— Почему? — спросили мы с Изабеллой одновременно.
— Если что-то случится, — добавил я, — я гораздо легче тебя, веревка меня выдержит.
— Если ты удержишь веревку. А там, знаешь ли, падать уже все равно с одной и той же скоростью.
— А я еще легче! — гордо вставил Выскочка.
— Я, между прочим, тоже, — проворчала Диана. — Это не аргумент…
— По-моему, — вдруг подал голос Огюст, и мы все невольно вздрогнули, — это стоит сделать мне.
— Ты был здесь? — спросил я.
— Нет, — он покачал головой. — Но есть некоторые особенности, пока еще на меня что-то действует… У меня больше шансов справиться, что бы ни произошло.
«В таком случае, у меня тоже…» — чуть не заявил я, но слова вовремя застряли у меня в горле. Или Изабелла вовремя положила руку мне на плечо:
— Это только кажется, что уже все хорошо, — сказала она мне уклончиво. — В этой ситуации рука еще может подвести.
Готье перевел дух, беспокойно облизнул губы и неуверенно посмотрел на Огюста.
— Возможно, мы просто перестраховываемся.
— Подождите, — попросил я. — Выскочка, а ты сюда когда-нибудь заходил?
— Ага, — сказал Выскочка, с любопытством заглядывая вниз. — Только этой дыры тут не было…
Огюст молча забрал у Изабеллы веревку и развернул.
— Отойдите, — попросил он скучным голосом. — Подальше.
Если он чувствовал себя сейчас наименее ценным членом команды, у нас все равно не было времени его отговаривать и что-то внушать. Да это бы ничего и не решило.
— Хорошо, — сказал я скрепя сердце. — Будь осторожен. — И отошел назад, следя, чтобы все отодвинулись еще дальше, чтобы не мешать.
Огюст встал на краю и аккуратно размахнулся, примериваясь.
— Он оказался впереди, он может нас тут оставить, — почти бессознательно и беспокойно прошептал Готье.
Огюст сделал бросок. Крючья пролетели дальше рычага, хоть веревка, кажется, и перекинулась через него. Свет от стоявшего на краю фонаря помогал мало.
— Перелет… — пробубнил Готье скорее интуитивно, чем что-то видя.
Я глянул вниз, на пол, там было хоть что-то видно — прямо под нашими ногами проходила ровная трещинка. Мы стояли на краю каменной плиты.
— Еще назад! — воскликнул я и, схватив Готье и Изабеллу за рукава, оттащил их за эту видимую черту, столкнувшись с теми, кто стоял за нами и потеснив их. Может быть, ничего не случится и это просто настил, но как сейчас проверишь?..
Огюст аккуратно потянул канат, выбирая на себя. Крючья обо что-то звякнули, зацепившись. Огюст легонько подергал веревку, чтобы убедиться, что крючья закрепились как надо, и затем дернул с силой…
По всему тоннелю разнесся глухой скрежет. Рычаг поддался и сдвинулся, это было ясно. А в следующее мгновение плита, на краю которой стоял Огюст, и с которой мы только что отодвинулись лишь на шаг, резко накренилась, складываясь как висячий столик, из-под которого убрали опору. Упав, плита повисла почти под углом в девяносто градусов. Не издав ни звука, Огюст стремительно соскользнул в пропасть. Рухнувший вместе с ним фонарь загремел, разбившись, где-то глубоко внизу…
— Огюст!.. — я подавил желание броситься к краю, так как край уже оказался у меня под ногами. Снизу, неясными сполохами прорывались отблески от догоравшего масла.
Кто-то сзади передал еще один фонарь. Схватив его, Готье тут же посветил вниз.
Увидев Огюста, я невольно взмок, и от облегчения и от напряжения.
Так и не выпустив из рук веревки, он мерно раскачивался на ней вдоль противоположной стены, а вернее, такой же плиты, как та, что только что рухнула вниз. И сам он оказался ниже ее, потому только его и не ударило со всей силой. Но как он удержался и почему не соскочили крючья — это было чудо.
— Черт! Только бы не сорвался!.. — выпалил Готье.
— Не сорвется! — я успокаивал скорей себя, чем его. — Ты не видел его при взятии Акры!..
И все же, крючья могли соскочить в любой момент. Не дожидаясь, пока это случится, или пока мы сбросим ему страховку, Огюст ловко вскарабкался вверх, будто ничего особенного не происходило.
— На такое сейчас способен только он… — хриплый голос Готье дрожал от волнения.
Огюст легко выскочил на противоположный край тоннеля и подошел к рычагу. Некоторое время он его рассматривал, затем схватился обеими руками и дернул. С медленным гулом снова поднялась плита с нашей стороны провала, еще рывок, и встала на место противоположная плита, образовав монолитный на вид проход.
— Можно идти! — сообщил Огюст. Никто не шелохнулся. Огюст все еще держал рычаг и пристально смотрел на нас.
— Проклятье… всё… — еле слышно проговорил Готье. — Теперь он на той стороне…
Я сделал шаг вперед, другой, третий. Все очень легко, если не думать о плохом… Мне казалось, что от каждого шага плиты податливо содрогаются. Ничего подобного они не делали, совсем недавно мы и не заметили, что под полом — пустота, но теперь я ее ощущал почти физически.
— Привет… — выдохнул я, добравшись до Огюста. Кто из нас только что висел над пропастью, было, на первый взгляд, не разобрать.
— Все получилось, — заметил он, все еще держась за рычаг. — Они что, боятся переходить?
— Они потрясены твоим подвигом. Его надо держать? — я кивнул на рычаг.
— На всякий случай, — ответил Огюст. — Вдруг он спружинит обратно.
— Понятно. Помочь?
— Если хочешь.
Рычаг представлял собой расположенное горизонтально бронзовое кольцо, приваренное к уходящему в щель в стене металлическому штырю. «Вот почему с него не соскочили крючья», — подумал я. Я взялся за кольцо вместе с Огюстом и напряг все силы.
— Держим! — сказал я. — Переходите!
Мгновение спустя, отряд двинулся вперед. Я чувствовал себя немногим лучше, чем когда переходил сам.
— Уморите вы меня, братцы… — заявил Готье, проходя мимо.
Я услышал рядом тихий смешок. К моему изумлению, смеялся Огюст. Неужели начал оттаивать?
— Он меня боится, — заметил он почти беспечно.
— Готье всегда был ворчуном. Он думает, что это бодрит…
— Правда, — кивнул Огюст. — Всегда…
Кто-то задержался рядом с нами. Это был Роли. Его глаза в темноте азартно сверкали.
— Я рад, что вы вернулись, де Флёррн! — с чувством сказал он. — Разрешите пожать вашу руку! — И они обменялись рукопожатиями.
— Идем, — поторопил я. Огюст кивнул. Он улыбался.
Больше мы ничего не обсуждали. Восхищенный Роли не собирался отставать от Огюста ни на шаг.
Тоннель был длинен, но больше в нем сюрпризов не оказалось, кроме того, что ждал нас в самом конце — запертая металлическая дверь, на которой была аккуратно вытиснена табличка с рядами арабских цифр.
— Што это? — удивленно вопросил Таннеберг.
— Думаю, что я знаю. — Изабелла протолкалась вперед и внимательно посмотрела на металлическую пластину. Потом оглянулась на нас. — Надеюсь, здесь тот же самый код.
Она набрала комбинацию цифр, но ничего не произошло.
— А мы попробуем ее как-нибуть открыть? — поинтересовался Таннеберг.
— Именно это мы пытаемся сделать, — тихо объяснил Готье. — Мы такое уже видели в Париже.
— Аа… — глубокомысленно протянул Таннеберг.
— Не то, — вздохнула Изабелла и набрала новый код. — Снова впустую. Я присмотрелся к цифрам. Пластина была совершенно гладкой и было не понять, стерты ли какие либо цифры больше других. Пальцы Изабеллы быстро перебирали разные комбинации. Без толку… без толку… щелчок!
Дверь тихо отъехала в сторону, вызвав у нас за спиной изумленные вздохи и шушуканье. Изабелла торжествующе выдохнула.
— На этот раз это все-таки был день его рождения! — она не пояснила — в каком времени. Если не считать того, что прибавила: — Как на «Янусе».
За дверью открывался новый пустой темный коридор, более сухой и теплый, чем оставленный нами тоннель, с голыми и гладкими выбеленными стенами. Изабелла на всякий случай провела ладонями вдоль дверного проема, но не обнаружила кнопки, закрывающей дверь. Возможно, она должна была закрыться через какое-то время автоматически. Не было видно и никаких следов внешней проводки или выключателей, хотя я приметил на потолке небольшие матовые трубки. Что ж, пока это неважно, мы все равно еще не собирались зажигать свет.
