Мы спаслись из гибельного места, из закрытого лабиринта Духа Оленя, из извивов которого нет спасения, в котором все время возвращаешься к тому месту, из которого начал путь. Hie inclusis vitam perdit. Мудрое водительство нити Гвенддидд указывало нам путь наверх, к ясному свету. Это любовь, ослепительно белая звезда, вела меня извилистым путем вверх по спиральной лестнице. Извивы зачарованной спирали проводили нас через все сущее, через бытие, которое поддерживаешь Ты Своей Верной и Твердой Рукой, о светлый владыка искусств и ремесел.
Путь вился по змеиным изгибам ракушек, искривленным волокнам деревьев, жилкам насекомых. С неуклонностью обрядового хода путь проходит по тончайшим клеткам живого праха, живым частичкам, мечущимся в первозданных водах, поднимался по бугристым мускулам человека, окружающим каждый орган защитой крепче стен королевской твердыни. Нескончаемы повороты этой реки, что огибает королевские замки, поток океана, омывающего края Каэр Сиди. Вечная стремнина несет в своем семени энайд, которым передается по череде рождений и возрождений человеческий разум.
Время все меняет, а разве волнистая шелковистая нить Гвенддидд не есть путь времени? Время само по себе не в силах разомкнуть вечный круг нашего бытия, но, будучи важным элементом среди девяти, оно изменяет криволинейный ход творения. Таким образом, оно не пожирает собственный хвост, как разрушитель Адданк, опоясывающий землю, а идет по спирали вроде тех, что начертаны на гигантских монолитах гробниц наших праотцов у Западного Моря, или как золотисто-рыжие кудри за белым ушком Гвенддидд.
Но тем, в ком живет благословенный дар ауэна, тем, кто жует сырую свинину для вдохновения, тем дано видеть, что этот туннель, пусть и бесконечный, проходит по спирали вокруг себя самого. Восхождение к Середине тяжко, но не так долго для того, кто находит путь. Преграды между чередой поворотов прозрачны для тех, кто видит, для тех, кто спит на шкуре желтого теленка. Перенесенные их ауэном в Середину, они наблюдают бесконечную череду событий, что развертывается перед ними так же ясно, как в стеклянном сосуде провидца.
Людей удивляет, что я, Мирддин маб Морврин, тот, что выступил против Гуртейрна Немощного перед Драконьим Прудом, во времена внуков Гуртейрна творил чары для императора Артура и что три долгих царствования спустя после Камланна я все еще пел пред королем Гвенддолау при его дворе на Севере. Но я видел больше, куда больше, чем это, — я тот, кто был в Каэр Невенхир, когда вели жестокую войну травы и деревья, тот, кто был заточен в крепости вместе с Диланом Аил Тон, тот, кто был тяжко ранен Горонви из Долеу Эдриви.
Но если бы они видели то, что видел я, они перестали бы дивиться. Есть длинная дорога, и дорога эта — все дороги, по которым они проходят. Это прямая и пыльная дорога, по которой друг мой Руфин марширует со всеми своими легионами — от основания Города до рождения Христа-Мабона, через коронации консулов и императоров. Это и дорога ненавидящих меня черных монахов Майвода с их хрониками, простирающимися на сорок лет и сорок и четыре.
При дворе короля Риддерха, у пылающего его очага издеваются они надо мной, бездомным странником Леса Келиддон, спутники которому только дикие олени да волки Пустошей Годдеу. И все же что есть их путь? Одна лишь линия без конца и без начала, а впереди — окоем, до которого не дойти. Наша с Гвенддидд спиральная лестница — вращающееся веретено, что проходит по всем изгибам. Она соединяет блистающий Гвоздь Небес с Головой Брана, что зарыта в Пупке Острова Могущества. Это Древо, чьи корни распростерлись по земле, а ветви закрывают небо.
Козы обгладывают кору с его подножья, и рога их растут кольцо за кольцом год от года. Говоришь, как даты в календаре носящих рясы? Ага! Действительно, они нарастают год за годом, и кольца отмечают каждый прошедший год. Но внутри рога есть спираль, и есть еще внешняя образующая спираль, более крупная, и большая является совершенным отражением меньшей.
Посмотри на раскидистые рога оленей, что горделиво ревут на вершинах горы Невайс, вознесшей свои острые пики к небесам. Что ты увидишь? Истерзанные ветви нагого вяза на ветру? Идем со мной, где в холодном Лесу Келиддон я объедаю вместе с моим стадом лишайники с засыпанных снегом валунов. Присмотрись — извилистые отростки на рогах оленя растут не просто так — в их изгибистых объятиях лежит совершенство сферы.
Так спиральная лестница объемлет все сущее в девяти формах элементов. Вокруг Древа, что связывает нас в пустоте времени и пространства, поднимаются по теплому пути правой руки солнца жимолость и хмель, полевой вьюнок ползет по темному колдовскому пути левой руки, а жесткие стебли красавки вьются то в одну, то в другую сторону. Возможно, в этом лежит не единственное понимание всего этого, ибо и оно имеет разную природу — то левой руки, то правой.
Не важно! Хотя мы в дороге ни разу не глянули друг на друга, спиральный путь бежал параллельными нитями с веретена Гвенддидд, и не Привратнику было смотреть на их цвет. Мы шли вокруг ее светящегося веретена, пока клубок не размотался и снова не начал сматываться. Теперь ты знаешь достаточно и даже более чем достаточно о том, что я видел, пребывая на голой вершине горы. Нетрудно догадаться, что веретено Гвенддидд есть то же самое, что и великий Путь Гвидиона, звездный венец небес. По его усыпанному драгоценными камнями поясу катится золотая Колесница Бели, величественного косматого льва небес, а светильники неба пляшут блистающими спиральными кругами в чертогах пустоты. И когда Колесница Бели завершит свой круг по Пути Гвидиона, окончится год мироздания.
Извивающийся ход нашего танца подходил к концу. Мы, погружавшиеся в глубокие подземные реки смерти, ныне вышли на свет, что озарял вершины гор. Опасливо оглянувшись через плечо, я увидел, что теперь за Гвенддидд следовал я один. Пестрая толпа, что согласно кружилась вокруг нас, отстала один за другим на этом мучительном подъеме. Их личины остались на лестнице, они снова обрели звериный вид, обросли космами и чешуей, которые пытались сбросить. Остальные, менее удачливые, сползли назад в бездну, порхая, как летучие мыши, что верещат под крышами залов мертвых.
Я один остался в живых. И не благодаря своему мастерству или знаниям, а благодаря спасительной руке девы, которая жила в самых темных закоулках Бездны Аннона. Это она дала мне сил победить ужасного Духа Оленя, это она вывела меня извилистым путем в верхний мир. Ее девичья чистота и искренность, та гвир дейрнас, которая должна быть с королем, когда венчается он с девственной властью в стране, была мне поводырем и защитой. Те, кто хочет выйти невредимым из Лабиринта Аннона, должны отбросить все препятствия земных желаний и мирского богатства, поскольку этот мучительный путь слишком тернист для того, кто тащит на плечах бесполезный груз — будь то книги или желания. Чтобы невредимым выползти из змеиной шкуры, нужно стать змеей, сбрасывающей все старые шкуры, которые есть не что иное, как круги веков мира, поглощенные кромешно-черными водоворотами у берегов моря, не знающего солнца.
Я рассказал тебе больше, чем следовало бы. Давным-давно я ушел в Стеклянный Дом с Тринадцатью Сокровищами Острова Придайн, укрытыми в Пустошах Севера. Не от заемных мыслей или от рассуждений книг лливирион приходит мудрость. Вокруг Острова Придайн, где бесконечно катятся девятые валы, установил я каменные столбы с рунами защиты. И для обмана людей ученых написал я еще и это — Книгу Мирддина.
Но я не хвалюсь и не издеваюсь. Слишком много страданий познал я, и, надеюсь, тебе никогда такого не выпадет. Когда Гвенддидд в последний раз с улыбкой обернулась ко мне, меня охватила тоска более страшная, чем хватка Духа Оленя. Это было желание остаться навсегда в этом мрачном жилище. К чему искать холодного дневного света, когда все, что я там вижу, приведет меня лишь к жгуче-ледяным ветрам Леса Келиддон, если я могу остаться здесь, погрузиться в теплые объятия Гвенддидд? Однажды я уже выскользнул из теплого чрева моей дорогой матери, чтобы обрести дихенидд, который принес мне лишь ненависть злобного короля, жестокие копья его свиты да еще то, что меня пустили носиться по волнам беспредельного моря. Мирддин Виллт, «сумасшедший», так зовут меня люди. И я, безумный, должен искать возрождения, когда я мог бы остаться в тепле чрева моей матери, в крепких объятиях Гвенддидд, в водоеме моего друга трибуна Руфина.
