Он повернулся, и Кира увидела, что через всю спину от правого плеча и до пояса у него проходит глубокий шрам. Кира смотрела на этот шрам, пока Фёдор не зашёл за перегородку. Вышел он к ней уже в рубашке.

– Извините, – сказал Фёдор.

– Да я вот хотела вот предложить, не составите ли вы мне компанию в театр? Я вот купила билеты…

– С удовольствием, – сказал он, посмотрев на Киру. – А куда?

– Выборгский дворец культуры.

– Хорошо, это недалеко от нашего общежития. Где мы встречаемся? Мне заехать к вам или уже у театра?

– Да я, в общем, не знаю. Давайте у театра.

– Хорошо.

Она не знала, что говорить дальше. Кира смотрела на него, а Фёдор, весь в угольной пыли, тоже молчал. Вдруг он как будто что-то вспомнил, извинился и отошёл. Взяв лопату, он бросил несколько порций угля в топку, поставил лопату на место и вернулся к Кире.

– А вы утром на выставку или в музей? – решила спросить Кира.

– Да, я хотел в Эрмитаж сходить…

– А можно я вам составлю компанию?

– Да, хорошо.

Вечером после театра они шли вдвоём под руку. Уже несколько минут они шли молча.

– Фёдор, почему вы молчите?

Он не сразу ответил.

– Видите ли, Кира, я хочу вам кое-что сказать… Вернее, кое-что рассказать. Дело в том, что я детдомовский. Я не знаю, как попал туда. Родители у меня были, правда, их я совсем не помню. Не помню откуда я… Помню, что было спине очень больно. Потом нам рассказали, что наш состав, в котором мы ехали, разбомбили… Много детей погибло. Меня ранило в спину, осколок прошёл, но не задел жизненно-важных органов. Только мышцы и лопатку ранил. Заросло без последствий. Я помню, что лежал на животе, было очень больно, а рядом маленькая девочка постоянно повторяла: «Не плачь, не плачь, не плачь…»

Мы с этой девочкой подружились. После 7-ого класса мы поступили в техникум. Я в машино-строительный техникум, она в педагогический. Меня забрали в армию, она после окончания в наш детдом – воспитательницей младших групп. Мы обручились с ней…

Я скажу, что мы любим друг друга. Мы решили пожениться, как только я закончу институт. Сейчас я работаю здесь и отсылаю деньги на её имя в детдом. Она уже сама помогает, кому сочтёт нужным: покупает кому платьице, кому носочки, кому что… Потому что мы с ней оба – детдомовцы, и очень тяжело было нам в детдоме, не то что нас не одевали, но всё это было на «рыбьем» меху и покушать иногда не хватало. Поэтому мы решили с моей невестой, что половину тех денег, которые мы будем зарабатывать, станем отдавать в детдом. И вот я сейчас так и делаю. Точно так же делает моя невеста.

Кира, большое тебе спасибо за сегодняшний вечер, мне так было приятно с тобой. Но, Кир, я вижу, что у вас ко мне интерес, но я хочу сказать, что я люблю эту девочку, с которой мы с самого раннего детства до сего времени. И как только я получу диплом, мы поженимся. Поэтому давайте будем откровенны, и чтобы не было у нас никаких недомолвок…

Она смотрела на него и думала, ну почему же ей так не везёт. Два человека, которые ей действительно понравились: красивые, но при этом извилин полная голова… С которыми приятно и поговорить, и в люди выйти… Но не для неё, они уже «заняты»…

Ей одновременно хотелось и плакать, и обхватить его шею, прижаться к нему и больше не отпускать.

Фёдор закончил говорить и снова стал серьёзен.

– Кира, извини меня, я вот так поступлю. Мне, очевидно, не надо было соглашаться с вами в театр и в музей…

– Надо было, – ответила она. – Спасибо тебе, Федя. Спасибо, друг, спасибо тебе.

Дальше они шли молча. Когда подошли к парадной, она обняла его и аккуратно поцеловала в щёку.

– Федя, если можно, я буду составлять тебе компанию в театр и в музеи. Фёдор задумался:

– Я с удовольствием принимаю твоё предложение.

Они продолжали дружить. Воскресенье было их днём.

Кира ждала этот день всю неделю, готовилась, чтобы пойти с Фёдором по музеям и театрам. Все окружающие считали, что они непременно поженятся. Но нет: на встречу с одноклассниками она Фёдора не приводила.

Она закончила институт в тот же год. На распределении ей, как ленинградке, предложили на выбор НИИ одно, которое называлось ящиком, и институт ЦКТИ имени Ползунова. Она поинтересовалась, что за ЦКТИ. Ей разъяснили, что ЦКТИ – это центральный котлотурбинный институт, который занимается разработкой котлов и турбин. Кира вспомнила разговор с Сергеем, когда тот рассказывал, что Фёдор из группы Двигателей внутреннего сгорания специально перешёл в группу котлов, потому что там стипендия была на 10 рублей больше. И у неё как-то само собой вырвалось:

– А в ЦКТИ стипендия выше?

– Кира, – удивился председатель комиссии, – ведь вы уже инженер, а в НИИ не стипендия, а оклад. Оклад молодых специалистов примерно кругом везде один и тот же.

А дальнейшее уже зависит от индивидуальных качеств молодого специалиста, будущего инженера, научного сотрудника. Так что вам предоставляется выбор.

– Тогда ЦКТИ.

Она жила на Старо-Невском, поэтому ходила на работу пешком: доходила до Площади Александра Невского, проходила мимо лавры – и в институт. Она пришла работать в институт в то время, когда руководством вводился гибкий график для сотрудников. В часы пик было сложно добираться на работу в центре города, а работники жили в разных районах, поэтому разрешалось приходить на работу в течение двух часов – с восьми до десяти, а уходить – после пяти. При этом необходимо было отработать календарные рабочие часы. Воспринято это было положительно, особенно женщинами, у которых были маленькие дети, которых нужно было отводить с утра в садик или в школу. Было удобно: не травмировать ребёнка ранней побудкой, не тащить его бегом в садик или в школу, чтобы успеть самой на работу, а спокойно в течение двух часов покормить, отвести и самой прийти опрятной и причёсанной.

Всё было хорошо до тех пор, пока директор института в один из дней, вернувшись утром из министерства, где получил соответствующую накачку от министра, сразу сказал секретарю, что на пол девятого всех его заместителей и начальников отделов к нему в кабинет на совещание. В пол девятого он позвонил секретарю и пригласил всех заходить. Но зашла одна секретарь.

– В чём дело? – удивлённо посмотрел он на секретаря.

– Понимаете, так сказать, вот… Ну… Ещё не пришли, – развела руками секретарь.

– Как не пришли? – не понял директор.

– Работаем же мы по гибкому графику, поэтому в основном люди приходят от восьми до девяти часов.

– Так уже полдевятого!

– Пока ещё не пришли, – опустила она глаза.

– Хорошо, тогда перенесём на девять.

Но какое было удивление директора, что ни в девять, ни в пол десятого полностью собрать своих подчинённых он не смог. И лишь только к десяти часам собрались все, кто ему был нужен. Конечно, возмущениям директора не было предела. Он констатировал:

– Вы, уважаемые коллеги, как я погляжу, гибкий график согнули в дугу! Скажите, вы во сколько уходите с работы? Если приходите к десяти?

Ответа не последовало. После совещания он попросил остаться заместителя по быту и кадрам.

– Ну что, как вы выразились, в дугу в самом деле согнули, все стали приходить к десяти часам. А уходить все стали в пять часов.

– Как в пять часов? – удивился директор.

– А вот так. К концу месяца, когда нужно часы набрать необходимые, сотрудники организовывают турниры по шахматам, по шашкам, в домино – и сидят до двенадцати часов играют эти турниры. А время считается рабочим. Директор, вводя гибкий график, и представить не мог, что коллектив так «воспользуется» гибким графиком. На следующий день он издал приказ, что гибким графиком могут пользоваться только женщины с детьми до шестнадцати лет. И то уходить с работы они могут не позже девятнадцати часов. А всё, что идёт после, уже не считается рабочим временем.

Кире, как молодому специалисту электронщику, было поручено разработать систему контроля за рабочим временем сотрудников. Ей нравилась эта работа.