И все это было для Мэтью: каждая складка на ее юбке, каждый локон ее волос и все мечты, которые лелеяла она, одеваясь к вечеру, были для него одного. Когда он вошел в палатку, у девушки замерло сердце — наверное, она неправильно истолковала его взгляд там, в магазине мистера Кларка. Столь прекрасный мужчина, как Мэтью, не мог обратить на нее внимание, а он смотрел на нее так сурово. Тем не менее, она заметила, что он потрудился над своим внешним видом. На нем была кремовая рубашка в голубую полоску и голубой шелковый платок на шее, отлично сшитые светлые брюки с широким кожаным ремнем и высокие коричневые сапоги. Брюки плотно облегали его узкие бедра и длинные ноги; золотистые волосы и борода были аккуратно пострижены, а синие глаза ярко сияли на загорелом лице. Джон Корт первым подошел к ней и, наклонившись, поцеловал в щеку.

— С днем рождения! — ласково сказал он. — Самая прекрасная девушка Кимберли.

Алида развернула сверток, который он вручил ей, и вскрикнула от радости.

— Пьесы Шекспира! О, Джон, как чудесно! Теперь мой английский станет гораздо лучше.

— Шекспир научит тебя не только этому, — улыбнулся Корт от удовольствия, когда руки девушки на мгновение обвились вокруг его шеи.

Алида вновь занервничала, когда к ней подошел Мэтью; ее сердце учащенно забилось. Он не улыбался и, кажется, не сразу решился последовать примеру Корта и поцеловать ее в щеку. Она почувствовала его холодные твердые губы на своей горячей щеке, и ей показалось, что они навсегда оставили там свой след. Дрожащими руками она развернула маленький сверток, который он ей дал, и замерла от удивления, глядя на его подарок — золотой медальон в форме сердечка на тонкой цепочке.

Девушка подняла глаза на Мэтью, улыбка тронула ее губы, и все ее чувства отразились во взгляде. Мэтью не улыбнулся в ответ, но пока он неотрывно смотрел на нее, Алида почувствовала, будто она тонет в глубине его глаз. На короткий миг им показалось, что вокруг больше никого не существует.

— Хочешь его надеть? — спросил Мэтью.

Алида кивнула, но у нее слишком дрожали руки, чтобы расстегнуть замочек. Мэтью взял медальон и встал сзади девушки; она подняла свои пышные волосы, и он застегнул цепочку у нее на шее. Алида задрожала от прикосновения его пальцев, а у Мэтью было одно желание — прижаться губами к ее тронутой загаром шелковистой коже.

Это мгновение мелькнуло и прошло, и никто ничего не заметил. Но в течение вечера Корт видел, как рука Алиды постоянно прикасалась к медальону, тогда как книга, которую он подарил ей, лежала забытой на стуле. Он почувствовал обиду, и обругал себя сентиментальным старым дураком. Разве можно было рассчитывать, что молодая девушка оценит труды гения больше, чем красивую безделушку? Алида не знала, что Мэтью только сегодня зашел в магазин за медальоном, а книга, подаренная Кортом, была его собственной — любимой, много раз прочитанной, скрашивавшей часы его одиночества.

Корт немного успокоился, когда позднее к его книге присоединился еще один подарок. Один молодой человек, сидевший в углу, легко набросал погрудный портрет Алиды. Всего несколькими штрихами он не только сумел передать портретное сходство, но и живость и неискушенность ее натуры. Алида была в таком восторге от подарка, что художник пообещал на следующий день взять рисунок, чтобы раскрасить его и вставить в рамку.

Мэтью удалось дотронуться до Алиды в тот вечер еще только раз и на виду у всей компании. Организовался импровизированный оркестр — скрипка, концертина и гитара — и гости с радостью воспользовались возможностью потанцевать. Но в 1873 году на алмазных приисках женщин было гораздо меньше, чем мужчин, и Алиду постоянно приглашали. Она смогла уделить Мэтью только один танец — волнующий, чувственный вальс, — и когда музыка смолкла, девушку еще долго беспокоило напряженное выражение его строгого лица, а Мэтью не переставал размышлять над молчаливым призывом, который он прочитал в ее глазах.

Через несколько недель после дня рождения Алиды Корт в поисках уединения отправился в вельд. Атмосфера в маленьком лагере была невеселой. Мэтью каждый вечер возвращался домой утомленный дополнительной работой. Виллем был болен, да и Марта выглядела усталой и больной.

— Виллему не стало лучше? — спросил Мэтью, когда Марта принесла ему ужин.

Марта вздохнула. Ее широкое лицо было бледным, и она с трудом передвигала ноги.

— Нет. Говорят, это дизентерия. В поселках многие болеют.

— Все потому, что не хватает чистой воды, и плохие санитарные условия. Отсюда — дизентерия, понос, лихорадка и цинга.

— Наши друзья собираются поехать на несколько дней к реке. Все считают, что там более здоровая обстановка.

Мэтью промолчал. Он знал, что далеко не все поправили свое здоровье в Клипдрифте; говорили, что могил там больше, чем участков.

— Мы хотели поехать с ними, — продолжала Марта, — но Виллем слишком слаб, чтобы править фургоном. Друзья предложили взять нас в свой фургон, но… — Она замолчала и посмотрела на Мэтью, ожидая его реакции, но он остался невозмутим. — Там нет места для всех — они могут взять еще Даниэля, но не Алиду.

— Понятно.

Марта глубоко вздохнула и набралась духу. В этом человеке было что-то такое, что пугало ее, и она обычно избегала оставаться с ним наедине. События того ужасного вечера висели над ними густой черной пеленой, и хотя они никогда не говорили об этом, в присутствии Мэтью Марту всегда терзало чувство вины и ужаса. Сейчас она должна была просить его об одолжении, и слова застревали у нее в горле.

— Мэтью, не присмотришь ли ты за Алидой несколько дней? Я знаю, что ты очень занят, и мне не хотелось бы обременять тебя, но Виллем так болен, — с мольбой в голосе произнесла она.

— Меня это не затруднит. — Его ответ был едва слышен.

— Спасибо, Мэтью. Большое тебе спасибо! Когда Джона нет, ты единственный человек, которому я могу ее доверить.

Довольная Марта с улыбкой отвернулась и не увидела, каким неопределенным смутным взглядом посмотрел на нее Мэтью, и как он опустил голову и закрыл лицо руками.

На следующее утро Виллем, Марта и Даниэль уехали, и Мэтью и Алида остались вдвоем на два фургона, стоящих бок о бок. День Алида проводила на участке Виллема, наблюдая за рабочими, потому что работа не должна была прекращаться в его отсутствие, иначе он мог потерять лицензию на участок. Рабочие, конечно, воровали алмазы, но уж лучше потерять часть дохода, чем здоровье, жизнь или сам участок. Как обычно Алида вернулась до наступления темноты, чтобы успеть переодеться и приготовить любимый ужин Мэтью.

Но когда они ужинали, Алида все больше нервничала и смущалась, потому что Мэтью совсем не разговаривал с ней и даже, кажется, избегал на нее смотреть. Он ел медленно и без аппетита, и хотя она привыкла к его задумчивости и отрешенности, она еще не видела его таким отчужденным и замкнутым. Алиде началом казаться, что она чем-то вызвала его неудовольствие.

— Еда плохо приготовлена? — робко спросила она наконец.

— Вовсе нет, — мрачно заверил девушку Мэтью, избегая смотреть на нее. — Все очень вкусно, спасибо.

— Но что-то не так? — настаивала она.

— Просто я немного устал. — Он отодвинул тарелку и встал. — Пожалуй, я лягу спать пораньше. Спокойной ночи, Алида.

Алида испытала горькое разочарование. Весь день она ждала, когда останется с ним наедине. Она предоставляла себе, как они будут сидеть и разговаривать, может быть, ей даже удастся разрушить барьер его сдержанности, и в его глазах появится то особое выражение. Но Мэтью ушел, ее мечты не сбылись, и девушка чувствовала себя несчастной.

Пока она мыла посуду, она видела, что свет еще горит в его фургоне. А вдруг он не просто устал, а заболел? В Кимберли сейчас было так много больных, что заразиться было очень легко. Алида в нерешительности закусила губу: она не хотела выглядеть назойливой в глазах Мэтью, и в то же время, если он заболел, ее долг помочь ему. Некоторое время она еще колебалась, не зная, у кого попросить совета, потом распрямила плечи и решительно вскинула голову. Если она уже достаточно взрослая, чтобы в отсутствии Марты заботиться о домашних делах, то она вполне может предпринять необходимые шаги, чтобы спасти здоровье Мэтью. Алида нашла бутылочку с лекарством, которое принимал Виллем, и направилась к фургону Мэтью.