Брат мне написал, что в свой отпуск едет знакомиться с будущим тестем и тёщей. К этому времени приглашал меня приехать туда. Примерно триста километров от Ростова. На Яве проскочить за четыре часа. Тогда машин не было столько. Не было такой загруженности на дорогах.
Приехал туда. Знаешь… Как брат встретился с этой девушкой, где он нашёл? Скажу как мужчина мужчине, что такой красоты я ещё не встречал, хотя к тому времени был мужчиной за тридцатник. Слов не хватит, чтобы описать эту девушку.
Я остолбенел и позавидовал брату. Первый раз я позавидовал брату. Но потом я порадовался за него, что он нашёл такую красавицу. Она протянула мне руку.
– А я о вас всё знаю, мне Пётр о вас всё рассказал.
Я взял её ручку в свою и почувствовал нежную, бархатную кожу. Даже побоялся, что могу сделать ей больно. Я положил вторую руку на её ручку и смотрел в её голубые глаза. Её личико с правильными чертами лица – такое нежное… На щёчках небольшой румянец, а губки пухленькие, розовые, нежные. Стыдно говорить, но хотелось прямо взять её и обнять. У меня уже почти появилось такое движение, но – нет – это невеста брата.
Я представился и отвёл глаза. Что поделаешь – так и тянуло к ней, так и хотелось любоваться её фигурой, её лицом и слышать её голос…
Вечером выступал в роли свата. Согласие было получено, устроили помолвку. Пригласили соседей, организовали вечер с выпивкой. Я за весь вечер так и не смог оторвать глаз от Елены. Там было немало соседских девчонок, которые не прочь были со мной подружиться. Я пытался с ними разговаривать и шутить, но всё равно искал её взгляда. На следующий день они уехали на море, назначили через двадцать дней регистрацию.
Ты представляешь, стану засыпать, а она перед глазами. Не могу ничего поделать. Понимаю, что не хорошо, но никак не могу отогнать от себя мыслей о ней.
К назначенному дню я взял отпуск и поехал на место регистрации. Они вернулись с моря, уже несколько дней готовились к свадьбе. В Армавире заказали свадебное платье. Следуя свадебному поверью о том, что жених не должен видеть невесту в свадебном платье до свадьбы, Пётр попросил меня съездить с Еленой и забрать платье. Платье заказывали родители. Я отказывался, причём серьёзно отказывался. Какое-то нехорошее предчувствие у меня было… Пусть кто угодно другой едет, я был готов дать свой мотоцикл или оплатить такси, только бы не ехать самому. «Ты что, не хочешь брата уважить? – обижался Пётр. – Я же никому, кроме тебя не доверяю свою невесту».
В итоге брат настоял, и мы поехали…
…Он замолчал, взял бутылку, налил чачи мне, себе, выпил одним глотком, потом налил ещё. Пригубил, поставил…
…Ты знаешь, что случилось? Случилось страшное. Возвращались мы оттуда, и мне надо было делать с трассы левый поворот. Я остановился, пропуская встречные машины. Помимо поворотников, указывал левый поворот ещё и рукой. И тут что сказать… Я тебе говорил, что оторвать взгляда не мог. Я боковым зрением смотрю на встречные машины, а всё внимание – на неё. Она сидит в коляске, чуть прищурившись, слегка улыбается, смотрит вперёд. Милое личико её улыбалось, на левой щёчке ямочка… Грех, конечно, мне было смотреть на неё. Я одной рукой показывал поворот, второй держал муфту, и вдруг… Страшный удар. Я вылетаю с мотоцикла, лечу и вижу, что моя Ява с Еленой отлетают на встречку, по которой мчится грузовик. Он подминает коляску вместе с Еленой. Глаза её были полными ужаса. Дальше темнота, и я проваливаюсь куда-то…
… Он опять замолчал, допил стопку, налил, посмотрел на мою, увидел, что у меня полная.
– Помянём её душу.
Не чокаясь мы выпили. Он сидел, молчал, опустив глаза.
– Виноват я в её смерти. Это я виноват. Не надо было смотреть на неё. Если бы смотрел в зеркало заднего вида, то успел бы увернуться, убежать от грузовика. Я мог бы увидеть, что этот грузовик шёл не сбавляя скорости. Не знаю, что случилось у него. А я засмотрелся на неё… Хотя я должен был предвидеть такую ситуацию на дороге. На моей душе её смерть…
…Очнулся я, говорят, через пять дней. То ли в коме, то ли без сознания – в чём-то был. Голова замотанная. Нога переломана. Ничего не слышу, языком пошевелить не могу, медсестра что-то зевает, я её не слышу. Хочу сказать – тоже ничего не получается. Потом врачи какие-то зашли, тоже зевают – я их не слышу. Потом мне один даёт карандаш и блокнот. Что-то показывают, в блокноте было написано: «Напиши, почему не отвечаешь».
Я написал: «Не слышу, не могу говорить». Они знаками попросили меня открыть рот, я открыл. Попытался что-то сказать, но ничего не получилось. А они всё показывают знаками: скажи, скажи, скажи. «Скажи что-нибудь», – писали они мне. Но у меня ничего не получалось. Голова и нога у меня зажили, но речь и слух так и не вернулись. Выписали меня из больницы, дав инвалидность второй группы. Приезжал брат ко мне в больницу, сидел на моей койке, что-то долго говорил, потом написал: «Извини, братишка, что я заставил тебя поехать. Как ты отказывался, не хотел ехать, а я настоял. Извини, что я так поступил. И ты инвалид, и Елена моя погибла. Прости меня, братишка».
Я написал, чтобы он себя не винил и попросил у него прощения. Не уберёг я его невесту, не доглядел… Мог бы увернуться, но не сумел. Он похлопал меня по плечу, что-то сказал и уехал. Мы с ним переписывались потом.
А я что? Инвалид второй группы без права работать. А чем заняться, что делать? С утра до вечера смотрел телевизор. Немой. Пытался что-то произносить, но ничего не получалось.
Однажды на вокзале увидел объявление: требуются сезонные рабочие на сельхозработы. Я решил, почему бы не поехать, дело было весной. Приехал по адресу. Написал, что я глухонемой с детства и спросил, можно ли мне получить работу. Тот мне написал в ответ, что требуются сезонные рабочие на прополку сахарной свеклы. Оплата сдельная, а условия такие: за человеком закрепляется участок, который нужно пропалывать несколько раз, разрядить и убрать. Оплата, как мне показалось, довольно приличная.
Приехал на Ставрополье. Работали в основном местные семьями. Подряды мерялись гектарами. Я не представлял, что это за работа, и сколько я смогу обработать. Агроном, который распределял подряды, посоветовать взять немножко. Он написал в моём блокноте, что даст мне участок рядом с одной хорошей семьёй. Он написал мне смотреть, как они работают, и делать так же.
Я делал, как мне посоветовал агроном, и подружился с соседствующей семьёй. Неподалёку от поля была ферма – там я и ночевал.
После первой прополки и продёргивания наступал длительный перерыв. Мне не хотелось ехать обратно в город, поэтому я там и остался. Здесь были пруды, канал протекал оросительный. Я купил удочки и приспособился рыбачить. Иногда приезжал агроном, интересовался, как я здесь поживаю. На ферме сломался вал у кормораздатчика, и я попросил агронома разрешения вытащить вал. Но когда он узнал, что я токарь высокой квалификации, то меня в мастерской загрузили работой, так что агроному пришлось снять меня с прополки. Мне предоставили свободный колхозный дом и бесплатное питание, и я все дни работал в мастерской. Я согласился, пора была горячая, технику готовили к уборочной, поэтому работы было много, а рабочих рук мало.
Меня тянуло быть на природе, на рыбалке, среди людей я чувствовал себя неудобно. Некоторые, не знав о моём недуге, обращались ко мне и обижались, видя, что я им не отвечаю. Думали, что я специально их игнорирую.
В свободное время я приезжал к прудам и пытался выдавить из себя хоть слово.
Однажды в августе, когда уборочная закончилась и работы стало намного меньше, у меня появилось свободное время. Я ушёл к прудам и поставил там, как Сабанеев учил, шалаш недалеко от могучего столетнего дуба. Каждый день я пытался каким-нибудь образом восстановить слух и голос… Но у меня ничего не выходило. Я проводил время за рыбалкой, на природе и ни с кем не общался.
Однажды ночью я спал и мне приснился сон, будто еду с Еленой на мотоцикле. Мне нужно делать левый поворот, а я не хочу его делать, я специально останавливаюсь, и вдруг мне в лицо бьёт яркая вспышка от фар встречной машины. Мой слух поражает резкий звук, мне кажется, я опять куда-то лечу, но в ушах непрекращающийся треск. Я хочу крикнуть Елене, чтобы она прыгала, и вдруг из моего горла вырывается реальный крик: «Елена, прыгай!»
