Поэзия Бунина столь же нова, сколь традиционна. В его стихах возвращение творящей воли к истоку дней поневоле воссоздаёт прошлое как вечную напряжённость бытия, захватывая своим движением что-то из будущего и вообще вневременного. И всегда при неслыханной ощутительности физическо-чувственной стороны жизни, пустячного и высокого, случайного и предопределённого судьбой:

Как дым пожара, туча шла.

Молчала старая дорога.

Такая тишина была,

Что в ней был слышен голос Бога…

Или подобное, остро-модерное, «энергически-картинное», мерцающее:

Она лежала на спине,

Нагие раздвоивши груди, –

И тихо, как вода в сосуде,

Стояла жизнь её во сне.

В стихах Бунина, вроде бы удалённых «от забот и неволь», предстают потрясённое сознание и смятенное чувства человека нового времени. Это касается всего: прошлого и настоящего, земли и неба, красоты и ужаса, души духа, плоти и разума, «родного и вселенского»:

Небо высится звёздное

В грозной славе своей…

Какая мощь! Как при подобной краткости, словесной аскезе многолик смысл, который держится на «единственном» слове:

Лишь мне звучал тот довременный

Глас бездны в гулкой тишине.

«Гулкая тишина», «грозная слава звёздного неба» – вот оно, существенно бунинское. Бунин и в прозе, и в стихах всегда изобразитель. Нечто частное в прозе и стихах Бунина всегда является живой частью безгранично огромного. Это небо, море, степь. Огромное он интимно приближает к познающему сознанию за счёт невообразимо правдивой частности.

И верховой кивал, как неживой,

Осыпанной звездами головой.

1916

Или:

Скрылись кресты Соловецкой обители.

Пусто – до полюса. В блеске морском

Лёгкою мглой убегают святители –

Три мужичка-старичка босиком.

1916

А ведь эта величавая картина держится на простецком выражении «босиком».

Если вернуться к «единственному» слову, даже в нескольких строках оно строит картину, в которой частное, оставаясь частным, восходит к всеобщему и придаёт ему свойства человеческого, обретаемого в незатейливом чувстве или созерцании:

Грачей пролётные стада

Кричат и весело, и важно.

Как художественно уместно это «важно»!

Нахохлясь, кобчик спит на кочке у дороги,

Покрытый пылью матовой росы…

«Пыль росы»… Бунин называет голос кукушки «юным». Женский портрет – скупое перечисление черт, а изображение дарует нам прикосновение к очарованию, прелести, женственности, безмерно многому:

Блеск темных глаз, румянец под загаром,

Худые милые уста…

Любовь и женщина… И здесь Бунин неотразим. «Встреча» происходит в огромном мире и сама становится огромной:

Но был ещё блаженно пуст

Тот дивный мир, где шли мы рядом.

Да, удалённость Бунина от современной ему поэзии очевидна. Но сколько таинственных сближений, какое родственное эхо царит в его стихах! Вот «блоковское»:

Когда на тёмный город сходит

В глухую ночь глубокий сон…

А эта волшебная лёгкость:

Просыпаюсь в полумраке.

В занесённое окно

Смуглым золотом Исакий

Смотрит дивно и темно.

Ну просто «петербургская школа». Или дерзостная авангардность, излом рисунка и музыкальное напряжение:

С застывшими в блеске зрачками,

В лазурной пустой вышине,

Упруго, качаясь, толчками

Скользила она по струне.

Слышится Заболоцкий. И совсем неожиданное присутствие стихий Осипа Мандельштама:

Ты глядишь из окна – как смешал Петроград

С мутью дыма и крыш мглисто-алый закат.

А какой красотой, силой и нежностью наполнены лирические создания Бунина – «Родине» и «Одиночество» (восхищённый Блок прочитал в этой вещи «своё»), «Песня» и «Псковский бор», «Мушкет» и «Новый храм», «Последний шмель» и «Петух на церковном кресте», и ещё многое, многое…

В поздние свои годы Бунин писал: «Я хочу, чтобы смерть застала меня за книгой с пером в руке…» Так оно и произошло. В последнюю земную ночь 8 ноября 1953 года он продолжал работать над книгой о Чехове. Возможно, это лучшее сочинение о Чехове вообще.

Несколько месяцев гроб с останками писателя находился во временном склепе на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. 30 января гроб перенесли в постоянный склеп, где впоследствии похоронили и В.Н. Муромцеву-Бунину. Вот что писал Леонид Зуров, проживший с Буниными много лет: «Мы с Верой Николаевной выехали в это морозное утро из спящего ещё Парижа… Поля были под снегом. Во время панихиды перед поднятием гроба солнце выходило из-за леса. Снег розовел. Служба была строгая, напоминающая зимнее фронтовое погребение».

В поисках подлинности

Литература / Литература / Эпитафия

Шаргунов Сергей

Теги: литература , Юрий Мамлеев

Я знал Юрия Витальевича Мамлеева много лет и считаю его очень русским писателем, продолжившим в литературе линию Фёдора Достоевского и Андрея Платонова. Поиск человеком подлинности, преодоление пределов и понимание, что человеческая жизнь уходит как бесконечно вверх, так и бесконечно вниз, и очень часто святость и злодейство находятся параллельно, – обо всём об этом он писал. Все так называемые ужастики, которыми он заявил себя в литературе, не выдуманы, а взяты из жизни, и это не просто кошмарные приключения, а проза о путях Абсолюта. Очень сильный рассказ, характерный для Мамлеева, называется «Христос Воскресе» – о маленьком ребёнке, который вышел к грабителю и ошеломил его этими словами. Мне кажется, что этот рассказ очень точно передаёт настроения писателя, и ранний Мамлеев не находится в противоречии с Мамлеевым поздним, который написал свой труд «Россия вечная» о том, что именно русская поэзия есть ключ к постижению российской истории и русского бытия. Он сделал этот вывод, точно и тонко осмысливая русских поэтов.

Мне очень жаль, что последняя книга, которая была задумана Юрием Витальевичем, так и не появилась. Это книга мемуаров об андеграунде, о поэте Леониде Губанове.

Мамлеев не имел возможности печататься в Советском Союзе, но при этом был большим патриотом нашего Отечества, и более того – переосмыслил феноменологию советской цивилизации и понимал, что в главном страна всё равно продолжала линию русской культуры, в том числе христианские традиции.

Оказавшись на Западе, как и многие другие, Юрий Мамлеев убедился в иллюзорности представлений наших усердных западников и, будучи человеком европейской культуры, сохранял в себе глубинную русскость.

«ЛГ» выражает искренние соболезнования родным и близким Ю.В. Мамлеева.

Литинформбюро № 42-43

Литература / Литература

ЛИТВЕЧЕРА

В Государственной академической капелле Санкт-Петербурга состоялся вечер, посвящённый памяти В. Распутина. В мероприятии приняли участие председатель ЦК КПРФ Г. Зюганов, литературный критик В. Курбатов и другие.