Даже о складе характера и склонностях души Любищева отзывались как будто бы по-разному: одни называли его рационалистом, даже педантом, другие, напротив, порывистым фантазером, одни видели в нем добрейшего интеллигента, другие ценили его «бунтарские» качества, научную и чисто человеческую принципиальность, не склонявшуюся перед устоявшимися канонами и авторитетами. В чьем-то представлении он был неиссякаемым генератором идей, щедро раздаваемых ученикам и коллегам, а в чьем-то — неутомимым исследователем фактов, скрупулезно собирающим и систематизирующим их.
Но при всей внешней непохожести оценок и отзывов, сообща создавался портрет этого удивительнейшего человека, главная загадка которого состояла в конечном счете даже и не в многогранности способностей (среди крупных ученых такое не редкость), не в энциклопедичности его познаний, а в способе приобретения этих познаний и способе их закрепления.
Есть люди, считающие каждую копейку, жадно прибавляющие одну к одной. Любищев научил себя считать каждую минуту, каждый миг жизни. Он выработал привычку хронометрировать и учитывать расход времени и распределять его между разнообразнейшими занятиями наиболее рациональным образом. Из года в год, на протяжении всей активной трудовой жизни ученый регистрировал в дневнике затраты времени и соответственно планировал — в часах — продолжительность выполнения тех или иных дел. Все это помогало ему отказываться от вещей необязательных, от трат ненужных.
Нет, Любищев не был аскетом, уединившимся в научной келье, отрешившимся от радостей жизни. Литература, театр, музыка, спорт — всему он успевал отдать дань. Семья, дети, друзья тоже пользовались его вниманием и временем. Но он так планировал и распределял часы и минуты труда и отдыха, что успевал сделать в каждый временной отрезок вдвое, втрое больше, чем другие, подчас не менее талантливые люди.
Задачу жизни и соответствующую ей систему поведения Любищев определил для себя еще в молодые годы и неукоснительно следовал заведенным правилам до конца дней. Каким бы удивительным это ни показалось, но в последние десятилетия — а умер Любищев восьмидесяти двух лет — его работоспособность и способность производить идеи возрастали. При жизни он опубликовал около семидесяти научных работ — по дисперсионному анализу, таксономии, энтомологии, широко признанных и переведенных во многих странах мира. Всего же им было написано разного рода статей и исследований на двенадцати с половиной тысячах машинописных страницах — объем колоссальный. Научное наследие Любищева продолжает свою практическую службу и поныне.
В чем же конкретно состоит секрет системы Любищева, из каких деталей складывается? Как ни заманчиво пересказать ее в нескольких словах, но приходится трезво останавливать себя: никакой беглый пересказ не в состоянии передать атмосферу и все нюансы этого опыта. Поэтому лучше всего направить читателя к первоисточнику приводимой здесь информации — к документальной повести Даниила Гранина «Эта странная жизнь…» Убежден, что каждому молодому человеку полезно познакомиться с ней — ради лучшего устройства собственной жизни, ради творческого заимствования «технологии» уплотнения времени, разработанной и примененной на практике подвижником науки Любищевым.
Однако система Любищева — это не просто рецепт лекарства, пропись, годная для всех и вся, это, скорее всего, философия отношения к той «единственной вещи, которую нельзя возвратить обратно при всем желании», как говорил еще в древности философ Сенека. Каждый человек может избрать для себя какую-то иную систему контроля и распоряжения временем, лучше отвечающую его индивидуальным чертам и особенностям, но то, что такая система необходима, — несомненно. Именно это подсказывает пример Любищева, человека, превзошедшего пределы своих видимых возможностей. Да и среди других выделившихся из общего ряда замечательных тружеников мы не найдем «растратчиков времени», «прожигателей жизни». Они могут очень отличаться друг от друга свойствами характера, увлечениями, но все одинаково знают цену минуте.
Не имеет значения, какую область труда вы собираетесь избрать для себя или уже избрали — заводской цех или хлеборобское поле, стройплощадку или землеустройство, учительство или медицину, природоведение или точные науки, — везде и всюду, если хотите стать подлинным мастером своего дела, вас должно и может отличать осмысленное отношение к жизни, умение управлять собой и временем. Как и любое другое умение, управление временем — дело наживное, чему вы могли найти немало подтверждений на предыдущих страницах.
Разве случайна та настойчивость, с какой многие мудрые умы прошлого и настоящего обращают наше внимание на безвозвратный характер времени, взывают к нашему разуму — цените время! Не внять их здравым призывам — значит отнять у себя годы и годы полнокровной, богатой свершениями жизни.
ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО ЧЕСТОЛЮБИЮ
Юноша-десятиклассник в своем школьном сочинении поведал:
«Я еще не решил окончательно, какую выбрать профессию, но определенно хочу стать знаменитым человеком».
Кое у кого из окружающих такое откровение вызвало снисходительно-ироническую реакцию: вот, мол, еще не оперился, а уже о славе мечтает, о почестях…
Действительно, как-то не принято на миру громогласно провозглашать о честолюбивых помыслах. Сначала потрудись как следует, покажи, на что способен, а там общество воздаст тебе должное. Сам же о своей славе и думать не смей. Недостойно такое занятие серьезного отрока.
Все это вроде бы так. Только что-то все же мешает безоговорочно согласиться со столь категорически отрицательной оценкой юношеского помысла. Что же?
А если мы имеем дело не с пресловутой манией величия и не с пустым тлетворным тщеславием, а с горячим и честно высказанным намерением юноши достичь в жизни, ради общего блага, чего-то большого, значительного, отдать всю бурлящую в душе энергию такому занятию, в котором заинтересовано и само общество?
Да, тут есть над чем поразмыслить.
Вспомним снова по этому поводу нашего великого соотечественника Александра Васильевича Суворова. Разве не двигала им в дерзаниях и подвигах в числе прочего также и ничем не стесненная в юности жажда известности, желание превзойти подвиги древних полководцев? И поднявшись к зениту воинской славы, он поощрял юного россиянина к тому же:
«Храни в памяти своей имена великих людей и руководствуйся ими в походах и действиях своих…»
Более того, Александр Васильевич призывал догнать и обойти избранного героя, считая такое стремление достойным истинного мужа.
Разве мы корим Суворова за честолюбивые помыслы и за стремление пробудить такие же чувства у других людей, у юных своих сограждан? Нет, конечно. Ведь мы отдаем себе ясный отчет в том, что честолюбие Суворова покоилось на таком прочном нравственном фундаменте, как неусыпная забота об интересах Отечества, горячий действенный патриотизм. Он не боялся высоких слов, ибо верил в великое предназначение России.
Вспомним, далее, другого замечательного нашего соотечественника — Константина Эдуардовича Циолковского. По натуре был он человеком скромнейшим, довольствовавшимся в личном быту малым, тем не менее, какую поистине дерзновенную значительную цель ставил перед собой:
«Основной мотив моей жизни — сделать что-нибудь полезное для людей, не прожить даром жизнь, продвинуть человечество хоть немного вперед».
Немногие наберутся такой смелости: пытаться продвинуть вперед все человечество! А вот некто из безвестной тогда Калуги взялся за такую великую миссию. И заявить о том во всеуслышание не убоялся. Вот ведь какая «странность».
Поразмышляем над этим фактом. Не будь провинциальный учитель Циолковский охвачен столь страстной заботой о будущем всего рода людского, о благе землян, сумел бы он приподняться над прозой дня, смог бы в своей калужской глуши прийти к дерзновенным идеям покорения человеком космоса и дать им конкретное научное обоснование? И здесь, как видим, большая цель рождала титанические силы.