Но как раз в самое угрожающее мгновение мы достигли своей цели. Скользя по острому ребру хребта, мы внезапно оказались над краем огромной глубокой расселины, в обе стороны тянувшейся неизвестно как далеко. Впервые с нашей встречи Лосось был явно встревожен. Вместо того чтобы прямо, как стрела, нестись сквозь океан, мы свернули влево и поплыли на юг по граничному хребту. Я проследил взгляд моего спутника, когда он время от времени всматривался в огромное ущелье, что было подобно глубокой ране в рассеченном теле земли. Он стал чрезвычайно осторожным. Временами Лосось останавливался и замирал, перебирая плавниками, прежде чем двинуться дальше.
Через некоторое время я увидел, куда мы плывем. Иногда я чувствовал, что по воде проходила какая-то беспокойная дрожь, и ощущал, как все более теплые потоки омывают меня. Мы прошли сквозь тонкие облачка серого взбаламученного осадка — прежде нам такой не встречался, — а затем… затем это оказалось перед нами! Неподвижно зависнув над вогнутым пиком огромной горы, мы прекрасно видели соседнюю гору — мрачный утес, возвышавшийся над тем через который мы переплыли. Его огромное основание было затянуто клубами взбаламученного осадка и дыма. Был он невероятно высок, так что взор едва достигал его вершины. Но мы видели, как над этим пиком, отвесным, как крепостная стена, взлетают головешки и яркие искры, словно одичалые бесы и демоны Преисподней.
Внезапно вершину горы разнесло безмолвным взрывом. Она рассыпалась мириадами осколков. В глубине, под тяжестью великих вод, все это происходило медленно. Как только желтый и оранжевый пламень вырвался из горла обезглавленной горы, расколовшаяся вершина лениво поплыла вверх и в сторону, огромные валуны, расколотые камни полетели вверх, наружу хлынули потоки горячей лавы и текли, медленно срываясь в окружающую бездну.
Зачарованный ужасным зрелищем, смотрел я на все это. Я представил себе огненное содержимое горы, кипящее и булькающее, как колдовское варево в Котле Керидвен. Я видел, как струя пылающей лавы хлынула через край — так кровь пенится и течет струйками из уст сраженного воина. Открывшийся гнойник истерзанной земли извергал клубы пара, что уходил вверх рекой пузырьков и пепла. Когда лава начала стекать по склонам горы, ледяная вода охладила ее так, что на нижних склонах она превратилась в катящиеся камни вроде тех, что мы видели вокруг потухших вулканов, тянущихся вдоль огромного мирового ущелья.
Волнение вокруг нас становилось все сильнее и сильнее, а вода становилась все теплее и теплее. Водовороты бросали нас туда и сюда, и, пока я пытался сохранить равновесие и удержаться рядом с моим защитником, я краем глаза увидел, что и другие горы в цепи начали выплескивать пар и с грохотом раскалываться. Пики пылали словно горнила Гофаннона маб Дон — а может, это они были… Одна за другой они взрывались, выбрасывая водопады камней, яростные клубы пара и кипящей жижи. Потрясенный чередой извержений, я временами видел, как внезапные взрывы выбрасывали наружу камни с такой силой, что легко было представить, как они, вращаясь, вылетают из воды в тысячах футов над нами и взлетают в пропитанный солнцем воздух над пустым океаном.
Я умоляюще посмотрел на огромную рыбину, что была рядом со мной, и, к удивлению своему, заметил, что Лосось с невиданным ранее вниманием устремил свой задумчивый взгляд на дно гигантской долины, лежавшей у подножья параллельных хребтов пылающих пиков, — огненный путь, освещенный пылающими факелами (так мне казалось), ведущий вниз, к ледяным ужасам Ифферна. Проследив его взгляд, я увидел, что, когда земная кора начинает трескаться и раскалываться огромными глыбами с острыми краями, дно долины вздымается и опадает чудовищными волнами. Внезапно глубокая трещина вспорола долину по всей длине по самой середине, вскрывая то, что показалось мне поначалу бесконечным швом. И из этого шва поднялась двойная стена скал, покачиваясь взад и вперед, движимая какой-то невообразимо могучей подземной силой.
Слои камня поднимались, валились в стороны, выпирая из все более расширяющейся трещины, вытесняемые со дна долины непреодолимым давлением. Сквозь толщу воды я ощущал дрожь и колебание и ошеломленно взирал на то, как все дно долины, гора подо мной, великая корка мира начала сползать и медленно, но заметно смешаться куда-то нам за спину. В то же время я увидел, что такое же творится на противоположной стороне ущелья — двойная гряда гор начала раздвигаться!
Горы взрывались и рассыпались со всех сторон, океанская вода бурлила, кружила в бешеном водовороте расколотые скалы, ил и пепел, и ослепительные вспышки рваного пламени полыхали в сгущавшейся тьме. Меня швыряло туда и сюда так, что я потерял всякое чувство направления и уже ничего не осознавал. Вновь восставал первозданный хаос, девять стихий распадались на бессмысленные клочья вне времени, пространства и связей. Добрый аббат Мауган говорил мне, что я обладаю способностью видеть одновременно прошедшее и грядущее, но то, что я видел, было разрушением и прошлого, и настоящего, и грядущего. Как упорядоченные предметы верхнего пространства распадались на первичную грязь, оседая на дно океана, так теперь я видел, как элементы мирозданья расходились и опускались в безвременную, бессвязную, не ведающую направлений пустоту, из которой они возникли в дни рассвета богов.
Меня охватил такой страх, которого я не ведал даже тогда, когда копья воинов короля Кустеннина готовы были вонзиться в мое сердце на берегу у Башни Бели. Ведь смерть — это, несомненно, врата жизни, нашей собственной или чужой. Но теперь я знал, в каком гонком равновесии, которое поддерживаешь Ты Своею Верной Рукой, находятся все твари живые. Лишь чуть нарушится оно, упадет случайно фигурка с доски гвиддвилла — и вся эта прекрасная гармония погибла навеки. Разверзается дно Водоворота Брихана — бездна, в которую затягивается все, чтобы не выйти уже никогда.
И вот, когда я висел, потерянный, среди страха, я вдруг перехватил взгляд спокойных серых глаз Лосося из Ллин Ллиу, с укоризной смотревшего на меня. Сразу же мое холодное сердце сельди забилось горячее. Взгляд этого мудрого, старейшего изо всех сотворенных существ создания вмиг привел меня в себя. Как же первичный хаос мог быть здесь, если я находился рядом и созерцал его? И я с трепетом силы ощутил, что, даже рассыпься все на бесформенные, разобщенные атомы, мне будет довольно взглянуть на них, чтобы восстановить порядок. Ибо я Мирддин, сын Морврин, рожденный в Башне Бели, и игравший с моим другом крапивником, и смотревший из окна на бакланов, и до крещения проживший двенадцать дней, полных солнца, ветра и бури. Я существую во времени и пространстве, я вижу (не ясно, но вполне достаточно), как сменяют друг друга короли, те, кто правил и будет править Островом Придайн и Тремя Соседними Островами, — и то, что я вижу, имеет порядок, направление и цель. Я записал это, начертал это и заставил существовать одним моим существованием!
О Сверкающий, Славный! Как мог я усомниться! Когда окружил Ты черные воинства Оэт и Аноэт в битве Годдеу, передвигаясь на одной ноге и не сводя с них Своего Единственного Ока, этот сверкающий глаз охватывал королей и королей над королями, свободных и несвободных, и, более того, веши, которых никто не знает, но которые есть: снежные хлопья, капли росы на лугах, градины, и травинки под конскими копытами, и белых коней сына Ллира в час бури на море. Все это Ты знаешь и, когда придет время, ниспошлешь мне это знание. Я не страшусь!
Когда я впервые погрузился в океанские волны в заливе Хаврен, я испытал неожиданное спокойствие и удовлетворение, какое чувствует человек, засыпая после тяжелого дня. Я чувствовал себя так, словно черное лоно великих вод милосердно укрыло меня от забот и тревог земных. Я почти с благодарностью воспринял свое погружение в глубину. Теперь, однако, я ощущал все возраставший ужас. Я жаждал дневного света, я хотел бодрящего предвкушения жизни среди друзей, ее тягот, борьбы и недолговечности, равно как и теплоты ее удовольствий. С облегчением я ощутил, что мой спутник готов покинуть зрелище хаоса, которое мы наблюдали почти бесконечность. Я забил плавниками, готовясь уплыть прочь отсюда. Я не мог удержаться от того, чтобы не бросить прощальный взгляд туда, вниз, где вспухала пламенем раздвигающая горы бездна. И то, что я увидел, поразило меня, и зрелище это до конца дней моих останется в моей памяти — ежели когда-нибудь конец этот настанет. Как думаешь, настанет ли он, о король Кенеу Красная Шея, сын Пасгена?
