Когда я закончила, он преспокойно оделся, даже не изменившись в лице. На прощанье он пожал мне руку и вежливо спросил:

— Могу я зайти завтра в то же время?»

На этом манускрипт заканчивался. В студию вошла улыбающаяся Марианна.

— Ну, разве не странный случай? — спросила она.

— Весьма, и мне хотелось бы знать, что было потом.

— Потом? Потом я весь день ходила в состоянии возбуждения, — призналась она. — Не могла забыть его тело и красивый, твердый член. Я просмотрела эскизы и заметила, что на одном добавила недостающий орган. Я буквально заболела от возбуждения. Но такой вот мужчина заинтересован только в том, чтобы я смотрела на него.

Этот случай вовсе не предполагал какого-либо продолжения, однако для Марианны он был очень важен. Я видела, что она одержима юношей. Было очевидно, что его последующий визит оказался похож на первый. Оба ничего не говорили, и Марианна не выказала ни малейшего признака возбуждения. Он же делал вид, что понятия не имеет о том состоянии, в которое приходит, когда она рассматривает его тело. Всякий раз она обнаруживала в этом совершенстве все новые красивые детали. Если бы он только проявил хоть сколько-нибудь интереса к ее телу. Он этого не делал, и потому она терялась и чахла от неразделенной страсти.

Постоянное чтение чужих переживаний тоже действовало на нее. Все члены группы давали ей переписывать свои труды, потому что доверяли. Каждый вечер она сидела, склонив над машинкой свои полные груди, и печатала обжигающие слова, описывавшие сладострастные эротические действа. Некоторые описания возбуждали ее больше других.

Ей нравилось насилие. Поэтому ситуация, сложившаяся с юношей, была для нее самой гиблой из всех, в какие она только могла угодить. Она не понимала того, как он может стоять, будучи в состоянии физического возбуждения, и просто-напросто наслаждаться тем, что ее глаза прилипают к нему, словно лаская.

Чем пассивнее и неподвижнее он был, тем сильнее ей хотелось им понукать. Она мечтала его изнасиловать, но только вот как справиться с мужчиной? Если она не в состоянии спровоцировать его своим присутствием, каким образом она может заставить его возжелать ее?

Ей хотелось, чтобы он заснул, и тогда бы уж она его потрогала, а он бы ее взял, еще не успев полностью проснуться. Или чтобы он вошел в студию, пока она одевается, и вид ее тела возбудил его.

Однажды, перед тем как ему прийти, она попыталась оставить дверь открытой, пока переодевалась, однако он смотрел в другую сторону и принялся читать книжку.

Его невозможно было возбудить иначе как разглядывая. Постепенно Марианна начала сходить по нему с ума. Рисунок вот-вот должен был быть закончен, а она уже знала каждую деталь его тела. Кожу, светлую и золотистую, форму мускулов и прежде всего — его член, гладкий, сверкающий, упругий и все время соблазнительно твердый.

Иногда она подходила к юноше и располагала рядом с ним лист белого картона, чтобы добавить света или что-нибудь оттенить. В конце концов она потеряла самообладание и упала на колени перед его устремленным вверх членом. Она не трогала его, только смотрела и бормотала:

— Какой же он красивый!

Это явно подействовало на натурщика. Член стал еще тверже. Она стояла на коленях совсем рядом с ним — ей ничего не стоило дотронуться до него губами, — но по-прежнему только приговаривала:

— Какой же он красивый!

Юноша не шевелился, и тогда она приблизила свои полуоткрытые губы и очень, очень осторожно облизала самый кончик. Юноша не отпрянул. Он все стоял и рассматривал Марианну, наблюдая за тем, как ее язычок ласково оглаживает головку члена.

Она облизала его осторожно, мягкими, как у кошки, движениями, а потом взяла в рот и сомкнула на нем губы. Член затрепетал.

На большее Марианна не отважилась, опасаясь возбудить сопротивление. Когда же она остановилась, он не попытался заставить ее продолжить, хотя выглядел удовлетворенным. Она почувствовала, что это и есть тот максимум, который она вправе от него требовать. Она встала и продолжала рисовать, несмотря на то, что внутри у нее все кипело. Она представляла себе жестокие приключения, как в тех дешевых фильмах, которых она насмотрелась в Париже: катающиеся по траве тела, шарящие руки, руки, яростно расстегивающие белые брюки и ласкающие, ласкающие до тех пор, пока тела не скрючиваются от страсти, которая бьет по бедрам и по позвоночнику, уходит в ноги.

Однако она взяла себя в руки благодаря тому интуитивному знанию, которым обладает женщина в отношении желаний, снедающих мужчину, которого она хочет. Юноша все еще стоял, как в трансе, с налитым членом, и содрогался всем телом, словно разрываемым от возбуждения при воспоминании о ее приоткрытых губах, прикасавшихся к его гладкому члену.

На следующий день она повторила свое восторженное коленопреклонение и вновь испытала экстаз при виде прекрасного пениса. Она снова сидела перед этим странным фаллосом, требовавшим по отношению к себе только восхищения. И снова она лизала его так нежно и трепетно, что по телу юноши прокатывались волны страсти. Она целовала член, она клала его себе в рот, как будто то был божественный плод, а юноша по-прежнему весь дрожал. К своему удивлению она почувствовала во рту молочно-белую, солоноватую капельку, предтечу оргазма, и продолжала играть язычком.

Увидев, что он вот-вот кончит, она прервалась, предполагая, что он сделает встречное движение, которое докажет, что он хочет ее, хочет ту, которая не дала ему разговеться. Сначала он никак не среагировал. Член его дрожал, сам он сходил с ума от желания, и внезапно она с изумлением увидела, что он намерен удовлетворить себя собственной рукой.

Это открытие потрясло Марианну. Она оттолкнула руку юноши, снова поймала ртом член и стала одновременно ласкать его руками, пока он не кончил.

Он склонился над ней и говорил с нежной благодарностью в голосе:

— Ты первая женщина, первая женщина, первая женщина…

Фрэд переехал жить к ней. Однако, как пояснила Марианна, отношения их ограничивались тем, что он позволял ласкать себя. Они лежали нагие в постели, и Фрэд вел себя так, как будто Марианна была бесполым существом. Ласки ее он принимал страстно, в то время как ее желание оставалось неудовлетворенным. Разве что он клал свои руки ей между ног. Пока она облизывала член, он приоткрывал ее срамные губки, как если бы это был цветок, до сердцевины которого ему хотелось добраться. Чувствуя, что оргазм Марианны близок, он усиливал ласки. Марианна кончала, однако почему-то это нисколько не утоляло в ней жажду его тела и плоти. Она мечтала только о том, чтобы он вторгся в нее и овладел ею.

У нее возникла идея показать ему манускрипты, перепиской которых она занималась, поскольку ей подумалось, что такого рода чтение может его возбудить. Они лежали в постели и читали. Он читал вслух и наслаждался. Он перечитывал одни и те же абзацы, раздевался и демонстрировал себя, однако каким бы возбужденным он ни становился, границы дозволенного оставались прежними.

Марианна хотела сводить его к психиатру. Она рассказала, насколько в свое время это освободило ее саму. Он внимал ей с интересом, но был против. Попыталась она и заставить его записать свои собственные переживания.

Поначалу он очень этого стеснялся. Тем не менее вскоре он начал украдкой пописывать. Он прятал бумаги, когда она входила в комнату, и пользовался старым карандашом, как будто то, что он рассказывал, было признанием в совершенном преступлении. Написанное им она прочла совершенно случайно. Он очень нуждался в деньгах и отнес в ломбард свою пишущую машинку, зимнюю куртку и часы, а потом уже и закладывать то было нечего.

Позволить Марианне содержать себя он не мог. От бессонных сидений за машинкой ночи напролет у нее уставали глаза, однако денег все равно едва хватало на то, чтобы платить за жилье и необходимую еду. Поэтому он предложил коллекционеру свой манускрипт, извинившись за то, что был вынужден писать от руки. Коллекционер же не смог разобрать его почерк и попросил Марианну перепечатать рукопись.