Я раздумываю над озвучиванием своих мыслей, но затем понимаю, что не хочу показаться

слишком резкой. Не сейчас.

— Думаю, хорошо, — говорю я, пожимая плечами.

— Хорошо? — произносит мама. — Тебе плохо. Ты заражена и умираешь, и нет ничего, что

бы я, твоя мать, могла сделать. Ничего. Я устала. Я не могу с этим справиться. Я не знаю, что

делать. Пусть кто-нибудь скажет мне, что делать. Я не должна жить дольше тебя. Я… не могу…

жить дольше своей дочери…

Она начинает судорожно всхлипывать. Я тянусь к ней, но меня опережает отец, который

кладет ее голову к себе на плечо.

— Что, если я скажу, что у меня есть решение? Оно не идеально, но сохранит Ари жизнь,

вы бы на него согласились? — спрашивает Лоуренс.

— Что это? — спрашивают все в унисон.

— Я не хочу никого обнадеживать, поэтому давайте так: я вернусь ночью, и надеюсь,

вместе с нашим решением.

Он наклоняется и целует меня в лоб, прежде чем выйти за дверь.

Оставшаяся часть дня проходит слишком медленно. Мне становится хуже с каждой

секундой, тело разваливается на части, но голова отказывается переставать работать. Если бы я

могла заснуть, то не чувствовала бы себя так отвратительно… и беспомощно. Новости просто

невыносимы. Люди умирают не только здесь, но и по всему миру. Слишком много

инфицированных. Люди умирают, идя по улице, в электронах, пока ждут в очереди, чтобы

провериться на наличие инфекции. Парламент назвал это первой эпидемией в современной

истории. Химики, создавшие нейротоксин, не могут придумать, как остановить его действие. Меня

поражает то, что Парламент утвердил распространение нейротоксина, из-за которого мы все

можем погибнуть. Неужели люди настолько глупы? Мы выбросили в нашу атмосферу химикаты и

даже не подумали, как это может отразиться на нас, людях? Невероятно.

Моя кожа больше не цвета слоновой кости. Она, словно небо перед дождем: серая и плохая.

Мое тело хочет умереть. Я чувствую, как оно сдается, умоляя разум отпустить его. Но я не могу. И

не буду. Мама продолжает делать мне инъекции. Все они направлены на оказание разного эффекта,

но у всех действие длится лишь несколько минут, пока яд их и не сжигает. Интересно, такие же

чувства у пожилых людей прямо перед смертью? Нашему обществу предоставляется выбор:

естественная смерть или инъекция сыворотки «R1», вызывающей мгновенную, безболезненную

смерть. Большинство решает умереть естественным путем, и теперь я понимаю почему. Как бы ни

были ужасны страдания, все равно есть слабая надежда на спасение. Может, инфекция пройдет.

Может, мамины инъекции подействуют. Может, может, может.

Я бросаю взгляд на телевизор и вижу новую сводку новостей.

— Громче!

Звук возвращается как раз в тот момент, когда диктор объявляет:

— Обязательное сдерживание распространения болезни.

Каждого инфицированного арестуют, чтобы гарантировать выживание человеческого вида.

У меня падает челюсть от произнесенных им слов, а точнее от того, что осталось невысказанным.

Концлагерь. Они планируют нас туда свезти и убить. Этого не может быть. Просто не может быть.

Мне становится тяжело дышать, меня накрывает паника.

Мама заходит, чтобы спросить, надо ли мне что-нибудь, но при взгляде на мое лицо сразу

спешит ко мне.

— Что такое? — спрашивает она, кладя руку мне на лоб, а затем на щеку.

Я указываю на телевизор.

— Мам, они собираются нас убить. Они не оставляют нам ни единого шанса. Они не будут

даже ждать, пока химики сделают хоть что-то, чтобы вернуть все на свои места.

Мама тяжело сглатывает, и я знаю, она пытается держать себя в руках ради меня, чтобы мне

было не так страшно. Она берет меня за руку и прижимает к себе. Мы обе лишены дара речи,

поэтому не в силах сказать еще что-нибудь. Так или иначе, думаю, весь вопрос во времени. Все

когда-нибудь умирают. Просто мое время пришло чуть раньше.

Я уже собираюсь выключить телевизор, когда изображение вздрагивает и на экране

появляется кое-кто другой, кого никто не ожидал. Зевс.

— Громче, громче! — кричу я.

— Добрый день, дамы и господа, — говорит Зевс. — Как вы только что узнали, ваше

правительство издало приказ об аресте всех инфицированных среди населения, — у него

дергается голова, и он выпаливает. — Население: целое число жителей области или региона, —

его лицо расслабляется, и он продолжает, словно никакой заминки и не было. — Конечно, к этому

времени вы поняли, что значит арест. Это то, как сильно правительство заботится о своих людях.

Я предлагаю вам альтернативный вариант. Сегодня в пять часов вечера мы откроем все порталы на

Лог. Любой инфицированный, выбирающий исцеление, может присоединиться к нам на нашей

планете. Добро пожаловать. У меня есть только одно предупреждение: выбрать Лог —

повернуться спиной к человечеству. Мы нападем на Землю. Мы победим. Выбрать нас — выбрать

жизнь. В том, чтобы жить, нет ничего позорного. Порталы закроются через час после их открытия.

А сейчас я прощаюсь, надеюсь скоро увидеть многих из вас.

Экран становится черным, а затем появляется сцена из Лендинг Парка. Люди распевают на

улицах:

— Нет убийствам! Просто скажите «нет»! Нет убийствам! Мы не уйдем!

Они повторяют эти слова снова и снова. Экран опять чернеет. Зевс не мог выбрать более

подходящее время для своего объявления. Люди недовольны и напуганы. Он только что

гарантировал им жизнь. Единственное, что они должны сделать — отречься от правительства,

собирающегося их убить. Это так просто, что просто смешно.

— Выключим, — говорит мама. Долгое время мы сидим, не произнося ни слова. Мама

плавно усаживается рядом со мной на диван, кладя мои ноги к себе на колени. — Ты помнишь

истории, которые рассказывала бабушка Беа?

Я улыбаюсь впервые за весь день. Бабушка Беа, мамина мама, все время рассказывала нам

необычные истории о своем прошлом.

— Как-то раз, — произносит мама, — она рассказала мне о водолазах, которые ныряли в

океан просто чтобы посмотреть, что находится под водой. Она говорила, что в океане было больше

цветов, чем в радуге. В наших планшетах об океанах ничего подобного не сказано.

— Ты веришь в ее истории?

— Не знаю, но я точно могу кое-что тебе пообещать, — ее глаза наполняются слезами. —

Если мы это переживем, если ты это переживешь, мы туда поедем.

Я сажусь, несмотря на слабость.

— К океану?

— Куда угодно. Мы будем путешествовать где угодно. Я покажу тебе горы, океан, пустыню.

Раньше мне никогда не хватало смелости показать тебе все это. И мне очень жаль. Мне жаль, что я

не была достаточно сильной, чтобы сделать твою жизнь разнообразной, — слезы бегут по ее лицу.

Я беру ее за руку и не разрешаю себе плакать. Не сейчас. Я не хочу, чтобы она хоть на секунду

думала, что сделала что-то не так для меня или моей жизни. Моя жизнь была прекрасна благодаря

ей, а не из-за нее.

Я собираюсь это сказать, когда в комнату входит Лоуренс. Мы с мамой дергаемся. На его

лице видны признаки беспокойства… и искры пота.

— Привет, — говорит он, присаживаясь за стол напротив меня. — Все на месте. Остается

только ждать.

— Но чего мы ждем? — спрашивает мама. — Ты видел, что сейчас сказала твоя мать?

Он опускает глаза.

— Знаю. Меня не было здесь, когда она приняла решение. В любом случае, она бы все

равно не послушала. Я не говорил никому об Ари, — произносит он. — Я бы не…

Мама поднимает руку.

— Достаточно. Пожалуйста, скажи нам, что ты делаешь. Каков твой план?

Ло колеблется, прикусывая губу. Затем вдыхает.

— Что ж, сегодняшнее сообщение Зевса облегчило мой план. Я послал на Лог сообщение,

прося позволить Ари там остаться. Теперь же все, что нам надо сделать, это доставить Ари к