— Чего? — Ринат, в удивлении, бросает кромсать конину.

— Таво! — передразнивает его боцман, — Знай и люби родной край! Начали геноцидить тунгусов буряты, продолжили казаки. Ясак на них был наложен, против обычных инородцев — втрое больший. Неподъемный. Церковь наша, православная, грабежу и изуверству не мешала. Чего нехристей жалеть? А добивали их вовсе простые наши селяне. Землепашцы. Задолбали они тут всех, своей таежной простотой. На скотину домашнюю охотились, как на диких зверей. В лесу или в поле — без различия. Кто такое потерпит? В людных местах — лесовикам жизни нет! — м-мда!

— Дед, я не понял, — Ринат озадаченно моргает, попутно трет лоб тыльной стороной ладони, оставляя кровавую полосу, — ты сам-то, за тунгусов или против? Считаешь, мы зря в их разборки вмешались?

— Док! — боцман подчеркнуто игнорирует вопрос, — что с тушами делать будем? Мало нас, едва вторую ободрали, а уже запыхались. А не сдюжим жиловку — мясо, на костях, пропадет! Разве тунгусам подарить…

— Нельзя им мясо! — из-за спины выныривает Тамара, — Тут одни мужики были. А женщин с детьми они где-то в лесу спрятали, — заминается, — У всех, кого подобрали — крайнее истощение. Я, вскрыла одного… Показана легкая пища. Ну, мясной бульон…. Или уха… Иначе — помрут, — снова заминается, — если найдем…

— О! Фр-р-р! — трель боцманской дудки заставляет нас подпрыгнуть, — Команда! Кто сейчас свободен? Котлы разводить! Воду-дрова носить! Кости лошадиные — варить! Бульон делать будем! — Ринат облегченно скалится, напряжение разрядилось, — Док, лошадиное мясо, как оленину, на ветру сушить можно?

— Конину и сырой есть можно, без специй, — Саляев тоже принял решение, — Но, посолить тоже хорошо. Смена, к снаряду! — подброшенный в воздух разделочный нож привычно ловит беззвучно подошедший к нам парень, — Дед, покажи, как точить ножи. Ловко у тебя получается. К туше не суйся — покормим лешаков. Мясо резать — только мякоть! Нам навар нужен… и бабы… — улыбается неожиданно широко и обаятельно, — Сытая женщина — добрая женщина. Я фото в журнале видел… Там… давно… Тунгуски — они красивые.

Очередной раз, в этом походе, вспомнил, что время воспринимается не часами, а событиями. Раньше, да и здесь, был один сплошной поток дел. Плотно набитый список, срочных, сверхсрочных, просто нужных. А в плавании настал относительный расслабон. Не в смысле, "нечем заняться". А — не от тебя зависит результат и сроки его наступления. Хотя… дунул встречный ветер (его тут называют Култук, по источнику) и хоть ты тресни — скорость "Матраса" упала вдвое. Промозглый сквозняк всех загнал в трюмы, где боцман устроил "парко-хозяйственный день". Нет ничего хуже, для молодых лбов, забитых в тесные коробки трюма, чем вынужденное безделье. А кому им пример показывать? То-то! Уй… Наломались так, что "язык на плечо". Стирали, прибирали, проводили регламент техники и мелкий ремонт (по объему близкий к капитальному). Мама! Психологически, вышел "самый длинный день в году". Тысяча мелочей… От покраски срочно вдруг облупившихся частей, до чистки и смазки механизмов. Лебедок, талей, дверных петель. Стальных деталей здесь полно. Вода рядом… коррозия! Короче, потом, уже сами еле отмылись. Хорошо, что вода рядом, да-с.

Сегодня аналогичный случай. Сюрпризы, ситуация меняется… Планы то рушатся, то строятся заново. Волшебное слово "красивые тунгуски" стянуло личный состав к Саляеву, как магнитом. Симптоматично… Проблема не пропорционального представительства в экспедиции женщин — больная. Главная, после еды… Выдать манящую, пусть наполовину придуманную байку (для поднятия духа) он не успел. С дальнего края поляны, где утром, в холодке рядком сложили убитых тунгусов, донеслось тихое тоскливое подвывание… Жуткий, искренне отчаянный, собачий плач… Крупная лайка, на фоне зелени кажется ярко-белой, как умеет выражает своё горе… Тычется в мертвого хозяина носом… и тонко надрывно скулит… Всех нас, что показательно, вообще не принимая в расчет. М-м-дя, интересно… И? Сколько людей — столько мнений.

— Собачка! Кавайная! — с восторженным придыханием, на грани сюсюканья. Это Елена.

— Голодная, — с сочувствием, уже без восторга. Это Тамара.

— Не стрелять! — вполголоса, зато на рычащих тонах, поскольку рефлекс хвататься за оружие — четкий и с десяток стволов на зверушку уже нацелился. Это Ринат. Это правильно. Рационально… В силу бредовых инструкций, о соблюдении режима секретности, мы так и не смогли добиться разрешения взять в аномалию хоть одну собаку. "Не положено" и весь ответ. Согласно такого и такого пункта… ну, не процитирую точно. Типа"…допуск в помещения, где находятся секретные материалы, любых домашних животных — строжайше запрещен". Представляете, каково оказаться посреди сибирской тайги без собаки? Мы — уже представляем. И очень наглядно. Зла не хватает! Это целая планета — секретная зона? Сколько докладных писали, сколько запросов… Не успели. Пока скрипели колеса бюрократической машины — проход закрылся… Э-э-эх! Знать бы заранее — лично, в карманах бы, пару щенков пронес. Через все пропускные пункты. Собственноручно бы поймал. Интересно, сколько бы мы заплатили сегодня за эту вот собаку, её хозяевам? А за парочку таких же? Кобеля с сучкой? Подозреваю, дорого… Железом — по весу. Тут, хорошее железо, дороже золота

— Охотная… — мечтательно. Кто-то из ребят, окающий говор прирожденного лесовика. Те же мысли?

— Ци-и-и-ть! Всем молчать! — боцман уже сложил в голове одному ему известные резоны, — Варнаков!

— Я! — непорядок, однако. На суше, обращаться к подчиненному через голову непосредственного его командира? Ну, раз уж отозвался, значит быть по сему. Пистон, за нарушение субординации — потом. Если…

— Немедленно накормить животное! — вот так, прямо, однозначно, без разъяснений и комментариев.

— Есть! — подхватил кусок парного мяса (шмат вырезки, на полкило, не меньше) и двинулся… Забавно.

Помнится, в прошлой жизни, здесь и там, натыкался на дискуссии о последствиях тотальной раздачи населению России боевых пистолетов. Одни ораторы, с пеной у рта, доказывали ценность такого шага для дела демократии, приводили в пример Америку. Другие… рвали на жопе волоса, заклинали не совершать трагической ошибки, приводя в пример ту же Америку. Третьи, кричали, что если дать народу волю, мы сразу друг дружку перестреляем. Потому, воли давать не след. "Люди должны созреть" Ну, этих я хоть понимаю. Когда человек истошно верещит, что, при тотальной вооруженности народа, в стране сразу же начнется массовое взаимное смертоубийство, то он сам, уже наверняка и очень хорошо знает, за что следует пристрелить именно его. На воре шапка горит, хе-хе… Хотя, в чем то, эти персонажи правы. Контраст, да… Второй месяц непрерывных упражнений в стрельбе, постоянная и привычная гонка на время с голодной и холодной смертью, ночные тревоги… аварии. Чувства притупились? Как-то всё стало буднично. Не пугает. Трудно иметь дело с народом, который забыл страх. "Если люди перестанут бояться — то мир рухнет", хе… Нате — имеем наглядный пример. Вот ты, какой есть, "Золотой век"! Геосид ротором вертится в гробу…

Вышел из леса пес. Из настоящей тайги… дикий зверь… Размером почти с волка. Злой, скорбный и голодный… Не знающий чего ждать и угрожающе скалящий зубы. Страшный, в своем собачьем горе… Идет навстречу человек. С куском мяса в одной руке и пистолетом в кобуре. Ещё более страшный зверь. Поймут они друг друга? Поняли! Лесной гость поджал хвост, поднял губу, взъерошил шерсть на загривке, но от тела не отступил. Охраняет, что ли? Ещё шаг… Зарычал. Ещё шаг… Обнажил клыки. Без дураков. Готов хозяина защищать? Даже мертвого? Человек не стал нарываться — бросил кусок. Пес рванулся навстречу и… поймал его в воздухе. Кажется, прямо в полете проглотил. Действительно, голодный… Отскочил. Очень неуверенно вильнул хвостом. Снова зарычал… Ближе не подпустит! А тот — не боится, он и раньше, хе… не очень кого боялся, а последнее время — совсем перестал. Тем более, сама Елена на него смотрит. Да он, ради одной её улыбки, этого бобика — голыми руками… поймает. Или придушит, по обстановке… Хотя, бобик матерый. С такими — на медведя ходят. Ни черта они оба не боятся. А Варнаков это понимает? Похоже… Улыбается…