Лишь на миг прошла надо мной темная тень. Теперь с ветви орешника над моей головой звенела чистая, прозрачная трель дрозда. Я рассмеялся и спрыгнул с вала, чтобы по извилистой тропинке спуститься с крутого холма. Ведь если один рай остался позади, в глубокой ложбине на границе Керниу, где был я зачат, то разве другой рай не лежит в конце всего, за туманным окоемом? И разве даже сейчас я не спускался к радостному воинству короля Мэлгона на великую равнину Поуиса, Рая Придайна?
Итак, мой друг весело пел в вышине, пока я, мурлыкая себе под нос, сбегал с поросшего ярким кустарником холма на ровную зеленую равнину у его подножия. Там собралось величайшее войско Острова Придайн с тех пор, как император Артур отправился к Дин Бадон. На нижнем склоне священного холма я наткнулся на короля Мэлгона маб Кадваллона Ллаухира, наблюдавшего за сбором могучих отрядов вместе со своими друидами и священниками. Великий король стоял на большом камне, по левую его руку был главный друид, по правую — главный священник. Сам он стоял лицом к востоку. Поблизости ожидал Талиесин, князь поэтов. Он улыбнулся и знаком подозвал меня к себе.
Я стоял и дивился на великое войско, которое собралось здесь по призыву великого короля Мэлгона Высокого и приказу подчиненных ему королей. Слышались крики вестников, посолонь обходивших лагерь. Затем воины бриттов встали как один, совершенно нагие, если не считать оружия у них в руках. И каждый воин, выход из шатра которого был обращен к встающему солнцу, прорезал себе путь в западной кожаной стенке шатра, считая опозданием и позором обходить его вокруг.
— Ну, как бритты готовы к битве? — крикнул Мэлгон Гвинедд старцу Мэлдафу.
— Они отважны, — ответил Мэлдаф. — Все совершенно нагие. Каждый, чей шатер открывается к востоку, прорвался на западную сторону сквозь шатер, считая, что обходить его кругом слишком долго.
— Это хорошо и достойно великого воинства, — довольно сказал Мэлгон Высокий.
Затем король повернулся к своим вестникам, Маугану и Арианбаду, и сказал им слова, которые они должны были передать королям войска бриттов.
— Идите же, мои вестники, — громко крикнул он, — и усмирите людей Придайна. Не позволяйте им идти в поход, покуда знамения и гадания не будут благоприятны и пока солнце не поднимется на свод небесный, залив светом долины и склоны, холмы и горы, эльфийские холмы и курганы героев края Придайн.
И Мауган с Арианбадом разнесли слова короля по всему войску, и воины не двигались с места, пока друиды и гадатели не обсудили знамения. Долго смотрели они на очертания летящих облаков и еще дольше размышляли над значением птичьих криков в зеленом лесу и на буром склоне холма. К ним из рощи взывал глухарь, а эхо от его голоса звенело, как блюда, которые расставляли в хорошо освещенном зале, как пробка, с хлопаньем выходящая из глиняной бутыли, как крепкое питье, льющееся из узкого горлышка кувшина, стоящего перед подвыпившей компанией воинов, — а за ним следовал мрачный звук клинка, которым водят по точильному камню.
Между сосущим звуком, гортанным бульканьем текущего хмельного и скребущим звуком клинка был перерыв, и в это время друиды и мудрецы толковали их смысл. То, что птицы замолкли, показалось мне недобрым знаком, и недобрым был задумчивый вид королевских друидов.
Тем не менее в конце концов птичий говор был объявлен добрым знаком, и солнце, пробившись сквозь летящие облака, залило светом долины, склоны, вершины холмов и курганов прекрасного края Поуис с востока до запада и с севера до» юга. И король Мэлгон потребовал, чтобы глава его друидов предсказал, что произойдет во время его летнего похода на юг.
— Многие из собравшихся здесь сегодня разлучаются с женами и братьями, любимыми и друзьями, — сказал он, — с королевствами и владениями своими, с отцами и матерями. И если не все они вернутся невредимыми, то я должен сделать так, чтобы их проклятья и сетования не были тяжкими. Но кто нам дороже нас самих? И потому я спрашиваю тебя: вернемся ли мы или нет?
Верховный друид некоторое время стоял в глубокой задумчивости, пока в роще под нами снова не заговорил глухарь. Тогда он задумчиво сказал:
— Если кто-то и уйдет безвозвратно, то сам ты вернешься.
Тогда король и его спутники возрадовались и в ликовании стали размахивать копьями над головой. Ведь говорят, что «нет пользы продолжать сражение, если князь погиб» — значит, если король останется в живых, то победа будет за ним.
Я же тем не менее надвинул капюшон на голову и погрузился в размышления. В том, что друид правильно истолковал пенье птиц и что король действительно вернется живым, я не сомневался. Но то, о чем умолчали друиды, как раз все больше всего и хотели узнать. Вернется ли Мэлгон, торжествуя, во главе своего воинства или под конец летнего похода во врата Деганнви в Росе внесут на плетеных носилках его окровавленное тело? Я содрогнулся — мне показалось, будто я снова услышал хохот Гвина маб Нудда в темной комнате Каэр Гуригон, — и вспомнил о подмененной фигурке на доске для гвиддвилла.
— Кровь будет течь из тел мужей и слезы из глаз женщин, — прошептал я. — Долго будут помнить эту войну и рассказывать о ее деяниях при дворах королей. Будут отрубленные руки и ноги, порубленные тела, великий пир будет коршунам и воронам, долго и горько будут плакать жены воинов. Псы войны нажрутся досыта.
— Таково твое видение, о Мирддин маб Морврин? — прошептал Талиесин, внезапно оказавшийся рядом со мной. — К счастью это или к несчастью? Ведь знамения, как ты слышал, благоприятны. Короли бриттов — порей битвы, медведи на тропе, да и войско Придайна собралось на битву с трусливыми щенками ивисов числом в сто тысяч. Вряд ли сейчас время прятать взгляд и бормотать о дурных предзнаменованиях, друг мой. Лучше будь осторожней, потому как сердце короля воодушевлено и крепок щит у храброго воина Он косо посмотрит на твои недобрые речи, если они дойдут до его ушей.
Искоса глянув на своего товарища, я увидел, что он загадочно улыбается мне и его ясное чело сияет в утренних лучах. Мои губы едва шевелились, и мне пришло в голову, что он, наверное, обладает слухом Мата маб Матонви. Я согласно кивнул и пожал ему руку. Но мои мысли тут же наполнились мрачным предчувствием. Слава поэта может быть столь же ослепительной, как и ею награда — сложи он плач в день Калан Гаэф или хвалебную песнь в честь победы. На мне лежала более тяжкая ответственность — тингед пришел ко мне в день моего рождения, и от него избавления не было. Люди зовут этот остров «пределом Мирддина», и мой долг сделать так, чтобы враг не пересек его границ
По всему лагерю затрубили рога, и, словно пчелы из улья, короли, дружины и племена Острова Придайн слетелись и собрались вокруг Мэлгона Высокого, сына Кадваллона Длинная Рука, и криком приветствовали короля Не счесть было воинов, что явились в этот день сверкающим воинством в светлых кольчугах, с ясеневыми копьями, голубыми мечами и белыми щитами. Ведь король — оплот и защита своего народа, держатель мира в стране, древо, под сенью которого процветают племена. Вскормленная его золотым медом хвала несравненна ни с чьей другой, и славить его будут до тех пор, пока есть поэты в Придайне.
Старец Мэлдаф обратился к людям Придайна. Он напомнил о гостеприимстве двора Деганнви в зимнюю пору, о том, как в благодарность многие давали клятвы и предлагали, похваляясь, свою службу Теперь пришло время отслужить свой мед и посчитаться с языческими ордами ивисов.
— В старину так говорили о королях бриттов: «он судил Придайн и Три Близлежащих его Острова», и, венчаясь на власть, он становился единым с этой землей. Но ныне наша прародительница Бранвен[94] унижена, и Остров Могущества терзают чужие — ведь даже Гвенхвивар, жена Артура, была похищена со своего трона в Келливиге и изнасилована предателем Медраудом. Страна оказалась неверной своему супругу, и теперь должно вернуть Придайн законному владыке!