— Я тихая? — удивленно спросила Джейн.

— Да, ты самая настоящая молчунья.

— Ну, — сказала Джейн, поразмыслив, — это, наверное, потому, что тетя Хетти слишком много говорит.

На следующее утро за завтраком привычный поток красноречия тети Хетти на удивление быстро иссяк; причиной тому, как успела заметить Джейн, был длинный белый конверт с красной адвокатской печатью, который Патти принесла с почты. Тетя Хетти даже не стала уговаривать Джейн съесть еще один кусочек хлеба с маслом; на ее вопрос, можно ли встать из-за стола и готовиться к ежедневному визиту в Хартфилд, был поспешно дан положительный ответ, а надевая пальтишко (по утрам уже становилось прохладно), Джейн услышала тихий разговор взрослых.

— Ребенку следует сказать? Как вы считаете, мадам? Такая доброта… Такая неожиданность… Не знаю, что и думать.

Потом заговорила старая дама, ее бабушка:

— Может, лучше немного подождать и посоветоваться с каким-нибудь джентльменом, который лучше нас во всем разбирается? Возможно, мы обязаны сказать ей, но… мистер Найтли… или мистер Прайор…

— Беги, Джейн, дорогая, — сказала тетя Хетти. — Все в порядке. Думаю, Эмма тебя ждет с большим нетерпением.

Однако в то утро Джейн, остро чувствовавшая настроение других людей, сразу заметила перемену в Эмме — ее приветствие было холодным.

— Ты пришла, — равнодушно отметила она. — Сегодня очень холодно. Во что будем играть, чтобы согреться?

— Может быть, лучше войти в дом? Мы можем отправиться в музыкальную комнату и поиграть дуэты, — предложила Джейн.

Этот план она обдумывала уже несколько дней, поскольку ей давно хотелось разучить несколько фортепьянных пьес, написанных для игры в четыре руки, их раздобыла миссис Вудхаус для своих дочерей еще до бунта Изабеллы против музыки, и с тех пор они лежали невостребованные.

— Что? Дуэты? — воскликнула Эмма с гримасой отвращения. — Спасибо, нет. Что за ужасная идея! Дуэт — жалкая вещь! И это говоришь ты… — Она сдержалась, несколько секунд выглядела печальной и задумчивой, но потом все же выпалила: — Не думай, что ты лучшая пианистка в Суррее только потому, что мама оставила тебе сто фунтов. Это ерунда, в конце концов.

Замечание было настолько непонятным, что Джейн застыла, полагая, что неправильно расслышала.

— Что ты имеешь в виду, Эмма? Твоя мама оставила мне сто фунтов? О чем ты говоришь? Она ничего мне не оставила!

— Оставила, — упрямо пробормотала Эмма. — Вчера было прочитано ее завещание. Пришел мистер Кокс, адвокат, и прочитал его папе. У мамы были собственные деньги, и она оставила сто фунтов. Там так и написано: «Моей юной соседке Джейн Фэрфакс. Деньги должны быть использованы на ее образование, в благодарность за огромное удовольствие, которое мне доставляла ее игра на фортепиано».

— Сто фунтов! Но я не понимаю! — Джейн была совершенно озадачена. — Миссис Вудхаус никогда не приходила в музыкальную комнату, когда я занималась, возможно, один или два раза, в самом конце… — Она запнулась, вспомнив худенькую бледную молодую леди, которая больше уже никогда не придет. В этот момент она поняла постоянство смерти. — Вряд ли миссис Вудхаус слышала мою игру больше одного или двух раз, — с сомнением добавила она.

— Слышала! — В голосе Эммы звучало негодование ребенка, которого несправедливо лишили какой-то привилегии, которой свободно пользовались его сверстники. — Она часто приходила в комнату миссис Хилл, садилась и слушала. Мне Сэрла сказала! Она не оставила денег ни мне, ни Изабелле. — Мы только в двадцать один год получим свои тридцать тысяч. Но какая от этого польза сейчас? Я считаю, это несправедливо.

— Но, Эмма, — возразила Джейн, — у тебя же все есть. — Она огляделась по сторонам.

— У меня нет мамы! — крикнула Эмма.

— В общем, так: сейчас слишком холодно, чтобы просто сидеть здесь, — поспешно заговорила Джейн, чтобы предотвратить неминуемые рыдания. — Давай бегать наперегонки. Ну же, Эмма! Спорим, я быстрее тебя добегу до того каштана?

Джейн, хотя и слишком маленькая для своих лет, была проворнее крупной и немного неуклюжей Эммы; она выиграла два забега из трех.

Скоро девочки устали.

— Давай пойдем поговорим с Джеймсом и лошадьми, — предложила Эмма. — Уверена, если мы попросим, Сэрла даст нам для них хлеба.

Джейн втайне опасалась крупных упряжных лошадей, но, конечно, ничего не возразила против этого плана; однако, когда они подошли по вымощенному булыжником двору к конюшне, там никого не оказалось — ни Джеймса, ни лошадей. Том, помощник конюха, сказал, что Джеймс поехал в Кингстон, чтобы встретить новую гувернантку, и уже очень скоро вернется с пассажиркой. Послонявшись по двору и несколько раз спрыгнув с большого камня, с которого всадники забираются в седло, девочки постепенно переместились к каретному сараю с большими железными воротами и стали первыми свидетельницами прибытия и выхода из экипажа мисс Тейлор. Она оказалась вовсе не злобной дамой преклонных лет, как представляла себе Эмма, а молодой и симпатичной леди с очень добрым лицом.

— Кто из вас моя ученица? — спросила она и, получив ответ, живо поинтересовалась: — В какую игру вы играете? Может быть, я тоже с вами поиграю? Или мне сначала следует представиться твоему папе?

— О нет. Папа теперь не выходит из своих комнат до двух или даже трех часов дня, — объяснила Эмма.

А Джейн взволнованно воскликнула:

— О да, пожалуйста, мэм, поиграйте с нами в прятки!

Очень уж ей хотелось использовать несколько замечательных укрытий, которые она обнаружила.

— Хорошо, — смеясь, ответила новая гувернантка. — Тогда беги и прячься — тебя как зовут? Джейн? А мы с Эммой пока познакомимся. Мы дадим тебе не больше трех минут, а потом отправимся искать. Время пошло.

Вне себя от радости, не обращая внимания на недовольное лицо Эммы, Джейн убежала. «Итак, у Эммы появилась взрослая подруга, — с удовольствием думала она, — эта леди будет добра к ней, я уверена». Поглощенная новыми приятными впечатлениями, Джейн вспомнила о ста фунтах. Надо же, какой сюрприз! Наверное, именно об этом говорили бабушка и тетя Хетти за завтраком.

Джейн точно знала, где она спрячется — в двойной живой изгороди из лавра, росшей на границе между зарослями кустарника и лужайкой; одно дерево в ней было довольно большим и разветвлялось в нескольких футах над землей, на его ветвях можно было сидеть, спрятавшись в густой листве. К этому дереву она и побежала и, устроившись со всеми удобствами, громко крикнула:

— Я готова! — и стала ждать.

От нее потребовалось незаурядное терпение, потому что те, кто ее искал, двигались, по ее мнению, ужасно медленно. Несколько раз она видела их вдали — юная леди разговаривала с Эммой, и при этом они шли в противоположном направлении. У Джейн было сильное искушение окликнуть их, но она воздержалась.

А потом, совершенно неожиданно, она услышала рядом их голоса; очевидно, они прогуливались по широкой сухой дорожке, которая тянулась вдоль границы кустарника.

— Джейн Фэрфакс твоя подруга? — доброжелательно спросила мисс Тейлор. — Она занимается вместе с тобой и твоей сестрой?

— Боже мой, конечно, она мне не подруга! — воскликнула Эмма голосом, полным жалостливого удивления. — Семья Джейн совсем бедная. У нее нет ни отца, ни матери, она живет с бабушкой на верхнем этаже над цирюльней. Мама иногда заходила к ним, но мама вообще была очень добрая. И Джейн никогда не сможет выйти замуж, потому что у них нет денег, совсем нет. Только… — Помолчав, Эмма продолжила: — Когда Джейн вырастет, ей придется зарабатывать себе на жизнь, и, возможно, она будет…

На этом Эмма замолчала, вероятно, потому, что собиралась сказать «будет гувернанткой», однако почувствовав, что этого говорить не следует, насупилась.

— Все это, конечно, очень грустно, — нейтральным голосом произнесла гувернантка, — но это же не мешает вам оставаться подругами?

— О, Джейн ужасно скучная! — резко выпалила Эмма. — Она не хочет говорить о том, что мне интересно. А игры знает только детские, прятки, например. Или бег наперегонки — такие игры только для мальчишек.