Озабоченность Масяна Сталиным хорошо заметна и в премированной повести «Игра в расшибного» (любой желающий без труда отыщет ее на московском интернет-сайте «Русское воскресение», по адресу: http://www.voskres.ru/literature/prose/masyan.htm). Хотя действие происходит в конце 60-х, то есть уже в брежневские времена, Иосиф Виссарионович позитивно упоминается здесь не раз. «Сталин разрешил горячо любимому народу ставить елки и справлять отмененные Лениным и Троцким новогодние торжества». А бывшие фронтовики «всякому недовольному Сталиным могли запросто свернуть скулу». Ясно, что нелюбовь к «вождю и учителю» испытывают только люди ущербные или просто враги. Так что когда ближе к концу повести среди персонажей вдруг, как чертики из табакерки, возникают некие Исаак Самуилович Демин и его гадкая дочка-барахольщица, окрутившая честного секретаря горкома, читателя осеняет: вот же они, супостаты! «Никакой чесночный запашок не мог заглушить в Деминском доме устойчивый, настоявшийся дух неотомщенного лишенства. Здесь не могли простить Сталину чистки евреев в высших эшелонах власти, а главное — в карательных органах, и надеялись на реванш».

С точки зрения стилистики повесть сделана не просто плохо, а безобразно, на грани самопародии: «мысли их еще оставались отягченными невыученными уроками», «созвучно собственному настроению сочувствуя собаке», «серые брюки в крупную клетку. Казалось, они сами памятовали о себе», и т. п. Повествование буквально рассыпается, когда нарочито «народные» слова в речи автора («взопрел», «завертывает», «мотылялся», «кобыздох», «шабутной», «ноздрястый», «шементом» «промеж себя») соседствуют с лексикой принципиально иного свойства («интуитивно фиксировал в памяти», «аппендикс», «старательно грассируя», «транспортных средств», «в хронологическом порядке», «конъюнктура власти»). Употребив вначале жуткое выражение «общественный опростатель», Масян, к счастью, забывает о нем и в следующий раз пишет без выкрутасов: «общественный туалет». И на том спасибо.

Порой ошибки, допущенные членом Союза писателей, непростительны даже в школьных сочинениях («ступив на подножку «дежурного», на лицах их появлялось подобие мстительной ухмылки», «бассейн, отделанный диким камнем, где плавал подраненный лебедь»…). Редактор здесь и не ночевал, хотя даже опытному редактору было бы не под силу реанимировать этот словесный морг. «Тугие груди ее без лифчика зазывно метнулись навстречу Котьки», — читаем в повести (орфография авторская), а вскоре появляются «с десяток пупырчатых огурцов, на диво еще крепких и зазывно просящихся на зуб». Что груди, что огурцы — подумаешь, какая разница?

Поначалу автор еще пытается, по мере сил, отвлечься от любимой темы и заполняет страницы трепетными описаниями разнообразных сцен жратвы, но потом все-таки не в силах себя сдержать: объявившиеся в нашем городе «единокровные потомки Бени Крика из Одессы» не дают Масяну покоя, уводя повествование в сторону национальной озабоченности. По воле автора, в финале главный положительный персонаж повести Костя выдает сентенцию: «Семён Яковлевич обыкновенный советский еврей. А жиды советскую власть ненавидят». Советской власти давно нет, но… не из-за этих ли фраз, выстраданных автором, повесть и получила заветную премию?

Вопрос далеко не праздный. Человек, имя которого упомянуто в саратовском культурном буклете, Эдуард Федорович Володин (1939–2001) при жизни был довольно известен в кругах… как бы это сказать поделикатней… специфических. Доктор философских наук, завкафедрой Московской Высшей партшколы, а позднее член националистического Союза Михаила Архангела, Володин был одним из идеологов октябрьского путча 1993 года и одним из сочинителей печально знаменитого «Слова к народу». О его профессорской деятельности ныне судить трудно: его публицистику в газете «Завтра» и на интернет-сайте «Русское Воскресение» вряд ли можно было назвать научной. Вдохновитель «Имперской культуры» с издевкой писал о Дмитрии Лихачеве и Андрее Сахарове, называл (да нет — обзывал!) писателя Виктора Астафьева «закаленным во лжи и ненависти старым маразматиком» и «престарелым пачкуном», клеймил прозу писателя Владимира Войновича как «грязную и зловонную», а США именовал не иначе, как «дядюшкой Самуилом». Ну и в организации терактов 11 сентября 2001 года винил он, само собой, евреев.

Понятно, что и среди лауреатов «володинской» премии подобрались деятели, в основном, близкие ему по духу. Немногочисленные литераторы (чьи имена, как правило, широкой публике неведомы) тут сильно разбавлены гражданами иного рода, не имеющими прямого касательства к изящной словесности, — от математика-публициста Игоря Шафаревича, создателя антисемитской «Русофобии», до сербских националистов, обвиняемых в военных преступлениях и геноциде: Радована Караджича, Воислава Шешеля и Ратко Младича (последнего премировали, в частности, «за мужество и героизм»).

Как видим, заслуженный работник культуры Владимир Масян оказался в очень интересной компании. И оказался, похоже, не случайно, а точнехонько по заслугам. Награда нашла героя и пришлась ему впору. Вероятно, областной минкульт в лице Владимира Синюкова будет и впредь профессионально взаимодействовать с этой многогранной творческой личностью, утешая себя незабвенным сталинским афоризмом: «Других писателей у меня для вас нет».

Вы будете смеяться, но у нас опять праздник. Еще не утих звон в ушах от фейерверков и аплодисментов в День писателя, а губерния уже с размахом отметила День работника культуры. Облдрамтеатр был полон, текло шампанское рекою и взор туманился слегка. А накануне праздника областной минкульт обнародовал список своих лучших друзей из состава Общественного совета при министерстве.

Среди тех, кто попал в число советчиков министра Владимира Николаевича Синюкова, есть немало уважаемых людей и отличных специалистов: таковы, к примеру, главный редактор Нижне-Волжской студии кинохроники Татьяна Викторовна Зорина, худрук областной филармонии Анатолий Иосифович Катц, актер Александр Григорьевич Галко, художник Анатолий Васильевич Учаев и другие. А вот полпредами текущей словесности в этом длинном перечне оказались два гражданина, которые… гм, ну как бы выразиться помягче…

Хоть и богат русский язык, но и Фемида на страже. Попробуй-ка назови кого-нибудь из соотечественников «одиозным» или «пресловутым», «графоманом» или «пронырой», «лизоблюдом» или «юдофобом» — и тебя немедля потащат на разборку к мировому судье, предъявляя в свою защиту толстую пачку бумаги с подписями и серьезными печатями: мол, не привлекался, не участвовал, на оккупированной территории не жил, родственников за границей нет, имею награды и премии, всегда голосовал только «за»… В общем, мы благоразумно воздержимся от потенциально опасных словечек.

Итак. От имени всей саратовской словесности в «списке Синюкова» ныне представительствуют два члена… ой нет, тоже нехорошо: с некоторых пор местное правосудие полагает и это слово обидным, присуждая за его употребление (в любом, даже самом невинном значении) нешуточные штрафы… Короче говоря, в список угодили два обладателя удостоверений местного отделения Союза писателей России — Владимир Васильевич Масян и Николай Егорович Палькин. «Чудеснейшие два! и стоят наших всех», как замечал персонаж комедии А. С. Грибоедова по совершенно другому поводу.

Вам, наверное, уже интересно, с какой целью создавался упомянутый Общественный совет? Причины его появления министр обозначил так: «Сегодня мы чувствуем дефицит профессионального общественного мнения. При министерстве культуры нужен институт, который, не сливаясь с органом управления, вырабатывал бы четкую позицию на актуальные вопросы культурной политики». Владимир Николаевич, драгоценный наш, какой двоечник пишет Ваши речи? Срочно арестуйте его. Даже с учетом изначальной корявости канцелярского стиля нельзя сказать «позицию на вопросы». Вам как министру следует говорить: «позицию в вопросе». Тоже не фонтан, но хотя бы с согласованием тут все в порядке. Это знает, извините, любой работник прачечной из популярного анекдота.