Домутила у нас не было: всё оставили в наследство Керсундо. Боялись тщательной проверки на КПП космодрома. Поэтому пытались раскрыть инкогнито раненой девушки простыми допросами. К сожалению: полностью бесполезными. Даже женщины оказались на этой яхте только две недели назад. Взамен уволенных ранее за какой-то проступок. И занимались они лишь уборкой в каютах миледи. Да одна из них сразу завладела любовными симпатиями похотливого старпома.

А уж сама миледи Кассиопейская даже не соизволила ответить на наши вопросы. И вела себя ещё более мерзко и отвратительно, чем её старпом. Пришлось и её изолировать отдельно, в одной из больших приемных. А после того как она чуть не лишила себя жизни, то вообще держать её в наручниках, да ещё под воздействием снотворного. Началось всё с того, что она в первый же день плена сорвала с себя повязку и щедро полила кровью всё, на что у неё хватило сил. К счастью Николя не поленился зайти через положенное время её проведать и вовремя поднял тревогу. Ещё бы чуть-чуть и разъярённая миледи отдала концы из-за невероятной потери крови. После нескольких часов переливаний, она вновь вскочила, и (стыдно про такое даже вспоминать) изгадила своими экскрементами помещение корабельного госпиталя.

После этого она была просто принайтована к кровати и усыплена.

И вот теперь мы спорили с Малышом о дальнейших наших действиях. Я предлагал оставить всё как есть, а мой друг настаивал на попытке продолжить контакт и сближение. И добиться хотя бы успокоенности со стороны пленных. Ещё лучше: полного их нейтралитета. А для этого он упрашивал просветить частично о наших целях в первую очередь владелицу яхты. Остальной экипаж вёл себя вполне смирно и благоразумно. По крайней мере, явно никто не предпринимал шагов по изменению своего статуса пленных. Кроме старпома, конечно!

— Ты только обрати внимание, — Малыш устало потёр свои щёки. — Как она возмущена несправедливостью! Как она негодует! Как она ненавидит нас за неправомерные действия! Уже только это характеризует её как человека справедливого, принципиального, с высокой моралью и определённым кодексом чести.

— Ха! Имея такую яхту?! — я обвел рубку руками. — Чаще всего такое богатство находится в руках людей с полным отсутствием не только совести, но и малейших гуманных ограничений.

— Если бы это было так, то в экипаж набирали просто хороших специалистов. А ты вспомни, что мы слышали: на каждое место рассматривались кандидатуры более десяти тысяч претендентов! И они до собеседований даже не знали об этом! То есть здесь не могли пролезть люди с сомнительным прошлым или скрытным образом мышления. Только самые лучшие во всех отношениях.

— Вообще то собранные здесь люди, весьма показательный фактор.

— Основополагающий!

— Но ведь если мы раскроемся хоть частично, то потом о нас могут сообщить! — подобное казалось самым опасным. — И на Оилтоне нас встретят во всеоружии. К сожалению, не только друзья!

— Вот поэтому именно ты должен поговорить с ней! — Малыш поощрительно улыбнулся. — Тебе лучше всего известно, до какой степени можно раскрыться. Что утаить, что добавить. Тем более что на данный момент ты даже не разработал план проникновения на Оилтон. Завтра мы можем быть рядом с системой Датарг. Средства ты достанешь. А дальше?

— На месте посмотрим… — Ох как не хотелось признаваться в трудностях.

— А ведь только небольшая поддержка со стороны миледи даст нам просто невероятную фору во времени.

— Согласен, — наконец-то решился я. — Попытка не пытка! Но ты отсюда, из рубки, прислушивайся к нашим переговорам.

— Не беспокойся! — Малыш с удовлетворением включил переговорное устройство с госпиталем. — Николя! Как там хозяйка яхты?

— Уже минут пять, как проснулась! И видимо набирает силы для очередных оскорблений в нашу сторону. Давать её новый укол?

— Не надо! — заговорил я. — Сейчас тебя сменю, а ты иди, отдыхай.

— С удовольствием! — обрадовался Николя. — И глаза слипаются, и нехорошие слова пусть лучше на тебя изольются.

Через несколько минут я уже разглядывал проснувшуюся девушку. Лицо её было бледным, невзрачным. И весьма далеким от совершенства. Хотя и страшненькой нельзя назвать весьма правильные черты. Но мимо такой пройдёшь и не заметишь, хотя только она одна и будет на улице. Конечно в том случае, если не смотреть в её глаза. Огромные, бездонные, гипнотизирующие, обжигающие, гневные и ненавидящие. Так и казалось, что они сию минуту полыхнут огнём и испепелят меня на месте. Мне даже стало зябко, и только усилием воли сдержался, что бы не поёжится.

— Здравствуйте! Как ваше самочувствие? — приходилось вкладывать в голос всю доверительность и сочувствие. Но девушка даже губ не раскрыла для ответа. Пришлось продолжать, как ни в чём не бывало. — Разрешите представиться; меня зовут Антон…

— Так я и поверила! — неожиданным выкриком перебила меня миледи.

— Согласен! — тут же ответил я. — Но так меня звали в последнее время. Надо ведь как-то поддержать наш разговор? А обращение по имени весьма этому способствует.

— Зато не способствуют ремни, которыми стянули моё тело!

— Очень сожалею, что подобное действие нам пришлось совершить! Но это — в целях вашей же безопасности. Смею вас заверить, что и остальные члены вашего экипажа находятся в полном здравии. И не связаны! По недоразумению только вы пострадали.

— Недоразумению?!

— Или из-за вашей агрессивности. Ведь вначале вы могли свободно передвигаться! Не забывайте этого. И в самом скором времени мы вернём вам свободу со всем вашим достоянием.

— Ложь! — она даже пошевелила щеками, будто собирая слюну для злобного плевка. Для спокойствия пришлось отойти подальше и спросить:

— А что вас заверит, что я говорю правду?

— Развязать меня! — тут же выкрикнула девушка.

— Нет проблем! — и я быстро провёл манипуляции с ремнями. Она уселась на кровати и с презрением спросила:

— И вы это сделали без предварительных условий?

— Нет, условие есть: вы не будете вредить своему здоровью!

— А вашему можно?!

— Не советую! Вы имели уже неосторожность сделать такую попытку. Итак: даёте слово?

— Надеетесь на мою порядочность?

— Очень надеюсь! — с самым серьёзным видом признался я. — Мы и так доставили вам массу неприятностей и переживаний, поэтому хочу, что бы вы хотя бы поверили в безвыходность нашего положения. Так даёте слово?

— Только если меня поместят в мою каюту!

Я отрицательно покачал головой:

— При всём желании — не могу! Мы ведь и так сильно рискуем нашей безопасностью, а обыскать вашу каюту досконально нет просто физической возможности. Я просто уверен, что там имеются несколько тайников. Используя которые, вы принесёте существенные неприятности и нам и себе.

По движению опущенных ресниц, мне показалось, что я угадал о тайниках в её каюте. Но смятение продолжалось недолго:

— Хорошо! Я даю слово! Но выдвигаю другое встречное требование…

— Какое?

— Вы мне подробно опишите причины, вследствие которых моя яхта оказалась в ваших руках!

— Так я это и пытаюсь вам предложить! — воскликнул я.

— Что бы втереться к нам в доверие?!

— Ну, это вряд ли…

— Ага, понимаете, что я не дура! Тогда зачем? Не молчите! Раз уж решили откровенничать!

— Зачем? — переспрашивая, я выигрывал секунду на раздумья. — Затем, что бы после нашего расставания вы сразу же не натравили за нами полицейские силы.

— Ага! — девушка злорадно засмеялась. — Значит, вы просто боитесь наказания?! И правильно боитесь!

— Если бы только это, и если бы мы были людьми другого склада, то намного легче избежать наказания, упрятав все концы в чёрную дыру. — Не обращая внимания на затрясшиеся губы моей собеседницы, я продолжил после паузы: — Но мы наоборот защищаем человечество и служим принципам гуманизма. Просто так, на данный момент сложились обстоятельства. И чем быстрей мы решим свои проблемы, тем быстрей вы сможете убедиться в чистоте наших замыслов. А потом я даже готов ответить за все наши прегрешения перед вашим судом.