– Не могу уехать, не помирившись с девушкой.
– Раз так, даю отгул.
Далеко за полночь затянулись наши объяснения. Помирились! Утром я отбыл на отдых с лёгким сердцем. Дом отдыха находился в живописном месте под Сухуми. Погода стояла чудесная, но мне было очень тоскливо без Сони. Я постоянно думал о ней. Готовил для неё подарки. Залез на высокий кедр, сорвал большую шишку с орешками. Из редкого чёрного бамбука вырезал тросточку и изрисовал её...
Подарки Соне понравились. Правда, сначала она не поверила, что тросточку я сделал сам.
– Смотри! Это же моя подводная лодка «Л-5»! – Как тут не поверить?..
Война продолжалась. Суда постоянно приходили в Батуми на ремонт. Работа в цехах завода была очень напряжённой.
Как-то, заглянув перед обеденным перерывом в цех к Соне, застал её озабоченной. Ей поручили выточить сложную деталь, а она и не знала, как за неё взяться. Девчонка! Было-то ей всего девятнадцать лет. Да и токарем работала только три месяца.
– Не переживай, – успокоил я её. – Иди обедать. Отдохни.
Деталь действительно оказалась сложной, но я был токарем с большим опытом работы, поэтому за обеденный перерыв качественно выточил деталь. Вернулась Соня. Как она была довольна! Глаза её сияли. Ни слова не сказав, нежно обняла меня и... поцеловала. Для меня это было лучшей наградой.
Большая семья Сони жила очень скромно. У меня всегда водились деньги – зарабатывал всё же на заводе, – но предложить их Соне не мог. Знал, что девушка она гордая, не возьмёт. Но мне было известно, что хозяйством в их доме занималась тёща брата. Вот ей-то я и стал давать деньги на воскресные обеды. Однако Соня не скоро узнала об этом.
Осенью 1944 года освобождены уже были Кавказ, Крым, Румыния и Болгария. Менялись задачи и у Черноморского флота. Утром 24 октября меня срочно вызвали к командиру. Нам, группе в шесть человек, объявили, что нас направляют в распоряжение штаба бригады. Зачем? Узнаем в штабе. До отбытия оставалось несколько часов, данных на сборы. Быстро собрав вещи, я помчался к Соне.
– Сонечка! Мне не хочется тебя терять. Я не знаю, куда меня пошлют, что со мной будет. Давай распишемся! – В воздухе повисла тишина. Сердце моё замерло...
– Да. Давай распишемся, – немного подумав, согласилась Соня.
Мы побежали в загс. Расписались. И тут же расстались, так и не успев стать мужем и женой.
В штабе наша группа получила направление – служить на румынских трофейных подводных лодках. Так и жили: я – в Поти, Соня – в Батуми. Приближались ноябрьские праздники, и я решился попросить отпуск на три дня.
– Зачем тебе? – строго спросил командир.
– Свадьбу сыграть.
– Как это – свадьбу? – удивился тот.
Пришлось рассказать, что расписаться-то мы успели, а на свадьбу времени не было.
– Ну, раз такое дело, нельзя не отпустить.
Я срочно продал некоторые свои вещи, помчался в Батуми и наконец закатил свадьбу. Было просто, но возвышенно. С благословением, с пожеланиями счастья, удач… Мы всё-таки стали по-настоящему мужем и женой...
Герои рассказа Евгений и Соня жили долго и счастливо. Вырастили трёх дочерей и сына, который тоже стал подводником.
СЕВАСТОПОЛЬ
Может быть, увидимся
Может быть, увидимсяВыпуск 2
Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Война в письмах
Теги: современная проза
Светлана Ефремова
Удивительный человек моя бабушка. Она всё время хранила письма военных лет, написанные её папой, мамой, сестрой под бомбёжками в Севастополе, заканчивающиеся детским почерком – приписками племянников. Эти письма она получала в эвакуации в Новосибирске. Даже в их адресах есть некий символизм: отправленные с улицы Портовой Севастополя, они чудом добирались до улицы Вокзальной далёкого сибирского города. Мама до сих пор помнит эту улочку – тихую, с одноэтажными кирпичными и деревянными домами. Там моя тогда ещё молодая бабуля разводила возле своего дома огород.
Сохранилось одно бабушкино письмо, написанное в Новосибирске, потом, видимо, вернувшееся, – оно отправлено в июне 1942-го: «...Я представляю себе, что вы сейчас переживаете. Пишу и заливаюсь слезами, дойдёт ли оно к вам. Милые мои, не лучше ли вам эвакуироваться, как бы тяжело это ни было? И крошечки-детки не страдали бы от разрывов бомб и гранат. Милые мама, папа, сестричка и деточки, если получите моё письмо, то сообщите, все ли живы и как живёте, чем питаетесь. Слышу по радио о родном Севастополе, сильно переживаю, болею душой за вас всех. Мы работаем на оборонном заводе. Живём хорошо. Посадили картофель, капусту, морковь, помидоры. Завели свиночку, три курочки. Забот и работы много, но зато зимой будет что есть. В Новосибирске сейчас тепло, всё зелёное и, главное, совершенно спокойно. Только жить материально трудно. Мясо, овощи и жиры на рынке очень дорогие... Но живём, не умираем, хотя мяса и жиров почти не видим...»
А вот ещё пожелтевший листочек из тетрадки в линейку, написанный в Севастополе 17 апреля 1942 года: «Дорогая Лизочка, письма от вас получаем, но редко. Сейчас получили сразу два письма, очень рады. Мы пока все живы и здоровы. Сейчас у нас, если бы не война, было бы очень хорошо. Весна, тепло, цветёт миндаль. Но навещают нас «воздушные пираты». Всё рвутся к нам в Севастополь и разбиваются о наши скалы. Много их отбивают наши доблестные герои Севастополя. Один самолёт упал у нас на вокзале. Врезался в линию за перроном и сгорел. Не видать им нашего родного Севастополя, победа наша – и тогда все увидимся. Мы работаем для обороны, живём потихоньку. Продукты кое-какие дают, в магазинах хлеба пока хватает. Жить можно. Конечно, на базаре из продуктов ничего не продаётся, районы ещё находятся у врага. Но фашисты найдут себе могилы на нашей земле... От брата с фронта уже восемь месяцев ничего нет. Где он находится – неизвестно. Лиза, помяните там моего милого Павочку... Скоро уже 1 Мая, сколько могло бы быть радости. Но враг не даёт нам спокойно жить от зависти. Сижу, пишу, а над головой рвутся снаряды. Гансы прилетели, но наши дают им жару, а те, удирая, сбрасывают бомбы где попало бесцельно...»
Письмо без даты: «Лизочка, мы пока все живы, а дальше будет видно. Наш город теперь – одни развалины. Всё погорело, аж душа ноет, страшно смотреть. Лизочка, думаю, что тебе понятно, какие трудности мы переносили, особенно в последнее время. Привет от Лены и Оли, пока и они живы. Пишу письмо, гремят снаряды, рвутся бомбы... Даже не знаю, что тебе писать. Живите там и не волнуйтесь. Наши воины город не сдадут. Может, когда-нибудь встретимся, если будем живы, а сейчас ничего не знаю. Соседей разрушило. Многие уехали... Что будет? Налёты бывают большие, самолётов много, видим, как их сбивают...»
Если отвлечься от писем и вспомнить историю, то в годы Великой Отечественной войны первый бомбовый удар по Севастополю был нанесён уже 22 июня 1941 года. Но на подступы к городу противник вышел лишь 30 октября. У фашистов было в три раза больше солдат, танков и артиллерии. Строительство укреплений на подступах к городу начали ещё в июле. Было создано несколько полос, окружающих город полукольцами с севера, востока и юга. Враг стремился овладеть городом с ходу, но наткнулся на героическое сопротивление советских войск. Город продолжал мужественно сражаться. Севастополь защищали войска Приморской армии и моряки Черноморского флота. Отважно сражались артиллеристы на Малаховом кургане. Всего несколько орудий и горстка бойцов метким огнём сдерживали натиск превосходящих сил противника. 250 дней защитники Севастополя, отрезанные с материка от страны, сражались против врага. С тылом город связывали лишь морские пути. Севастополь оставался неприступным, сковывая крупные силы врага. Но ряды защитников редели, последние из них оставили город только после приказа Ставки 4 июля 1942 года, поклявшись вернуться.
