— Дорогой Сла-ви-чек, — сказал я в полной тишине. — Умоляю, крутани, пожалуйста, барабан и вытяни, пожалуйста, еще один колобок. И если ты, маленький засранец, не перестанешь кошмарить уважаемого Леонида Аркадьевича и наше уважаемое собрание, я тебе ноги выдерну и в жопу засуну. Лично выдеру и лично засуну, ты понял? И ничего мне не будет, потому что я — президент великой державы. Ну что, убедил я тебя? Если да, тащи колобок. Мигом!
И минуты не прошло, как десятый счастливчик — красивый усатый татарин из Казанского клуба ролевого моделирования «Золотая Орда» — уже получал последний на сегодня президентский чек…
— Как считаешь, я не зря нарушил кое-какие правила этикета? — поинтересовался я у очкастого Вовы, когда мы тем же подземным путем возвращались из БКД в Сенатский дворец.
— Вы их гениально нарушили, — с чувством ответил Вова. — Разрулили ситуацию по-царски. Я уверен, все вам за это были только благодарны. Признаюсь честно, нам и самим давно хотелось его немножко одернуть. Избаловали мальчишку. Как только он узнал, кто его отец, буквально сладу с пацаном не стало.
— А кто его отец? — без особого любопытства спросил я.
Вова-интеллигент помялся-помялся и, наконец, осторожно произнес:
— Ну вроде как вы, Денис Анатольевич.
Формой пятно очень похоже на Африку, а цветом на клубничный йогурт. Чтобы выиграть время, я включаю среднюю скорость — две тысячи оборотов в минуту — и начинаю обрабатывать края.
Розовые капельки Канарских островов быстро тают, следом исчезают острова Зеленого Мыса, а вскоре и обкусанная подметка острова Мадагаскар превращается в щепоть деревянной пыли. Шлифовальная дисковая машина «Элан» — конструкция предсказуемая: при таком объеме работы у меня в запасе есть еще минут десять, не больше.
«Парень, ты попал! — тревожно шепчет у меня над ухом невидимый ангел Рафаил. — Здесь на полу наверняка была кровь, а значит, тебя кокнут, как только ты закончишь работу. Свидетелей убирают, это классика жанра. Ты ведь представляешь, чей тут кабинет?»
«Совсем не обязательно это кровь, — не соглашается невидимый ангел Мисаил. — Здесь могли разлить все, что угодно. Любой краситель органического происхождения. Например, красное вино. А из-за винного пятна на паркете никто не будет никого мочить, даже молдавского гастарбайтера. По крайней мере, не в Кремле».
«Твой оптимизм на грани кретинизма, — сердится Рафаил. — Сам подумай, откуда на кремлевском паркете взяться красному вину?»
«А крови здесь взяться — откуда? — парирует Мисаил. — Рафа, милый, это рабочий кабинет, а не Овальный зал. И встреча двух президентов будет только через полтора часа. Ты же сам слышал».
«Но вдруг они встретились раньше?» — не сдается Рафаил.
«Но вдруг Луну делают в Гамбурге из сыра?» — хмыкает Мисаил.
Боковым зрением я вижу, что оба секьюрити, которые привели меня сюда, стоят у дальней стены и о чем-то переговариваются. Слов их мне, конечно же, не слышно: даже на средней скорости «Элан» в рабочем состоянии шумит примерно так же, как циркулярная пила. Секунд через тридцать я начну счищать с паркета мыс Горн, и тогда мне придется повернуться к обоим охранникам спиной. Все время оглядываться на них я не смогу уже чисто технически.
Из двух моих надсмотрщиков — постарше и помоложе, — второй не представляет для меня угрозы. Он самоуверен и невнимателен. Потому-то, когда мы шли сюда, я старался разговорить старшего секьюрити. В тот момент я еще не знал, куда и зачем меня ведут, но счел нужным заранее подстраховаться. Есть золотое правило: заводи дружбу с тем, кто для тебя потенциально опасен.
Тут мне повезло дважды. По первым же репликам старшего из секьюрити я догадался, что он не коренной москвич, а, скорее всего, откуда-то с Урала. Только уральцы в разговоре так часто проглатывают гласные и повышают тон в конце каждой фразы.
Наудачу я забросил наживку. Соврал, будто мне пришлось немало послужить в Пермской области. И сразу — прямое попадание: он был действительно родом из города Кунгура. Мы перебросились репликами на тему дурного уральского климата — и первая дощечка мостика между нами была проложена. Рядом вскоре легла вторая: старшего из секьюрити звали Иван. То есть мы практически тезки.
Мелочь? Не скажите. Оперативным дежурным в пусковых шахтах нарочно не говорят, на какой именно город вероятного противника нацелены их ракеты. Цель должна быть анонимной, иначе начинается рефлексия. Даже профессиональному киллеру мочить знакомого чуть труднее, чем незнакомца. Легкий психологический дискомфорт. Поэтому, если что, у меня будет фора в одну-две секунды…
Бледно-розовая Африка уменьшается на глазах. Я истребляю ЮАР, потом захожу с другой стороны и стираю Алжир, Ливию и Египет. Из-под шлифовального круга в воздух летит тончайшая пылевая взвесь. По-хорошему следовало бы пройтись с «Эланом» по всему кабинету, чтобы зачищенный кусок паркета не выделялся на фоне остальных. Но тогда работа заняла бы около часа, которого нет ни у меня, ни у Ивана с напарником, — они явно торопятся.
Пока я работаю с пятном, никто меня не тронет, факт. Но как только я сделаю дело, наступит момент истины: тут-то и будет ясно, кто из двух ангелов был прав. Очень надеюсь, что Мисаил. Потому что, если прав Рафаил, моя главная миссия под угрозой.
Шум шлифовальной машины заглушит звук выстрела, но только вряд ли они будут стрелять или пускать в ход нож: для того ли мы отчищали пол, чтобы вновь заляпать? Значит, возможна удавка, а тут наши шансы — почти равные и мои даже предпочтительнее.
Тем временем от всей Центральной Африки на полу остается почти ровный кружок сантиметров пятидесяти в диаметре. Я нарочно обрабатываю его вдоль по окружности, чтобы на последнем этапе не потерять из виду Ивана. Краем глаза я замечаю, что тот делает шаг в мою сторону и правую руку опускает в карман пиджака.
Две секунды — и розового пятна на паркете больше не существует.
Я резко разворачиваюсь лицом к приближающемуся секьюрити и вырубаю свой агрегат. Но к розетке мой «Элан» по-прежнему подключен и я как бы невзначай держу палец у кнопки. Хотя шлифовальный диск внешне выглядит безобидно, его максимальная скорость — четыре тысячи оборотов в минуту. Любую человеческую голову он превращает в череп в одно касание. Если что, заранее извини меня, Ваня из Кунгура Пермской области. Ничего личного: у тебя своя работа, а у меня — своя.
Иван достает руку из кармана.
Я еще не вижу, что у него в горсти.
«Не жди, мочи его!» — кричит невидимый ангел Рафаил.
«Стой, не трогай его!» — кричит невидимый ангел Мисаил.
Вот он, момент истины. Мой указательный палец застывает над кнопкой. Секунды делаются вязкими, словно нагретый асфальт.
Что это? Уфф!
«Рафа, ну ты и дура-а-а-ак», — облегченно вздыхает Мисаил.
«Лучше перебдеть, чем недобдеть», — вяло откликается Рафаил.
В руке у Ивана — не стальная удавка, не капроновая леска и не полиэтиленовый пакет. Всего-навсего две лиловые купюры.
— Все, Ион, спасибо, выручил, — говорит он. — А то у нас главный, понимаешь, из-за этого хренова пролитого вина всех уже раком поставил. Наши терли-терли паркет — и по нулям, а потом, слава Богу, тебя увидели в окно с этой штуковиной…
Я взваливаю «Элан» на плечо и беру одну бумажку из двух.
— Тысячи много, Ваня, — говорю я. — Пятьсот в самый раз. Техника-то казенная, а работы всего на пятнадцать минут.
15.30–16.00
Интервью корреспонденту журнала Der Spiegel
— Ты чего, с дуба рухнул? — Я ухватил Вову-интеллигента за плечо и развернул лицом к себе. Его галстук удачно намотался вокруг правой кисти моей руки. — Что значит — я отец?