По призыву короля Кинвэла прибыл также Кинддиан из Каэр Кери. Щеки его воинов пылали как угли от скачки на длинногривых конях. После его воинов зеленые луга становились как свежевспаханное поле, поскольку кони их мчались, как волны морские, бросающиеся на утесы; как шум ветра, гнущего дубы, было хлопанье их знамен.

Воистину, ивисы были обречены! Короли и князья Кимри, вылавливая из котла крюками мясо, каждый в свою очередь согласно старшинству, смеялись и говорили о горящих усадьбах, угонах стад, захвате рабов. И когда пошел по кругу рог с медом и затих смех, радость все равно жила во всех сердцах, поскольку Талиесин запел о карканье воронов над кровью, о мертвых ивисах, пялящихся открытыми глазами в небеса, о протяжном плаче вдов и воплях сирот.

У походных костров, рассыпанных по всей равнине за стенами, собрались воины королей Острова Могущества, во ткнув копья тупыми концами в податливый торф. В одно и то же время здесь собрались отряды Кимри из всех шестидесяти кантрефов Придайна, с ясеневыми копьями и белыми щитами, буйными, неистово ржущими конями и рычащими белозубыми боевыми псами. Из шестидесяти кантрефов Острова Могущества — от Кантрер Гвэлод на севере до Дивнайнта на юге — слетелись отважные воины, объединенные боевым порывом, стойкие копейщики, быстрые в нападении и упорные в обороне, люди, перед которыми враги побегут, как лисы, в приморские топи и к устьям рек, побегут на свои корабли, чтобы с девятым валом уплыть далеко в море.

Князья горели жаждой боя, но никто не жаждал его так, как побратимы-принцы Рин маб Мэлгон и Эльфин маб Гвиддно. Именно по их горячему желанию король Мэлгон Гвинедд на совете королей в Каэр Лойв решил, что на этот раз пир продлится всего лишь неделю, а потом увеличившееся войско снова пойдет на юг.

Итак, свежим весенним утром король Мэлгон поднят руку в перчатке и указал в сторону нечестивых. Запели рога у восточных врат Каэр Лойв, и сто тысяч Кимри двинулись на юг, через край каменистых холмов, к Каэр Кери Мы останавливались у многочисленных кайрнов у дороги, чтобы положить еще один камень к памятникам воинов былого, защищавшим Остров Могущества от Вторжений и Напастей. Я называл их всех по именам, как и холмы, и леса, и реки, мимо которых мы проходили, рассказывал о старине мест, лесов и вод.

В Каэр Кери мы остановились только на один день и одну ночь, прежде чем снова двинуться в путь. Теперь все сердца бились желанием достичь места битвы без промедления Но именно в этом городе произошло несчастье. После того как Мэлгон Высокий отправился отдохнуть, Мэлдаф открыл королю Брохваэлю и князьям Острова Могущества, что какой-то придворный шут — по небрежению ли или по злому умыслу — положил нынешним вечером на королевское блюдо кусок вареной собачатины. По великому несчастью, король отведал этого мяса, что было вещью запретной. Для человека есть мясо своего тезки — кинеддив, а поскольку имя «Мэлгон» означает «большой пес», король нарушил свой кинеддив.

Когда Мэлгон узнал об этом, он убил шута на месте окованным железом древком своего знамени и приказал, чтобы его тело бросили в яму, куда мясники Каэр Кери сваливают потроха. Но деяние уже было совершено, и теперь следовало решить, как избежать его дурных последствий. У королей и князей Кимри, когда они об этом узнали, появились недобрые предчувствия, и Мэлдаф долго советовался с Идно Хеном, главным друидом Гвинедда, и прочими друидами, сопровождавшими войско, что можно сделать, чтобы свести на нет нарушение.

На нашем пути стали попадаться приметы того, что мы приближаемся к месту битвы. На голом холме пронзительно свистел ветер среди кайрнов мертвых, шепча, может быть, о гибели от брошенного копья или удара меча. В укромных ложбинах грелись среди камней на солнце змеи, ускользая при нашем приближении в Преисподнюю Аннона, унося тайны мертвых в край ушедших.

На краю холмов, где мы в последний раз перед спуском в долину Темис разбили лагерь, королю Диногаду из Дунодинга, двоюродному брату короля Мэлгона Гвинедда, в полночный час явилось зловещее видение. К нему в шатер вошла ведьма и приветствовала его. Круглые ягодицы ее воняли, как сыры, подгнившие в сыром хранилище, а груди ее были таковы, что, забрось она их на ветку высокого дерева, все равно ее пупырчатые щетинистые соски свисали бы до самой земли.

Диногад в страхе сел на ложе и попытался было заговорить с ведьмой, но язык его присох к небу. Затем увидел он, что у плосколицей ведьмы на каждой груди распухшие губы и что произнесли они следующие слова:

— Псы Гверна, бойтесь Мордвидд Тиллион![107] С этими словами ведьма удалилась, и Диногад не осмелился преследовать ее, чтобы спросить, что значат эти слова, поскольку на спине у нее было четыре глаза и она ими смотрела на него. Тогда он понял, что это Адерин-и-Кирв, Птица Смерти, которая подменивает детей.

Поутру князь Диногад, бледный и измученный, предстал перед королевским советом и поведал свою историю. Никто не понял смысла слов ведьмы. Растолковать их было поручено друидам, сопровождавшим нас в походе. Они рассуждали долго, но ни к чему не пришли. Слова ведьмы, вне всякого сомнения, были пророческими, но туманными и трудными для истолкования:

— Guern gwngwgh uiwch Mordwydd Tyllyon!

Были те, кто считал, что Гверн — это ольховая роща, гуэрн, место битвы, где будет «прободение бедер», мордвит тиллон. Другие вспоминали Гверна, сына сестры Брана, который уплыл вместе с принцессой Бранвен в Иверддон в былые времена. Разве король Мэлгон Высокий, потомок Бранвен, также не покинул Гвинедд, страну Брана? Но кто тогда есть или был этот Мордвидд Тиллион?

Я послушал споры друидов и с дурными предчувствиями в сердце вернулся на совет королей в шатер Мэлгона Гвинедда. Он внимательно слушал Руфина, который объяснял необходимость в ежедневных учениях теперь, когда мы находимся в дневном переходе или около того от вражеских границ.

— Я уже говорил, как важна правильная и быстрая маневренность для первой линии кавалерии, — настаивал он. — Более того, под прикрытием эквитес аларес[108] вторая линия эквитес когорталес должна приготовиться к основному удару, который, как ты знаешь, осуществляется кантабрийским галопом в хорошем порядке. Это не всегда делается так, как надо, как ни грустно мне это говорить.

При этих словах один-два короля немного потупили головы, поскольку трибун высоко почитался в войсках и его упрека боялись почти так же, как вызывающих нарывы стихов обиженных поэтов.

— Никаких имен, никаких наказаний маршем с полной выкладкой, — тактично продолжил Руфин. — На нашем последнем смотре когорта короля Геронтия хорошо показала себя и заслужила конгиариум за старательность[109]. Пусть каждый командир сегодня постарается заслужить его для своего отряда. Мы начнем с метания копий поотрядно в точке атаки, а затем вернемся к кантабрийскому галопу.

Короли удалились каждый к своему отряду, а мы с Талиесином остались поговорить о смысле сна Диногада.

— Где эта осиновая роща и кто, по-твоему, этот Мордвидд Тиллион, о князь поэтов? — спросил я.

Талиесин с сомнением покачал головой, немного поразмыслил и затем извлек из своей сокровищницы слов следующее двустишие:

— Это пророчество издавна ведомо гадателям, а что оно значит — в этом мы должны посоветоваться со своим ауэном, когда настанет нужное время. Сейчас будущее для меня окутано дымкой, как эти поля и леса, что встают из майских туманов Темис. Боюсь, приближаемся мы к мрачному месту и должны как можно лучше искать свой путь.

Большую часть этого дня наш путь проходил в полумраке, и только мощеная дорога под копытами коней, что шла прямо, как копье, через равнину, позволяла нам продвигаться вперед без замешательства. Сырой туман серыми волнами наползал с запада, с топких заливных лугов. Он лежал огромной опухолью на склоне холма, висел холодным паром в каждой впадине, косматым саваном окутывал землю. Люди ехали молча, натянув на голову капюшоны. Лишь глухой топот конских копыт и приглушенное позвякиванье кольчуг под промокшими плащами нарушали тишину.