– Сколько тебе нужно времени?
– В худшем случае пять минут.
– Ладно, на пять минут моего словарного запаса хватит.
Я двинул к двери, проник в подъезд и подступил к квартире Серафины. Ещё целую минуту я потратил, репетируя разговор, который мне предстоит завязать с художницей. Если прижмёт, могу вполне складно врать, но сейчас чувствую себя совершенно неуверенно.
Ладно, надеемся, она не бросится бежать, и из-за угла не выскочит очередной воинственный иоаннит…
На мой стук быстро отозвались: низкорослая худенькая дама лет тридцати пяти оказалась на пороге спустя считанные секунды. Судя по заляпанному фартуку, она сейчас занята рисованием. Лицо у неё поразительно вежливое и доброжелательное (все творческие личности кажутся мне грубыми истериками).
– Добрый день, месье, – зазвучал её глубокий приятный голос, от которого у меня стало щекотно за ушами.
– Добрый день. Я не ошибся, это квартира мадам Дуе?
– Да, мадам Дуе – это я. Прошу Вас, входите.
Меня впустили в тесную, но уютную квартирку, где каштановый цвет царит и на стенах, и в мебели. Картин на стенах нет, зато вот растений в горшках очень много. Короче, я бы не отказался здесь жить.
– Мне Вас очень рекомендовали знакомые, – вернулся я к хозяйке дома. – Хотел заказать портрет своего сына, скоро ему исполняется двадцать.
– Дело в том, что у меня много заказов…
– Время терпит. Я так и предполагал, что озаботиться стоит заранее – мне нужна картина через месяц.
– Что ж, к этому времени я могу выполнить заказ, – ещё более вежливо и приветливо улыбнулась Серафина и пригласила меня жестом в студию. – Пойдёмте, подберём подходящую композицию будущего портрета.
Она повлекла меня вглубь квартиры. Проходя мимо комнаты, в которую собирался влезть Паттер, я бросил взгляд на окно, за которым разглядел лицо напарника. Тот понял, что момент настал, и бесшумно открыл окно. Дальнейшие его действия я увидеть не мог.
Мадам Дуе привела меня в комнату, где больше дюжины мольбертов образуют сущий лес художника. Расставленные абы как, чтоб меж них приходилось петлять зайцем, на каждом незаконченный холст. Где-то только намечаются линии будущего произведения, а где-то осталось доделать малейшие детали.
– Вы хромаете, месье, – заметила Серафина. – Что случилось?
– Я упал. Ничего страшного на самом деле.
– Понятно. Осторожно, месье, здесь краска. Вот, – указала художница на почти завершённую работу, – очень популярно в последнее время: крупный план, человек сидит вполоборота, на фоне – атласная ткань.
– Такие портреты сейчас часто заказывают? – сыграл я заинтересованного простачка.
– Да, в них есть что-то изысканное, необычное, но при этом отсутствует царственность – её многие сторонятся. Плюс когда человек изображён вполоборота, на лице появляется больше теней, оно становится более фактурным, живым.
– С Вами не поспоришь. Но Вам не кажется, что это не подойдёт молодому человеку? Здесь же у Вас изображён импозантный мужчина, в возрасте, состоявшийся. Боюсь, моему мальчику это будет не к лицу.
– Вы ошибаетесь, – Серафина непрестанно жестикулирует, – молодые люди получаются на подобных картинах едва ли не лучше, чем возрастные. К сожалению… хотя, идите за мной.
Мы опять прошлись между мольбертами, красками и столами с натурой. Хозяйка студии привела меня к другой картине, где в схожей позе сидит молодая девушка. Разве что портрет только начат, и девушка (а тем более её молодость) угадывается с трудом.
– Плохо видно, но подключите немного воображения. Представьте своего сына – я уверена, смотреться он будет просто замечательно.
– Простите, – подключил я дотошность, – а на заднем плане ткань? Что-то вроде портьеры?
– Да, свисает складками, достаточно интересный фон, но в то же время он словно бы показывает, что всё иное неважно, важен лишь человек на портрете. Всё постороннее словно завешено специально.
– Мне не нравится цвет, – брякнул я наобум первое, что пришло в голову.
– Багровый? – даже удивилась Серафина, словно этот цвет не может не нравиться. – Но его легко заменить на любой другой.
– Правда? Но на том другом портрете тоже был багровый.
– Просто он в моде. Многие заказывают у меня багровый, хотя были заказы на золотую или серебряную портьеру.
– А как насчёт чёрной?
– Это нежелательно: фон и без того тёмный, так что чёрный будет не лучшим выбором. Тёмно-серый ещё возможен, но я бы не советовала выбирать столь кардинальный цвет.
Кардинальный цвет? Боже, я попал в лапы на редкость творческой мадам.
– А что насчёт складок? – придирчиво сжал я подбородок. – Мне бы хотелось, чтоб их было меньше.
– Это тоже не проблема.
– Можно даже сделать портьеру абсолютно гладкой?
– Боюсь, это будет выглядеть слишком скудно.
– Вы думаете?
– Разумеется! Выбор ткани на фоне обусловлен попыткой уйти от скучного однотонного фона, но и не перегрузить его деталями. Если Вы желаете, можно сделать складки еле заметными, но совсем отказываться от них я крайне не советую.
Так, сколько прошло времени? У меня заканчиваются заготовленные фразы, а импровизировать как-то не выходит.
– А какие есть ещё варианты? Вы меня почти убедили с подобным типом портрета, но хотелось бы рассмотреть альтернативы.
– Да, у меня сохранились старые наброски – там есть из чего выбрать. Подождите меня здесь.
Она быстрым шагом двинула прочь! И я практически уверен, что направляется она в тот кабинет, где роется Паттер!
– А это у Вас что? – промямлил я в отчаянной попытке задержать её.
– Простите?
– Что у Вас здесь? Вы мне не показали…
– Оу, это нам не пригодится, – махнула она рукой на только начатую работу. – Это натюрморт, Вы приняли за человеческую фигуру вазу с виноградом.
– Да, я не различил сразу…
И мадам Дуе вновь ускользает! В панике я решился элементарно устроить небольшой переполох. Выбрал для этого высокое растение в горшке, собрался было опрокинуть табурет, на котором тот стоит, но в последнее мгновение мне стало необъяснимо жалко красивое растение. Подхватив горшок на руки, я пинком свалил один только табурет.
Показалось, что тот упал тихо, так что для привлечения внимания я громко топнул ногой. Дошедшая уже до дверей художница обернулась на грохот:
– Что случилось? – растеряно уставилась она на меня.
– Простите, я такой неуклюжий. Задел ваше растение, чуть не свалил – успел перехватить.
– О, хорошо, что так обошлось. А мне послышалось, или Вы топнули ногой?
– Да, когда ловил горшок, чуть не потерял равновесие. Со мной постоянно случается подобное, я на редкость неловок. Не поможете с табуретом?
Мадам Дуе поставила тот на место, я водрузил сверху несчастное растение. И тут на глаза мне попалась ещё одна картина, на вид уже законченная.
– Эй, по-моему, это то, что нужно! – воскликнул я, обращая внимание художницы на изображение мужчины в полный рост на фоне серой улочки. – Просто и естественно. Причём мой сын будет хорошо смотреться в полный рост.
– Не знаю, суть портера – слиться с окружением, сделать человека незаметным. Думаете, Вам это подходит?
– Честно говоря, мне понравилась идея, но ведь цвета можно подобрать такие, что мой сын на портрете окажете в центре внимания?
– Вполне, улицы так разнообразны…
– Отлично, значит на этом и остановимся. Господи, да я уже опаздываю, – взглянул я на часы. – Было бы славно зайти к Вам через неделю и обговорить детали, но пока что мой выбор останавливается на… а как называется картина?
– «Прохожий».
– Значит, я бы хотел видеть своего сына «прохожим»! Тогда через неделю.
– Буду ждать вас, месье, – из карманов фартука художница достала блокнот и карандаш. – Позволите, запишу Ваше имя.
– Бьюло Дах, – кинул я не раздумывая.
– Всего доброго, месье Дах.
Она проводила меня до двери, я вышел на улицу, пустую как никогда, и попытался прикинуть, в какой подворотне дожидается меня Паттер. Вертя головой, я неторопливо двинулся мимо окон квартиры мадам Дуе. Должен уже показаться и подать знак… Куда он делся-то?
