подобные рассуждения?
ТУЛЛИО: Извини меня Паола, но я сам знаю, куда они меня могут завести! (Обращается к Альберто). Это происходило также и потому, что ты эти пассажи умел преподносить с удивительным изяществом… мог казаться тонким, трепетным человеком, непринужденно импровизировать и принимать неожиданные решения по ходу дела, чем зачаровывал меня, превращая меня в своего раба… Как, это имело место, всего лишь недавно, когда ты прибыл сюда, (адресует последующие слова Паоле и Джулиане), и тут же придумал себе болезнь и стал, чуть ли ни клясться в своей любви ко мне! Ты словно актер, выступающий на сцене, только твоей сценой является не театральная сцена, а сцена жизни. Для сцены жизни у тебя прекрасно поставлена речь, тебе не составляет труда декламировать свои речи со всеми, со мной, с твоей женой, с Паолой, с любым, кто окажется перед тобой. Ты не тот человек, на которого можно положиться, ты всего лишь персонаж момента: всегда потакаешь клиенту момента, и, что еще хуже, потакаешь ему самым скверным образом, в его самых дурных наклонностях и побуждениях. Ты как пена, которую генерируют морские волны: много шума и ничего… Не было никакой нужды являться сюда Джованне и рассказывать мне о тебе: я все это знал и сам. Как не обходятся в нашей среде без разговоров обо мне, точно также всё знают и о тебе. Ты самый настоящий банкрот! И твое банкротство наступило не сейчас, оно началось с того момента, когда мы совместно с тобой организовали фирму.
АЛЬБЕРТО: (Надменно) Ты этого не можешь утверждать.
ТУЛЛИО: Помолчи! Мне пришлось хорошенечко попотеть, после нашего раздела фирмы, чтобы привести счета и баланс в норму, не считаясь со своими сбережениями. Я оставил тебе всю бухгалтерскую отчетность в полном порядке; не сделай я этого, то сейчас бы я находился бы в том же самом состоянии, что находишься и ты, и в котором сейчас очутилась Джулиана! Сколько тобой было подписано векселей, которые ты затем не смог оплатить, и, сколько раз мне приходилось прибегать к продлению срока их действия, оплачивая проценты по уже набежавшим интересам! А сколько ты их подписал без моего ведома, это одному только богу известно… И сколько чеков, выписанных тобой, без их фактического обеспечения деньгами, я должен был перехватывать буквально на лету! Вот на что ушла вся наша прибыль! Ты как всегда был щедрым, раздавал подарки, делал скидки… имел текущий счет у продавца цветами! Я же для тебя был жадиной, досаждал тебя напоминаниями о своевременном исполнении своих обязательств перед кредиторами: и, естественно, в этой ситуации выглядил антипатичным! Можно не сомневаться: где есть один симпатичный, всегда найдется и один антипатичный, кому придется оплачивать расходы первого… Амстердам! Амстердам! Амстердам! А Джулиана, между тем, сидит себе у себя в доме, и все терпит, причитая… «Я люблю своего мужа»… Может, ты скажешь, кто оплачивал счета за посещение Красного дома?
