Да, от этих слов и впрямь становилось жарко. Но вряд ли он пробовал это недавно. А с тех пор, как здесь появились мы, вероятности вновь изменили свое течение. Да, в каком-то смысле, все мы творили эту «химеру»…
— Потому что пока ты здесь, сохраняются тенденции к тому, что изменения будут сильными и не в лучшую сторону.
— Тогда что вы здесь делаете? — воскликнул он. И это действительно был самый лучший вопрос. — Почему вы вздумали рискнуть тем, что сами никогда не вернетесь в свой мир и отправились сюда, за мной?!
— Потому что на это есть несколько причин, — сказал я, настолько спокойно, что мне самому это показалось нереальным. — Потому что если есть хоть тень вероятности, что ты можешь быть опасен, это должно быть пресечено в зародыше. Потому что то, что ты делаешь, ужасная глупость, которой можно избежать и которой происходить не должно, даже если это не смертельно опасно в глобальных масштабах. Эта вероятность должна быть сведена к минимуму на всех уровнях. Потому что каждый должен отвечать за свои действия, а я должен отвечать за своих людей, и значит, и за тебя. И за Нейта Карелла. Который, ведь, был невиновен и обманут, верно? Либо совершил ошибку лишь в силу своей молодости и уже успел пожалеть об этом, уверен, что еще раньше, чем я смог отправить его назад. И еще для того, чтобы позже это не повторилось ни с кем из тех, кто может это совершить. А если мы с этим не справимся, может быть и правильно, что нас не должно быть, а механизм должен остаться неисправным. Все мы ответственны за то, что делает каждый из нас.
Он смотрел на меня, бледнея. Будто увидел впервые.
— Ты сумасшедший!
— Может быть. Профессиональный риск.
— Нет, ты действительно сумасшедший! Как ты мог?! Рискнуть всем!!! И всеми! И это значит… значит, что ты никогда ко мне не присоединишься. Раз мог совершить такое!
— Никогда, — подтвердил я. — Но для тебя еще не поздно все прекратить. Все бессмысленно. Остановись. Прекрати.
— Раз мог совершить такое… — повторил он, буравя меня взглядом, и вдруг задышал ровнее и в его лицо начали возвращаться краски. — Значит, ты рискнул бы и в другом!.. Никакого обмена не было! Ты не Мэллор, — торжествующе сказал он и покачал головой, а потом перевел дух и вдруг громко расхохотался. — Вот, значит, как… Да, если ты мог так рисковать… Ты рискнул бы и в этом! Значит, это не ты, — и в его серых глазах зажглось что-то новое и пугающее. — Да. Теперь я понимаю. Они не ошибались, они знали. Мэллор никогда бы не совершил такой ошибки — не стал бы давать мне понять, что все напрасно.
— Даже если бы пытался спасти тебя?
Это была та самая попытка. Что ж, пусть он «догадался» и понял, что я — это я. Я тоже многое понял, за что много бы отдал раньше. Мы в расчете. Кроме того, я напугал его. И он мог бы предпринять попытку скрыться. Но теперь он знал, что я слабее его, по крайней мере, считал так. Меня он не стал бы бояться, а отца здесь, рядом, не было. Пусть это его утешит и немного успокоит.
И может быть, он еще задумается о том, что все бесполезно?.. Нет, вряд ли. Я уже понял, что состояние его рассудка куда хуже, чем можно было предположить просто глядя на него или просто его вспоминая. После всего, что было — вряд ли. Он слишком увлекся. Еще в нашем мире. Слишком поздно для него. Мне было его жаль. Особенно теперь, когда я понял, что нашему миру, на самом деле, ничего не грозило. Кто из нас застрахован, чтобы однажды не кончить так же? Чтобы даже память, которую мы по себе оставим, не была отравлена, перечеркнута тем, что мы можем натворить?
Перестав смеяться, он посмотрел на меня по-новому. Мне не понравился этот взгляд. Впрочем, мне и так многое не нравилось. И не должно было.
— Прекрасно, малыш, — произнес он свысока, с чувством собственного превосходства и с ненавистью, его голос отдавал и сталью, и шипением. — Ну что же. Ты, конечно, понимаешь, что вы уже проиграли. Даже если — представим это «если»! — если я не уничтожил ваш старый мир, теперь все мы в новом! И он — мой! А вам никогда не вернуться назад, и вы виноваты сами, вы сами загнали себя в ловушку. Двое из вас уже служат мне. И то же будет с каждым из вас, по доброй воле, или нет. Да, я мог бы уговаривать и убеждать! Но у меня нет времени, пока вас здесь еще слишком много. Вы сами потеряли свой мир. А отнять у меня мой я вам позволять не собираюсь. И может быть, вам все еще есть, что терять? Некоторым из вас?! И именно здесь?!
Он почти яростно и в то же время насмешливо бросил на стол какой-то завертевшийся волчком, зазвеневший, блестящий предмет. Разбрасывая разноцветные искры, он подкатился к моему краю стола, затих и замер. Кольцо с четырьмя изумрудами, похожими на листья клевера.
— И раз ты всего лишь тот, кто ты есть, это все-таки будет иметь для тебя какое-то значение, — услышал я его голос, ставший окончательно ледяным и жестким. — Я уже боялся, что может быть иначе!
XIII. Козыри в рукаве
Иначе быть не могло. Я же знал, что это произойдет, и почти что сам это подстроил. Иногда то, чего боишься и чего подспудно хочешь, удивительно сходятся. Когда никак не можешь разобраться, чего именно хочешь.
— И что же это значит? — наконец медленно проговорил я. — Ты хочешь, чтобы все решилось здесь и сейчас, между нашими отрядами?..
— Нет, — сказал он. — Ты можешь просто отправиться со мною.
— Зачем? — поинтересовался я.
— За нею, — ответил он, — И потому, что мне так хочется.
— Мало ли, кому и чего хочется? — заметил я. — И что значит какое-то кольцо? — я поднял его со стола и деланно равнодушно повертел его в пальцах. — Она даже не носила его.
— При тебе, — он снисходительно улыбался, ничуть не веря моему равнодушию. — Но она на самом деле тебя любит.
«Раз-два-три-четыре…» — мысленно сосчитал я, отгородившись на время от всего, что он мог мне сказать — потом, все потом… и посмотрев в его нетерпеливые глаза, тоже почти улыбнулся.
— Что же, приятно знать.
На его лице мелькнули разочарование и тревога.
— Если я не вернусь, — проговорил он затаенно нервно, — и она к тебе не вернется. Я не вижу в этом ничего ужасного, но она станет такой же, как все мои люди! А вы почему-то видите в этом что-то ужасное.
— Ты хочешь сказать, что она еще не стала такой?
— Нет. Но только ради тебя. Чтобы ты сам пришел ко мне за ней.
Я понимающе кивнул, с трудом заставив шейные позвонки согнуться.
— И тогда ты сделаешь такими нас обоих?
— Я подумаю, — ответил он уклончиво и будто с попыткой пошутить. — Мы сможем обговорить условия. Но я понимаю, что и тебе надо подумать.
— Какой блеф, — сказал я спокойно.
— Тебе решать, — промурлыкал он вкрадчиво.
— Хорошо… — сказал я, поднимаясь. — Тогда — до следующих встреч.
— Эрвин, — окликнул он немного удивленно. — И это все, что ты хочешь мне сказать?
— Ты ждал чего-то еще?
Он промолчал.
— Полагаю, — заметил я, — тебе будет лучше выйти из домика первым.
Он не шевельнулся.
— Ты не поедешь со мной? — спросил он.
— Зачем? — снова спросил я. — Я не верю ни во что, в чем ты хочешь меня убедить.
Мы довольно долгое время неотрывно смотрели друг другу в глаза. Знал ли он, что я его не видел? Я думал о своем. Но знал, что ни в коем случае нельзя упускать его из виду. По крайней мере, он должен думать, что я не спускаю с него глаз.
— Знаешь, — произнес он наконец странно мягко, почти просительно. — Я бы хотел, чтобы ты присоединился ко мне по доброй воле. Что ты теряешь? В том мире — совсем немногое. А этим миром мы сможем править. Мы сделаем его таким, каким нам хочется его видеть. По-настоящему прекрасным. Разве это не единственное дело на свете, которое стоит того, чтобы ради него жить?
— То же самое ты говорил Нейту?
— Не совсем.
— Значит, ты решил, что тебе не хватает вечного оппонента, а мой отец для тебя теперь слишком стар?
— Ну ты же понимаешь, продолжительность жизни здесь совсем не та… И мы совсем не те. Но ты можешь его заменить. Это будет интересно. Кроме того, я осведомлен о том, что ты натворил в Труа. Чувствовал себя там, будто рыба в воде. Так почему бы и нет? Ты уже знаешь вкус власти! Знаешь, как они податливы. Ты, правда, пытался все испортить, думал, что портишь. Но какая разница? Ты делал то же самое, что я. Да, поначалу я пришел в ярость от того, что произошло, а потом подумал — что это к лучшему. Ты же сам все и исправишь. Мы оба, вместе, можем изменить мир к лучшему. Так мы изменим его быстрее.