Внимательный глаз мог бы найти красоту даже здесь, в этом диком мире. Здесь были свои необычные растения — одни плавучие губки походили очертаньями на сирень или на эльфийские колпачки, другие были совсем как росянка, которую ты, о король, мог видеть неподалеку отсюда, на болотах у горы Невайс. Повсюду росли желтые, красные, пурпурные морские веера, султаны, папоротники, ползучий мох. Мягкие, яркие морские звезды томно изгибались и вытягивали на дне свои бугорчатые конечности.
И лишь когда мы начали пересекать бесконечную с виду равнину, я вдруг с неприятным чувством осознал, что в этой спокойной глуши, как и везде, таится опасность. Меня забавляли ужимки быстрых кальмаров, которые по нескольку раз меняли цвет в возбужденном ожидании нашего приближения А когда мы почти настигали их, они сердито выпускали струю чернильной жидкости и исчезали за черным облаком. Моя снисходительная насмешливость, однако, быстро прошла, когда мне дали понять, насколько все в этой жизни зависит от пропорций. Внезапно чуть правее от нас появился другой кальмар, совершенно иного рода. От своего тупого хвоста до концов двух вытянутых вперед щупальцев был он, наверное, футов пятьдесят, а то и шестьдесят в длину. Восемь щупальцев покороче еле заметно согнулись и разогнулись, когда мы проплывали мимо, но, кроме этого, он ничем не показал, что заметил наше присутствие. И все же мне ужасно не понравился взгляд его наглых глаз и изгиб его клюва среди волнующихся щупальцев.
Почти сразу же после этой неприятной встречи безликая илистая равнина, над которой мы уже несколько недель плыли к какой-то цели, вдруг резко оборвалась. Я потерял понятие о времени и расстоянии, хотя смену дня и ночи кое-как можно было различить даже на той глубине, в которой мы теперь продолжали наш путь И вдруг знакомая картина дна под нами исчезла, уступив место непроглядно-черной пустоте Наверное, это были Воды Аннона, с тревогой подумал я. Надо вернуться назад, пока еще не слишком поздно. Но от взгляда спокойного всевидящего ока Лосося из Ллин Ллиу моя паника улеглась.
И так могуча была власть надо мною этого необычного древнего создания, когда он неторопливо повернул и погрузился во все более густеющую тьму, что я тут же последовал за ним. Некоторое время, пока мы погружались все глубже и глубже, я ничего не видел. Затем, когда мои глаза постепенно стали привыкать к этому царству вечной ночи, я увидел вокруг тысячи точечек света. Одни были яркими, как звезды, что улыбались мне тогда, когда я плыл в моем мешке по морю Хаврен после освобождения из Башни Бели. Другие светили слабо, как смотрящие из чащи леса на пастухов у костра внимательные, мрачные глаза.
Я быстро понял, что меня окружают мириады светящихся рыб. У одних были светящиеся полоски или пятна на боках или брюшках, у других были внимательные, мерцающие глаза. Некоторые испускали лучи, словно светильником освещая себе дорогу. Следя за этими мелькающими огоньками, я постепенно осознал, что мы спускаемся вдоль склона огромной черной скалы. Когда мы нырнули вниз, все вокруг сразу похолодало, потемнело, замерло. Мир стал совершенно другим, чем тот, наверху.
Сколько времени мы спускались, я не могу сказать. Скажи кто — недели или месяцы, не стану спорить. Я знаю только то, что мы в конце концов добрались до дна, покрытого черной слизью, — мы добрались до дна пропасти!
Я не стану описывать тебе в подробностях дальнейшие наши странствия. Вряд ли у тебя будет возможность когда-нибудь посетить эти страшные места, а если такое и случится, то я в любом случае буду твоим поводырем Довольно и того, что пять раз по пять веков мы все плыли и плыли вперед над мрачным каменистым дном, над горными хребтами и холмами, перемежающимися участками совершенно ровного ила, к которому мы привыкли во время первой части нашего странствия над равниной.
Тот край, который во много-много раз обширнее земли, где мы живем, — самый нижний уровень Вод Аннона. Там нет ничего истинно упорядоченного. Там сидят или ползают твари, состоящие только из пасти и заднего прохода. Они постоянно пожирают грязь и тут же тонкой струей выбрасывают ее сзади. Они — живое олицетворение этой пустынной бездны, где все лишь огромная затхлая куча мусора. С высоты тысяч футов, с поверхности великих вод вниз постоянно опускаются останки жизни, падают на мертвую поверхность этого отхожего места земли. Миллионы миллионов лет оно принимает все, что отвергает земля, — не просто пыль, прах и камни падают вниз с тающих ледяных островов, но испражнения и трупики миллионов миллионов птиц, рыб, морских тварей и — временами — трупы людей. Все это затягивает бесформенная слизь, чья поверхность во тьме незаметно поднимается. Если нога моряка вдруг неудачно соскользнет с планшира, упадет с небес подстреленная птица или пылающая огненная гора выплюнет в небо клубы дыма и копоти — все, все это уйдет под воду и все затянет ровная первозданная трясина, и все будет вечно поглощаться и исторгаться с мускусной слюной свернутых спиралью червей, ползающих в слизи.
Но в хаосе лежат девять начал творения. Было время, когда я мчался прямо, как стрела, к теплым землям юга, к границам Срединного Моря, где живет народ Гроэгуйр[20]. И там я говорил с мудрым человеком, с лливрауром[21]. Это был мудрейший из своего народа в те времена. Это он мне показал, что вначале нет целых форм, но есть лица без шей, руки без плеч, глаза без лиц, тупые, тяжело ползущие, тысячерукие — все бесплодные, без потомства.
— Многие головы, — сказал он, — рождаются без шеи. Но потом приходит ночь, а в ночи — огонь, из которого выходят прекрасные тела мужей и дев, естественные, сплетенные не в хаосе, а в благословенном восторге любви. Это любовь приносит превращение — любовь, что блистающая Арианрод питала к сыну своему Ллеу Ллау Гиффсу, Друстан — к прекрасной Эссилт, и в свой черед и я (возможно, и ты также испытаешь, о король) — к сестре моей Гвенддидд.
Но я ничего не знал об этом во время своего ученичества у древнего Лосося из Ллин Ллиу. И с возрастающим с каждой милей отвращением и страхом начал я понимать, что мы приближаемся к нашей цели. Хотя мы не перемолвились ни словом, я ни разу не усомнился, что мой поводырь вел меня туда для некой необыкновенной цели. Ты должен припомнить, о король, что светлый мир, в котором живешь ты и люди твоего королевства, по сравнению с Иным миром на вершине Каэр Гвидион не более чем ползучий мрак морской по сравнению с этим миром.
Наконец мы приплыли к могучему горному хребту, мимо чьих крутых, заросших гроздьями ракушек склонов мы скользили все быстрее и быстрее. Теперь мы добрались до самого хребта, переплыли через него. Под собой я увидел искореженную землю — там были горы, чьи впалые вершины говорили о том, что когда-то они изрыгали серный огонь и камни, что взлетали даже над поверхностью моря, гневно грозя небесам.
Вскоре я увидел, что внизу все резко изменилось. Душный покров осадков, что покрывал вершины и склоны всех подводных гор и холмов, устилая невероятно глубоким слоем все равнины и долины, начал истончаться, пока вдруг как-то сразу не исчез. Теперь мы видели нагие, скалистые вершины гор, более острые, чем кто-либо когда-нибудь видел. Всюду громоздились чистые скалы, с оплавленными скользкими склонами, потеками плавленого камня, который, казалось, не так уж и давно изливался из острых гребней этих потухших кузниц. То, что извержения были не слишком давно, было ясно по теплу, тянувшемуся от лавовых долин, где некогда раскаленные камни, охлажденные водой, тотчас после извержения спеклись в округлые подушки с боками, изрезанными извилистым узором.
Над этой открытой, чистой, но угрожающе бесформенной землей мы и плыли. Больше мы не следовали изгибам холмов, как прежде, но шли прямо над вулканами. Временами теплые течения оттесняли нас в сторону, и я думал — неужели горы там, дальше по хребту, еще извергаются, прорывая тонкую корочку? Один раз земля заметно содрогнулась, ее очертания на миг расплылись перед моим испуганным взором. Несмотря на доверие к моему вожатому, я беспокоился все сильнее и раза два, признаюсь, подумывал о том, чтобы удрать.
