В голосе его было столько горечи и отчаяния, что душу Розмари захлестнула волна леденящего страха.

— Нет… Мэт… нет… Я поговорю с Лукасом. Я расскажу ему про нас, — запинаясь и холодея от одной мысли о предстоящем объяснении с сыном, обещала она. — Может быть, ему это придется не по нраву, однако в конце концов он смирится. Он вынужден будет смириться. Вот увидишь.

Она говорила, сама не веря в возможность желаемого поворота событий.

Сэр Мэтью с сочувствием улыбнулся, но глаза его остались холодными.

— Я уже довольно давно подумываю о том, — сказал он, — чтобы посмотреть мир. Я надеялся, что ты поедешь вместе со мной.

— И я поеду! Поеду! — пылко вскричала она.

— В самом деле? — Он смотрел куда-то мимо Розмари, на возвышающийся за забором особняк.

Когда же через несколько минут сэр Мэтью вновь взглянул на женщину, глаза его были совершенно лишены выражения.

— До отъезда я должен покончить со многими делами. До сих пор не понимаю, почему я продолжал содержать дом в Челфорде, — он вдруг махнул рукой, словно пришел к какому-то решению. — Наверное, придется продать его на ближайшем аукционе. Возможно, я никогда не вернусь в Англию.

Его слова привели ее в такое волнение, что в горле вдруг образовался ком, который мешал дышать и говорить. С трудом взяв себя в руки, она прошептала:

— Мэт, что ты говоришь?

Он как-то странно, неестественно улыбнулся ей.

— Завтра утром, — сообщил он, — я отправляюсь в Челфорд. Решение моих дел там может занять несколько дней, возможно, даже недель. В Лондон я больше не вернусь. Если я тебе понадоблюсь, Роди, ты знаешь, где меня найти.

Она исступленно глядела на него, не до конца понимая, что происходит.

— Ты ставишь мне ультиматум? — наконец спросила она.

— Нет, — ответил он. — Я думаю, что ты уже приняла решение.

Он учтиво поклонился, отвернулся и зашагал в направлении Сент-Джеймс. Она безмолвно смотрела ему вслед, а когда он скрылся за углом, со стоном ухватилась за чугунную решетку ограды, чтобы не упасть. Ей понадобилось довольно много времени, чтобы прийти в себя, но в дом она вошла преисполненная решимости.

Необходимо сделать так и найти такие слова, чтобы ее сын понял, что сэр Мэтью Пейдж вовсе не негодяй, каким Лукас представлял его себе все эти годы. Пришло время простить и забыть давние обиды. Никто ведь не совершенен, и все люди — грешны. Необходимо проявить чуть больше снисходительности и доброжелательности, и все уладится самым лучшим образом.

Подходя к лестнице, Розмари услышала странный шум в библиотеке. Подумав, что там скорее всего она найдет Лукаса, женщина решилась немедленно поговорить с сыном, постучала в дверь и вошла. Однако за письменным столом у окна она увидела не Лукаса. На его месте сидела Джессика. Розмари удивленно воззрилась на невестку.

— Что ты здесь делаешь, Джессика? — спросила она.

Джессика вздрогнула от неожиданности и подняла глаза, но, увидев свекровь, улыбнулась.

— Я дала Лукасу письмо, — объяснила она, — которое написала Анне Ренкин, но решила еще кое-что добавить. Оно должно быть где-то здесь, потому что почту еще не отправили.

Она указала на груду корреспонденции, разбросанной по столу.

Розмари подошла поближе.

— Думаю, что ты все-таки опоздала. Полагаю, он забрал все письма с собой, чтобы лично отнести их на почту, когда уходил сегодня утром, — сказала женщина и спросила: — Ты не знаешь, когда он вернется?

Джессика откинулась на спинку большого кожаного кресла Лукаса и внимательно посмотрела на свекровь. Ей показалось, что Розмари выглядит как-то необычно, чего Джессика не разглядела сразу, когда свекровь только вошла в библиотеку.

— Он сказал, что задержится в городе, потому что у него там масса неотложных дел, но к обеду будет непременно, — ответила она и встревоженным взглядом окинула свекровь. — Розмари, с вами все в порядке? — Она не удержалась от вопроса.

Розмари провела ладонью по лбу прямо над глазами.

— Ох, ничего страшного, небольшая головная боль. Ничего такого, что нельзя вылечить. Мне следует заказать себе очки. Суета и беспокойство — вот что меня погубит, — заявила она с улыбкой, и Джессика улыбнулась ей в ответ. — Элли дома?

Джессика покачала головой.

— В город неожиданно приехала Белла, чтобы сделать кое-какие покупки, и они с Элли отправились по магазинам, — ответила она.

— За обедом Элли, несомненно, расскажет нам обо всем в мельчайших подробностях, — Розмари снова улыбнулась, но Джессике показалось, что свекровь лишь изображает хорошее настроение. — Она, наверное, очень обрадовалась встрече с Беллой. Она ведь ни о ком, кроме Беллы, никогда не говорит. От Беллы она в полном восторге. А мне бы хотелось, чтобы Лукас… — Она вдруг оборвала фразу на полуслове и тяжело вздохнула. — Ну, Лукас, конечно, все равно этого не сделает, так что нет смысла затрагивать эту тему…

Когда Розмари вышла из библиотеки, Джессика медленно перевела дух. Она знала, что Розмари сильно разочарована тем, что они с Элли не стали подругами. Может быть, она приложила к этому слишком мало усилий? Однако, что бы ни предпринимала Джессика, Элли отметала напрочь все ее предложения, сводя на нет усилия жены Лукаса. Элли упорно сопротивлялась всем ее попыткам завязать дружбу. Сегодняшний поход за покупками стал очередной демонстрацией неприязни. Джессика предложила пойти вместе с ними, сказав, что заодно они смогли бы вернуть книжки в библиотеку. Но оказалось, что Белла и Элли идут в противоположном направлении. Они собирались нанести визит портнихе, которая шила платья для Беллы, и библиотека им не по пути. Джессика не стала настаивать, понимая, что ее присутствие нежелательно. Настойчивость в таком вопросе только обострила бы и так сложные отношения. Она могла добиться лишь того, что Элли осталась бы дома.

Вздохнув, Джессика опустила глаза на груду писем, в которой искала свое, адресованное Анне Ренкин, и принялась приводить в порядок корреспонденцию. Вчера еще она бы не осмелилась войти в библиотеку и шарить в личных вещах мужа. Но после минувшей ночи, когда они наконец стали любовниками, все изменилось. Утром она долго думала о муже, и легкая улыбка блуждала у нее на лице. Он заставил ее почувствовать себя любимой и желанной, он согрел ее душевным теплом, а теперь, в эту самую минуту, занимался сбором сведении о Родни Стоуне не потому, что сам полагал, будто с ним что-то случилось, а потому, что хотел успокоить жену, вернуть ей душевный покой. Раз она сказала, что сможет успокоиться, только увидев собственными глазами, что мистер Стоун жив и невредим, он займется этим делом и приведет его к ней.

Собираясь уходить и поднимаясь с места, она что-то задела рукой, и тонкий лист бумаги соскользнул со стола на пол. Джессика решила, что не станет проявлять чрезмерного любопытства, — она не считала правильным читать личную корреспонденцию мужа, — однако, заметив на бумаге собственное имя, ее глаза сами пробежались по листу.

Это было письмо от поверенного Лукаса, адресованное лорду Дандасу, в котором сообщалось, что в соответствии с полученными инструкциями он выплатил различные суммы денег из трастового фонда, который был учрежден для Джессики Хэйворд. В письме назывались имена получателей: Руперт Хэйг и Адриан Уайльд.

Сложив письмо, она поместила его сверху аккуратной стопки, которую образовала корреспонденция Лукаса. Она вспомнила, как муж говорил ей о том, что занимал у друзей деньги на покупку Хокс-хилла. Странным, однако, показалось ей то, что он так долго ждал, прежде чем расплатился с ними.

В глубокой задумчивости она покинула библиотеку.

Джессика присела на краю кровати и принялась вплетать в косу длинную ленту. Она думала о том, как утром проснулась здесь, в этой комнате и в этой постели, в объятиях мужа, все еще ощущая ту интимную близость, которую с ним разделила. Она была счастлива, полна надежд и лишена всех страхов. Но состояние безмятежности и счастья улетучилось во время обеда. За столом царило напряженное молчание. Ее свекровь была явно чем-то расстроена, Элли — подавлена, а мысли Лукаса витали где-то очень далеко. На невинное замечание матери Лукас внезапно ощетинился. Атмосфера в столовой стала вдруг взрывоопасной.