Взгляд Розмари упал на ее собственное отражение в одном из огромных зеркал, занимавших всю поверхность стен между высокими окнами. За ней никто не наблюдал, и Розмари неторопливым шагом приблизилась к зеркалу, чтобы повнимательнее рассмотреть себя. Когда молодость уходит, никто больше не посмотрит на женщину с вожделением. Розмари хотела посмотреть на себя беспристрастным взглядом.

Непрошеная мысль мелькнула в голове, прежде чем Розмари успела отбросить ее прочь. Интересно, что подумал бы про нее Мэт, если бы имел возможность увидеть ее сейчас?.. Пятнадцать лет — большой срок. Она покачала головой и тяжело вздохнула. Воспоминание о Мэтью Пейдже было главной причиной ее сегодняшнего самоанализа.

Анна Ренкин, сама того не ведая, стала для Розмари источником информации. Миссис Уайльд однажды ненароком упомянула при Анне, что видела сэра Мэтью, как тот выходил из городской библиотеки на Уотерсайд-стрит, и ответ Анны буквально ошеломил ее.

— Траур кончился, уже прошел год со смерти Оливии, и теперь, наверное, мы чаще будем видеть его, — сказала Анна. — Всем известно, что бедняжка Оливия предпочитала жить в Лондоне, но сейчас уже ничто не держит сэра Мэтью в столице. Он несомненно переедет в Метчинг. Он всегда любил этот дом, не говоря уж о том, что это самое величественное здание во всем графстве. Я всегда считала, что оставлять такой дом пустовать полгода — почти преступление.

Из слов Анны Розмари узнала, что срочные дела заставили сэра Мэтью на время вернуться в Лондон, в противном случае он непременно присутствовал бы на балу у Беллы.

— Глупая старая женщина, — пожурила она свое отражение в зеркале. — Ты столько времени потратила, чтобы привести себя в приличный вид, — и зачем?

Мэтью все равно не было в Хэйг-хаусе, а даже если бы и был, то вряд ли обратил бы на нее внимание. Его любовница раза в два ее моложе.

«Ты уже стара, Розмари Уайльд, и тебе лучше смириться с этим», — думала Розмари, смотря на себя в зеркало.

Вдруг рядом с ее отражением возникло другое, и сердце замерло у нее в груди.

Мэт! Он стоял позади нее и, увидев женщину, двинулся к ней.

— Розмари?.. — услышала она его полный удивления голос.

Она повернулас к нему, уже справившись с волнением.

— Розмари… — сказал он. — Я не ошибся — это ты. Рози… — тихо произнес он, наслаждаясь звуком имени, которым только он называл ее. — Пятнадцать лет — это так много, но мне кажется, что все было вчера.

Она вежливо приветствовала его, сохраняя хладнокровие, хотя сердце болезненно стучало в груди. Больше слов она не находила. Она чувствовала себя как юная девушка на встрече со своим первым поклонником. Ох, как это глупо! Она давно перестала быть юной девушкой и теперь с содроганием думала о том, сколь сильно измелили ее минувшие годы.

К нему они оказалась более снисходительными. Появившиеся на лице морщины вовсе не старили его, а немногочисленные серебряные нити в черных волосах лишь придавали ему мужественности. Он всегда был слишком миловидным, теперь же этот недостаток исчез. Он оказался выше ростом, чем помнила Розмари, но глаза его — голубые и блестящие, обрамленные густыми черными ресницами, — ничуть не изменились.

— Ты не против прогуляться? — спросил он, предлагая ей руку.

Она без слов приняла предложение и позволила увести себя из залы. Он заговорил о том, что Руперт проделал огромную работу в саду, она невнятно отвечала ему. Все ее мысли были о прошлом. Она вспоминала их первую встречу. Мэтью был их новым соседом и с первого взгляда понравился ей. Они впервые повидали друг друга во время верховой прогулки, а сблизил их и укрепил дружбу факт, что оба оказались товарищами по несчастью. Падение с лошади стало роковым для супруги Мэтью — она сломала позвоночник и на всю жизнь оказалась прикованной к инвалидной коляске. Нечто подобное случилось и с мужем Розмари — разбитый параличом, он не поднимался с кровати. Никто лучше самих Мэтью и Розмари не понимал их одиночества и отчаяния, об этом они решались говорить лишь друг с другом, только друг другу могли излить душу. Со временем что-то странное стало твориться с Розмари. Когда она встречала устремленный на нее взгляд Мэтью, на душе у нее становилось легко и спокойно. Настроение у нее улучшалось, когда он входил в комнату. Они полюбили друг друга задолго до того, как осознали это.

Теперь, спускаясь по ступенькам с террасы, они не разговаривали. Была глубокая ночь, но сад ярко освещали многочисленные лампионы. По обоюдному молчаливому согласию они выбрали дорожку, ведущую вдоль крутого обрыва. Светская беседа не подходила к данному случаю, а Розмари не решалась произнести вслух слова, которые давно обдумала и заготовила.

— Рози, — внезапно отозвался Мэтью, — я намерен разрушить все запреты, которые нас разделяют. Я много думал о том, как сказать тебе об этом.

Серьезность, с которой сэр Мэтью произнес эти слова, испугала Розмари.

— Какие запреты, Мэт? — спросила она, пытаясь сохранить спокойствие.

— Теперь, когда истек срок траура, я собираюсь вести более открытый образ жизни, — объяснил он после минутной паузы, — выезжать в свет и появляться на приемах, на которых надеюсь встречать и тебя. Мне бы хотелось видеться с тобой почаще. Только так мы сможем забыть прошлое и восстановить былое доверие друг к другу.

Розмари судорожно сглотнула, полагая, что таким образом сможет избавиться от кома в горле, который мешал ей дышать. Ей казалось, что она поняла, к чему клонил Мэтью. У него не было детей, и он решил повторно жениться, чтобы молодая жена могла подарить ему наследника. Он станет вести светский образ жизни, чтобы подыскать себе подходящую невесту. Встретив сегодня на балу ее, Розмари, он решил поговорить с ней из вежливости, но они давно ничего уже не значили друг для друга, поэтому в этой беседе не было никакой необходимости.

— Я поняла, — тихо промолвила она.

— Что ты поняла? — спросил Мэтью, пристально глядя на свою спутницу.

— Человек в твоем положении должен жениться, чтобы иметь наследника, — пояснила она.

— У меня есть наследник, Роди. Это мой младший брат, — сообщил он. — Когда-то я действительно хотел иметь детей, но теперь уже нет. Я собираюсь сделать кое-что другое. — Он неожиданно остановился и повернулся лицом к Розмари. — Ты все еще презираешь меня, Роди?

— Я никогда не презирала тебя, Мэт, — ответила женщина, глядя ему в глаза.

— Правда? — Напряжение в его голосе вдруг исчезло.

— Конечно. Просто мы больше не могли оставаться друзьями, — с грустью промолвила она.

— А теперь? Мы можем стать ими снова? — с надеждой спросил он.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Розмари.

— Мне кажется, нам обоим было бы приятно встречаться иногда, чтобы… поговорить, как сейчас, — неуверенно предложил он.

Как она ни старалась сохранять равнодушный вид, перспектива встреч с Мэтью потрясла ее до глубины души.

— Ты хочешь, чтобы мы опять стали друзьями? — спросила она. — Это невозможно, Мэт, но дружеские отношения мы поддерживать можем.

— А почему не можем быть друзьями? Потому что твой сын все еще ненавидит меня? — допытывался он.

— Мы никогда не говорили с Лукасом о тебе, — поспешно ответила она.

— Роди, ты никогда не чувствовала себя одинокой? — упавшим голосом спросил сэр Мэтью.

Она не ожидала такого вопроса, он застал ее врасплох. И тем не менее она ответила:

— Нет, я никогда не чувствовала себя одинокой. Жизнь была добра ко мне. У меня есть семья и друзья, на которых я могу положиться.

— А ты не хочешь узнать, был ли я одинок? — спросил он после продолжительной паузы.

Спрашивать об этом она не считала нужным, она давно знала ответ. Мэтью оставался с женой, но изменял ей. У него всегда были любовницы, но в последнее время, уже после ее смерти, он буквально купался удовольствиях, несмотря на траур и приличия.

— Мне известно, что ты не был одинок, Мэт, — стараясь говорить равнодушным тоном, — ответила она. Ей было неловко и больно раскрывать то, что на самом деле она думала о нем. — У людей длинные языки, а у меня есть уши. Кроме того, ты никогда не испытывал недостатка в женском внимании. Твоя последняя любовница… — Розмари вдруг осеклась и замолчала.