Пешкова Виктория
Теги: искусство , музыка
Генеральный директор и художественный руководитель Московского государственного концертного объединения «Москонцерт» Александр Беленький отмечал 70-летие буквально на «боевом посту»: начало сезона – время горячее. Так что интервью получилось послеюбилейным – болевых точек в нём больше, чем ностальгических воспоминаний.
– Юбилей обычно настраивает виновника торжества на философский лад: откуда вышел, куда пришёл, сложилась ли жизнь так, как мечталось в юности. Вот вы о чём мечтали, Александр Григорьевич?
– Найти такую работу, чтобы не надо было рано вставать. Я не лентяй – наоборот, трудоголик чистой воды, но ранний подъём для меня дело почти непосильное. Ну а если серьёзно, то я собирался стать переводчиком. И чтобы увеличить свои шансы на поступление (конкурс на эту специальность везде был ого-го!), пошёл на рабфак и устроился радиотехником в «почтовый ящик». Поступал я в Университет дружбы народов, без особых проблем дошёл до третьего экзамена и, уже начав отвечать, вдруг понял: не моё это! Там, за дверью, люди стоят, нервничают, для них это вопрос жизни и смерти, а я чувствую, что не хочу в этой гонке участвовать. И в голове крутится: вот поступишь, выучишься, придёшь на работу и поймёшь, что это не твоё место в жизни. В общем, с экзамена по истории я ушёл, ещё не особо задумываясь о том, что буду делать дальше.
– По законам жанра вашей следующей фразой должно стать что-то вроде: «И тут вмешалась сама судьба».
– Попали! Действительно, судьба. В 19 лет я воспринимал Москонцерт как своего рода тайм-аут – можно подумать о том, чего мне на самом деле в этой жизни хочется. А оказалось, что здесь проходит вся жизнь – полвека уже за спиной. Так случилось, что как раз когда я ретировался со вступительных экзаменов, один мой дальний родственник писал программу Тамаре Миансаровой – восходящей звезде советской эстрады, только-только победившей на фестивале в Сопоте с песней «Солнечный круг». Для неё собирали команду, и нужен был человек, разбирающийся в радиотехнике. Всё решила моя любовь к джазу. Я из послевоенного поколения, музыке учиться очень хотелось, но не довелось. Мои радиотехнические познания пригодились не только Тамаре Григорьевне, но и джазовому коллективу «Три плюс два» Леонида Гарина, который с ней выступал. Мы участвовали в джазовых фестивалях, которые организовывал Юрий Саульский. Замечательное было время… Потом та самая судьба свела меня с Людмилой Георгиевной Зыкиной – я с ней шесть лет проработал, вёл её концерты. Затем – с Клавдией Ивановной Шульженко. А дальше началась знаменитая эпоха стадионов и дворцов спорта. Это сейчас эстрадную звезду по гонорарам оценивают, а тогда критерий был иной – собирает она стадион или нет.
– Ну после таких масштабов и в руководящее кресло не страшно!
– Тут не в страхе дело. Был у нас замечательный директор-распорядитель Юрий Львович Домогаров. Вот он во мне организационную жилку и разглядел. И сменил я звукорежиссёрский пульт на канцелярский стол начальника хозяйственно-планового отдела. В фильме «Москва слезам не верит» героиня говорит, что самое трудное – научиться организовывать работу трёх человек, дальше количество уже значения не имеет. В 70-е годы в Москонцерте работало до 3500 человек. Мы были самой крупной концертной организацией в Европе. На всю страну работали.
– А потом страны не стало. Как удалось сохранить организацию, которая была абсолютно советским явлением?
– В двух словах не расскажешь, а отделываться общими фразами не хочется. 18 лет я был заместителем Константина Борисовича Булгакова, он пришёл в Москонцерт в начале 80-х – до перестройки было уже рукой подать, так что нашему тандему спокойных времён почти и не выпало. И вы знаете, если учесть, что Москонцерт живёт и здравствует, то, наверное, не так важно, как нам удалось выжить, важно – что удалось.
– Те 15 лет, что вы возглавляете Москонцерт, тоже беспроблемными не назовёшь…
– А таких и не бывает. Во всяком случае, в творческих организациях. Одни артисты приближаются к закату своей творческой жизни, другие только её начинают. Думаете легко поддерживать баланс, который учитывал бы интересы и тех и других, да ещё и позволял бы нам план выполнять? Это, между прочим, 5000 концертов в год, причём на самых разных площадках, а не только в уютных камерных залах, – от московских улиц и Поклонной горы в дни больших праздников до комнаток в центрах соцобеспечения, куда бабушки-старушки приходят за лекарствами. А обеспечить коллективы репетиционными помещениями? Мы за каждый метр боремся: все помещения, которые можно было освободить, под репетиционные залы приспособили. У нас даже в Музее славы Москонцерта репетиционный инструмент стоит. Спасибо Москве, у нас теперь свои концертные площадки имеются: зал Московского мюзик-холла, который вошёл в наш состав, и бывший Дом учителя.
– Но в эти залы должен прийти зритель…
– Вы затронули больную тему. Для нас самое важное – продажа билетов, а она напрямую зависит от рекламы. Реалии таковы, что коммерческая реклама и на большой зал не всегда рентабельна, на маленькие же, где 100–200 мест, – тем более. Стоимость рекламы существенно сказывается на цене билетов, а это, в свою очередь, сужает круг наших зрителей. Мы же не шоу-бизнес, чтобы цены до небес поднимать. На мой взгляд, нужно выработать такие механизмы, которые помогут соблюсти паритет интересов – и рекламщиков, и нас, и нашего зрителя.
– Кризис спровоцировал волну оптимизаций. Москонцерт сократить не пытались?
– Были такие идеи – оставить бюджет, но отказаться от постоянной труппы. Но это тупиковый путь. В спешном порядке в Москве свободный зал найти сложно, а ещё аренда оборудования, оплата вспомогательного персонала... Невыгодно получается. Я не говорю о том, что и артисты не будут сидеть и ждать твоего звонка, у них творческие планы загодя свёрстаны. В общем, удалось нам доказать свою необходимость. Повторюсь, концертная жизнь города – это не только шоу звёзд в пафосных залах. Это ещё и тематические концерты в музеях, библиотеках, учебных заведениях, и городские праздники, и шефские концерты в воинских частях, больницах, школах-интернатах, подразделениях МВД. Чем сложнее времена, тем сильнее в людях потребность в подлинном искусстве. Так что оптимизация коснулась только административного аппарата, и это нам только на пользу.
– Рискну затронуть ещё одну непростую тему – уровень исполнителей.
– Действительно – непростая, мы не так давно ликвидировали один коллектив по этой причине. Я могу долго перечислять наших артистов – и солистов, и коллективы, которые являются лауреатами очень уважаемых конкурсов, в том числе и международных, – но «саморекламой» заниматься не буду. Проблема эта – глобальная: артистов слишком много! Количество губит качество. Все эти «Голоса» и «Фабрики» – сезон заканчивается, и куда пропадает победитель? Где концерты этих дарований в столице и по стране? У них нет школы – их натаскали на короткий формат, они и перегорели за пару лет. Это не поиск талантов, это шоу. Талант надо ещё вырастить, воспитать. Но сегодня это никому не интересно. С профессиональным образованием ситуация не лучше. Я принимаю выпускные экзамены в Институте культуры: из 20 только двое могут остаться в профессии. И так не только с исполнителями. Те, у кого в дипломе стоит модное слово «продюсер», в лучшем случае справятся с работой администратора. А как в 22 года может называть себя режиссёром человек, который ещё ничего не пережил? Но что ещё печальней – они не то что истории искусства, истории своего жанра не знают. Имена Шульженко и Вяльцевой, Енгибарова и Жеромского, Хенкина и Гаркави им ни о чём им не говорят. «Мир начинается с меня» – вот их девиз!
