Кажется, Андрей Владимирович почувствовал, что его бастион сейчас рухнет, – бледность сменилась краснотой, пальцы сжались сильнее.

Однако я больше не пыталась вырвать его «щит» – это был обманный маневр. Преподаватель, вцепившийся в портфель, как в спасательный круг, чуть не упал на меня. Что и требовалось! Я тут же снова впилась в него губами. Держать контакт, остальное дело техники… мои ладони легли на его бока и скользнули к ремню брюк, ловко огибая портфель. Я приподняла согнутую ногу и завела колено ему между ног, все выше, пока не уперлась…

Он дернулся, как от удара током, отстранился всем телом, судорожно втянув воздух.

– Анна, хватит! – умоляющим шепотом произнес он. – Я люблю жену и не хочу…

– Возьмите меня, ну! – велела я в ответ и не узнала собственного голоса, таким хриплым и страстным он был. Сколько можно сопротивляться? Мне нужен мужчина, я голодна! Не в силах больше сдерживаться, я нащупала пряжку его ремня.

Андрей Владимирович попятился к выходу, я – за ним, пытаясь расстегнуть ремень. А он прижимал портфель к животу, загораживаясь и мешая. С трудом я вытянула кончик ремня из пряжки. Андрей Владимирович уперся спиной в закрытую дверь. А я уперлась в него. Прижалась высоко вздымающейся грудью, прошлась языком по его подрагивающим губам. Теперь никуда от меня не денешься! В последний раз я взялась за портфель и почти нежно потянула на себя. Он тебя больше не спасет, дорогой…

Дальнейшее было настолько просто и неожиданно, что я застыла от обиды и возмущения. Взъерошенный, красный, как помидор, преподаватель выскочил из аудитории – а его кожаный портфель остался у меня в руках. Дверь хлопнула перед самым носом.

А-а-а! Черт, черт, черт!!! Я рванула дверь и вылетела из аудитории следом, потрясая ненавистным предметом:

– Андрей Владимирович, вы портфель забыли!..

Высокий силуэт скрылся в толпе в конце узкого коридора. Кругом было шумно и тесно, студенты спешили на лекции, меня сразу закрутило людским водоворотом.

И тут дорогу мне заступил Красавин.

– Ты чего так долго? – раздраженно спросил он. – Что вы там делали?

– Не твое дело, пусти. – У меня внутри все так и кипело. Казалось, что я – паровой котел со все возрастающим давлением и вот-вот рвану.

– А чье же еще? – ухмыльнулся Красавин. – Я тут жду-жду, как собачка, а ты там наедине с преподом закрылась? Чего он выскочил как ошпаренный? Впрочем, это твои проблемы, а мне нужна компенсация. Раз уж я выставился дураком перед всем курсом, то должен получить свое.

Красавин потащил меня в другой конец коридора, к туалетам. Я практически не сопротивлялась, так, для порядка, чтобы только раздразнить его. Непонятная жажда глодала изнутри, и если немедленно не утолить ее… Красавин подойдет. Совсем не то, конечно, что Андрей Владимирович, однако мне срочно требовался мужчина. Еще секунда – и я брошусь на однокурсника прямо посреди коридора. Что же за наваждение на меня нашло?

Перед туалетами было спокойней, но людей хватало и тут. Нет, сортир не очень подходящее место. Только я хотела сказать об этом, как Красавин свернул в малоприметную дверь слева. Мы очутились в кладовке уборщицы – на полках рулоны туалетной бумаги, бутылки с моющим средством и резиновые перчатки, в углу стоят швабры, пахнет хлоркой.

Красавин прижал меня спиной к полкам, его пальцы впились мне в спину, губы – в мой рот. О да, наконец! Уже было плевать на ласки и прелюдию, я жаждала другого. Лишь бы все побыстрее произошло, лишь бы избавиться от изматывающего, нереального голода!

Он елозил ладонями по моим ягодицам, задирая коротенький подол и стаскивая трусики. Мы сбились в пыхтящий комок похоти, громкое дыхание заполнило каморку, куда едва-едва проникал свет сквозь щель в двери. Мои пальцы уже трудились над тугой пуговицей красавинских джинсов, как вдруг сквозь застилающую реальность пелену животной страсти пробилась отчетливая мысль: «А он слюнявый».

Я ухватилась за этот проблеск сознания и попыталась раздуть искру разума внутри себя. Ведь он мне противен! Неужели я позволю себе так опуститься – заниматься этим с неприятным мне парнем?

Тело делало дело без моего участия, Красавин мял мою грудь, я стонала и извивалась в его руках – а голос продолжал зудеть глубоко внутри, постепенно нарастая и заполняя голову: так нельзя, Анна, ты же знаешь; когда все закончится, ты будешь очень жалеть. Конечно, обычно лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть, – но это не тот случай. Именно сейчас лучше удержаться!

Успев расстегнуть Красавину ширинку, я оставила в покое джинсы, уперлась ладонями ему в грудь и неимоверным, совершенно нечеловеческим усилием отодвинула от себя. Мои собственные руки сопротивлялись мне! А он, кажется, решил, что я не справляюсь, и сам начал спускать джинсы и трусы. Воспользовавшись моментом, я навалилась на него плечом, толкнула на швабры – и выдернула себя из кладовки чуть не за шкирку.

Снаружи стало чуть легче, я перевела дыхание, ощущая, что начинаю контролировать тело.

Дверь каморки осталась незакрытой, и я, а также проходящая мимо компания узрели валяющегося среди швабр и ссыпавшейся с полок бытовой химии Красавина – со спущенными штанами и гордо торчащим достоинством. Альфа-самец, побагровев, прикрылся рюкзаком. Я расхохоталась, за мной заржали и случайные студенты. Вот интересно, что они подумали, увидев его там? Что он занимался этим со шваброй?

– Не прощу! – прошипел мне вслед униженный «король».

По коридору я направилась к выходу с факультета. В животе еще шкворчало неудовлетворенное желание, когтями царапало внутренности, поэтому я поторопилась убраться из университета. Приходилось бороться с собой, жаждущей вернуться и продолжить охоту за мужчинами, однако каждый следующий шаг давался легче. А стоило выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух, как мне удалось почувствовать, впервые за утро, власть над собой. И я срочно вернулась в общагу.

Первым делом я нахлебалась холодной воды прямо из-под крана, затем встала под ледяной душ, чтобы утихомирить внутренний паровой котел. Вроде получилось – неугомонный голодный зверь, порычав и поворчав, свернулся калачиком и заснул. Надолго ли?

Как только похоть успокоилась, пришел зверский аппетит. Может, он все это время был рядом, но только сейчас удалось его ощутить? Заваривая чай и делая трехэтажный бутерброд, я не переставала тревожно размышлять. Что на меня нашло сегодня? Каких дров я наломала? Утренние события, хотя произошли совсем недавно, вспоминались, как в дымке. Началось раздвоение личности? Откусив большой кусок, я с кружкой чая уселась читать учебник клинической психологии. Пролистав от начала до конца и для верности обратно, убедилась, что клиническая психология имеет много ответов на мой вопрос, и это мне совсем не нравилось. Случившееся очень напоминало диссоциативное расстройство личности, осложненное нимфоманией. Правда, при диссоциативном расстройстве человек начисто забывает, что делала другая его личность, а я хоть и смутно, но все помнила, по крайней мере утро. А нимфомания приступами не бывает, к тому же при этом расстройстве в половое влечение не вовлекается – я сверилась с учебником – возбуждение половых органов. А у меня все вовлеклось, и еще как! Мне стало стыдно от воспоминания. Это определенно была не я.

Тогда кто?

Кто мог овладеть моим телом или сознанием? Что случилось ночью в клубе? Вот об этом я не помнила ровно ничего. Мы пришли с Лилькой в клуб, кстати, она теперь меня, наверное, ненавидит… Что сказать соседке, когда она вернется с учебы? Черт… так, не отвлекаться, думать, я не хочу превращаться в нимфоманку, надо избавиться от этого состояния. Иначе перестану сама себя уважать. А самоуважение – важная часть моей идентичности.

Так о чем я? Да, вот мы завалились в клуб, пили коктейли, потом Лилька пошла танцевать, а я… ко мне подошла клевая девчонка и… вроде она поцеловала меня. Зачем? Я еще подумала, что она под наркотиком. Точно! После ее поцелуя я и почувствовала этот всепоглощающий сексуальный голод, этого похотливого зверя внутри. Вот интересно, почему? Может, я потенциальная лесби, и девчонка меня, как это называется… разбудила? Но тогда я не гонялась бы сегодня за мужиками, а сразу, еще в общаге, завалила бы в постель Лильку.