раз я бы смутилась, прося кого-нибудь о помощи, но прямо сейчас у меня совершенно нет сил и

желания делать хоть что-нибудь. Ненавижу это состояние. Ненавижу то, как слабо себя чувствую,

как слабо выгляжу. Больше всего ненавижу то, что согласилась бы провести в таком состоянии всю

оставшуюся жизнь, если бы только могла снова увидеть Джексона и спросить его, было ли все

действительно ложью.

Я тяжело опускаюсь на подушку, позволяя глазам закрыться. Такое ощущение, что думать о

нем легче, когда другие не видят моих глаз и поселившееся в них страдание. Мне интересно, во

всем ли был прав отец. Может, Джексон и использовал меня для получения информации. Если так,

то, полагаю, это сработало. Но все же… один за другим обрывки воспоминаний пролетают перед

глазами, каждое болезненнее предыдущего.

Все казалось таким настоящим.

Мама возвращается ко мне в комнату, держа в руках металлический чемоданчик, размером

с планшет для записей. Она начинает вести себя, как настоящий химик. Она открывает

чемоданчик, выпуская холодный воздух. Внутри лежит двадцать маленьких пузырьков с

жидкостью. Она запускает руку в чемоданчик, достает пузырек с голубой жидкостью и

распаковывает новую иглу и шприц.

— Для начала я постараюсь остановить рвоту, а потом мы разберемся, как устранить

заражение.

Она находит изгиб моей руки и вводит в вену иглу. Сначала я чувствую, как руку щипает, и

она горит, а затем тошнота утихает. Меня накрывает облегчение.

— Как долго продлится действие? — спрашиваю я ее.

— Может, примерно час, зависит от силы яда. — Она трет глаза. — Расскажи мне, как это

произошло.

— Мм, нам надо идти, — говорит Ло, дергая Гретхен за руку.

— Да, мы вернемся примерно через час. Поправляйся, Ари.

Они уходят, оставляя нас наедине в мрачной тишине моей комнаты, пока мама ожидает

услышать о том, как я заразилась. Я даже не знаю, откуда начать, поэтому начинаю с правды.

— Я влюбилась не в того парня, — говорю я и обо всем ей рассказываю: о Джексоне,

взрыве в школе, как он меня вылечил, о стратегии, как я ему помогала, что я видела. Я говорю,

пока не устаю так сильно, что больше не могу продолжать. Мои глаза закрываются, мама берет

меня за руку, нежно сжимая ее, и я засыпаю.

Я открываю все еще затуманенные глаза и вижу прекрасный мир, полный ярких красок.

Небо необычного багряно-синего цвета с огромными облаками и золотистым солнцем. Я иду

дальше и вновь вижу озеро из моего предыдущего сна. Я ожидаю увидеть людей в бамбуковых

лодках, но вместо этого слышу свое имя, раздающееся откуда-то снизу.

— Ты идешь? — говорит Джексон с широкой улыбкой на лице. Он плавает и резвится в

воде, наслаждаясь теплым днем.

Я колеблюсь и ныряю за ним, но стоит подняться на поверхность, как его больше нигде нет.

Я зову и плаваю вокруг, пытаясь его найти. Я ныряю, разыскивая его под водой. Куда он исчез? В

итоге я замечаю его на берегу. Он машет мне рукой и уходит. Я кричу, умоляя вернуться.

И вдруг какая-то сила тянет меня вниз. В рот и нос заливается вода. Я борюсь за то, чтобы

выбраться на поверхность, но у меня ничего не получается. Я тону… а Джексон меня бросил.

Глава 26

— Мам? — кричу я из ванной первого этажа, и меня снова тошнит. Уже и не сосчитать в

который раз. Инъекции, которые помогали мне вчера, сейчас действуют лишь несколько минут, а

иногда и секунд. Мама испробовала несколько разных смесей, но ни одна не помогла. Мы до сих

пор не нашли хоть что-то способное помешать яду нейротоксина выворачивать мое тело

наизнанку.

— Еще воды? — спрашивает мама, стоя в дверном проеме.

— Нет, можешь помочь мне перебраться в гостиную?

— Конечно, — говорит она, и в этот же момент система безопасности сообщает о приходе

Гретхен и Ло. Они проходят в гостиную. Ло включает телевизор прежде, чем я могу произнести

хоть слово.

— Что происходит? — спрашивает мама, но ее прерывает выпуск новостей. Инфекция

Древних. Так они это называют. Человеческая болезнь, вызванная продолжительным контактом с

Древними. У меня расширяются глаза с каждой порцией информации, основанной на одних

домыслах и лжи. Парламент отказался признать, что именно они ответственны за наше ужасное

самочувствие, вызванное распыленным в воздухе нейротоксином. Вместо этого они делают вид,

будто инфекция и нейротоксин — две отдельные проблемы, и в одном выпуске новостей никогда

не говорят сразу об обеих. Это нелепо. Они и не удумали, что некоторые люди могли быть

излечены Древними. Кажется, они до сих пор не знают или просто не хотят признать, что болезнь

вызвана именно лечением, и больные люди — на какую-то часть Древние. Химики берут анализ

крови некоторых инфицированных, все пытаются выяснить, как это произошло. Проблема в том,

что ни один человек не признается в том, что его лечил Древний.

— Сделайте тише, — говорит мама. — Мне надо сделать звонок, — и она покидает

комнату, выглядя еще более обеспокоенной.

Ло ждет, когда мама выйдет за пределы слышимости, и произносит:

— Это даже не половина всей информации. Час назад по всей стране заработали центры

тестирования. Каждый должен быть проверен. Всем не прошедшим обследование в течение

двадцати четырех часов будет выписан ордер на арест. Плюс… — он бросает взгляд на Гретхен,

которая кусает ноготь на пальце, потому что это единственное, что помогает ей не заплакать.

— Расскажи мне, — говорю я.

— Это всего лишь то, что я подслушал… возможно, оно не имеет ничего общего с

реальностью. То есть, они же не могут. Это…

— Расскажи мне, — Повторяю я, продолжая смотреть ему в глаза.

— Концлагерь. Они хотят собрать всех инфицированных в одном месте и… — он тяжело

сглатывает, — ликвидировать. Я слышал, как мама говорила, что было бы слишком дорого делать

каждому инъекцию сыворотки «R1». И они не были уверены, что делать с телами, если это

провести в медцентрах. Поэтому в одном месте будет единственный взрыв, который убьет всех

инфицированных и превратит их тела в пепел.

— Что? — пронзительно кричит мама, и ее телефон падает на пол.

— Клэр, это еще не было утверждено, — говорит папа, только что войдя в комнату. Мы с

волнением ждем, что же еще он скажет. — Но всех уже известили о проверке, и они планируют

совершить аресты. Я должен был отменить приказ.

Он закрывает глаза, и я впервые понимаю, как ему тяжело. Когда мама рассказала, ему было

нелегко это принять. Он отказывался верить, пока не увидел меня своими глазами. Позже он

задавал мне все больше и больше вопросов, а затем опустил голову и покинул мою комнату без

единого слова. Я никогда не видела его таким… разбитым, и даже сейчас, лишь от одной этой

мысли на мои глаза наворачиваются слезы. Я никогда не хотела ранить родителей подобным

образом, и мое превращение в Древнюю не было моим выбором. Хотя… у меня такое чувство, что

это решение было принято именно мной, и теперь я уже не могу от него отказаться.

— Я попросил, чтобы проверку провели у нас на дому, как и у большинства жителей

Процесса, — говорит он. — Конечно, они согласились. Встреча состоится завтра. Это лучшее, что

я могу сделать.

Он тяжело опускается на стул напротив меня. Ло сидит рядом со мной на диване.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Гретхен. Это ее первые слова с момента

прихода, и это говорит мне о многом. Она не просто обеспокоена, а напугана. Никогда раньше

такого о ней не говорила, и в паре с мрачным папиным видом осознания этого факта достаточно,

чтобы мне хотелось закричать со всей силы. Возможно, я умру, но не хочу, чтобы все скорбели о

моей смерти, пока я еще здесь и все еще дышу.