Сильный жар, идущий из печи, опалил кожу ее лица и шеи. Она скривила губы в гримасе, кожа вокруг них высохла. Губная помада запеклась коркой, как асфальт под солнцем.

Александра Вель на два шага отступила назад от открытой дверцы печи. Это было ошибкой. Внезапный спад температуры привел к тому, что мелкие капельки пота выступили у нее на лбу, нижней губе, шее. Она почувствовала, как тонкий шелк ее белой блузки начинает провисать подмышками и на груди, впитав в себя влагу.

– Мистер Торвальд? – позвала она. – Айвор Торвальд?

Человек в глубине комнаты поднял лохматую голову и кивнул, продолжая работать мехами. Александра какое-то время смотрела, как его хлопчатобумажная футболка двигалась то в одну, то в другую сторону. Она подошла ближе, посмотреть, над чем он работает, и стала так, чтобы мужчина был между ней и желто-белым огнем печи.

Кусок расплавленного стекла, величиной со спелый помидор и такой же красный. Но его цвет был яростной краснотой внутреннего жара, а не холодной краснотой влажной кожицы плода. В центре он светился желтым, как память о печи. Торвальд держал кусок на конце стальной трубки, округляя и сглаживая его при помощи обожженной деревянной формы, по которой он прокатывал его. Руки и плечи защищали от жара простеганные металлической нитью рукавицы, а ближайшее к огню бедро – кусок металла, изогнутый словно рыцарские доспехи и подвязанный кожаными тесемками.

После сотни поворотов в форме стекло почти остыло. Торвальд встал, отодвинул обожженную форму, держа стальную трубку на весу, повернулся – чуть не задев дальним его концом лицо Александры – и поместил кусок обратно в печь. Стержень он повесил на скобу перед ней.

– Что вы хотите? – спросил он, сгибая и разгибая пальцы в рукавицах, осматривая ее с головы до ног: обвисшая на груди белая блузка, широкий пояс туго схватывает узкую талию, прямая черная юбка, обтягивающая бедра, колени…

– Вы выполняете частные заказы? – спросила она быстро.

– Смотря какие.

– И от чего это зависит?

– От того, интересно ли мне это.

«Один из этих», – подумала Александра про себя, призывно поводя бедрами.

– Ну ладно, – сказал он тяжело. – Что вы хотите?

Александра покопалась в сумке, висящей на плече, и вытащила конверт. Она открыла клапан и вытряхнула содержимое, стараясь не касаться его пальцами, хотя и держала под клапаном руку на случай, если оно упадет.

Торвальд подвинулся ближе, взглянул на нее, как бы спрашивая разрешения, снял рукавицу. Рука оказалась на удивление белой. Взяв один из выпавших обломков указательным и большим пальцами, он повернулся в сторону открытой двери, через которую лился дневной свет.

– Оникс. Или сардоникс, из красноокрашенных.

– Можете ли вы превратить его в стекло?

– Этого мало. Сколько в них? От силы пятнадцать – двадцать каратов Или у вас есть еще?

– Это все, что я могла… все, что у меня есть.

– Оставьте их как сувенир.

– А не могли бы вы смешать их с другими… из чего вы делаете стекло?

– Конечно, оникс просто разновидность кварца. Окись кремния. Почти то же самое, что стекло. Взять эти ваши два кусочка, добавить в расплав и – пфф! дело сделано. Они даже окрасят стекло, в зависимости от того, сколько я с ними поработаю. Но не сильно, не так хорошо, как хотелось бы.

– Прекрасно. Чем слабее окраска, тем лучше. Лучше всего, чтобы окраски не было вообще, просто чистое стекло.

– Тогда зачем что-то добавлять?

– Так надо. Это все, что я могу сказать. Ну, беретесь за заказ?

– Какой? Точнее!

– Стакан. Стакан для питья, с вплавленными в него этими кусочками – сардоникса, так, кажется, вы его назвали?

– Стакан, – он наморщил нос. – Кубок? Бокал?

– Нет. Высокий стакан для воды. Прямые стенки, плоское дно.

– Ничего интересного, – он повернулся к своей печи, взял стальную трубку.

– Я хорошо заплачу. Сотню, нет – тысячу долларов.

Его руки, приготовившиеся поднять трубку, снова опустились.

– Уйма денег.

– Эта штука должна быть совершенной. Неотличимой от заводских стаканов.

– Своего рода игрушка? Для вечеринки богатеев?

– Точно! Александра Вель подарила ему широкую улыбку, на этот раз искреннюю. – Приглашение на вечеринку.

Сапоги крестоносца провоняли лошадиной мочой. Подол его тяжелого шерстяного плаща был испещрен желтыми крошками помета, которые рассыпались по мрамору с каждым шагом. Деревенщина.

Но Алоис де Медок, тамплиер и Глава общины в Антиохии приветствовал своего гостя раскрытыми объятиями.

– Бертран дю Шамбор! Проехать такое расстояние! И так спешно, что не иметь возможности остановиться и почистить сапоги!

Он осторожно обнял своего родственника и слегка похлопал его по плечам. В воздух поднялась пыль. Алоис чихнул.

Освободив Бертрана, он осмотрел его с головы до ног. Появились новые шрамы – явно нанесенные железом, о чем можно было судить по грязной коже рубцов. Тяжелая проржавевшая кольчуга Бертрана была кое-где подновлена. Его белая туника, украшенная прямым красным крестом, как у тамплиеров, – он вскоре познакомится с их этикетом – была вся в заплатах и штопке. Квадратные заплаты закрывали изношенные места, прямая штопка – разрезы кинжала. Белизна шерсти вокруг штопки говорила о том, что кольчуга все же сделала свое дело и сохранила тело владельца.

«Сохранила это тело для меня», – подумал Алоис.

Как и его кузен, тамплиер был одет в белую тунику, но это был прохладный лен, а не власяница крестоносца. Как и у Бертрана, у него был капюшон крестоносца из стальных колец, но они были легкими, из тончайшей проволоки, что могли выковать только дамасские кузнецы.

Алоис отступил назад и сделал знак сарацинскому мальчику, стоявшему у входа. Тот был одет в штаны и рубаху из льна, что говорило о богатстве хозяина, сапожки из мягкой кожи антилопы и тюрбан из чистого хлопка. Мальчик начал торопливо подметать возле Бертрана.

Алоис пнул его.

– Воды и тряпок! Убери это дерьмо из моих покоев! И зажги сандаловое дерево у окна, чтобы освежить воздух!

– Да, господин! – мальчик выбежал.

– Ну, Бертран, Чем могут помочь тебе тамплиеры Антиохии?

– Мой епископ благословил меня на дело покаяния в этой Святой Стране. Но я хотел бы славы.

– Славы во имя Господа, конечно.

– Конечно, кузен. Но тут есть загвоздка. Так дорого плыть от одной безопасной гавани к другой, да еще эти банды безбожников… словом, путешествие истощило мои ресурсы.

Алоис улыбнулся самой мягкой из своих улыбок, хлопнул родственника по плечу и подтолкнул его к креслу из ливанского кедра. В конце-концов, шерстяной плащ защитит дерево от его кольчуги.

– Сколько человек было у тебя вначале?

– Сорок вооруженных рыцарей, дерущихся как берсеркеры.

– Обоз?

– Лошади, вооружение и доспехи, пища и вино, телеги для добычи, – Бертран утробно хохотнул. – Грумы и лакеи, повара и поварята и случайно подвернувшиеся девки.

– И что у тебя осталось?

Улыбка Бертрана угасла.

– Четверо рыцарей, шесть лошадей, одна телега. Мы продали девок в рабство пиратам, в обмен на собственные жизни.

– Итак, родственник. У тебя, похоже, еще лишь твое оружие и кольчуга. Ты можешь вступить в армию, которую будет набирать Ги де Лузиньян после того, как его коронуют королем Иерусалима. Или, если хочешь, можешь присоединиться к Рейнальду де Шатильону, нашему принцу. Это может принести тебе желанную славу.