Причина этакого поведения выяснилась через несколько минут, когда к Андлару прибежал все тот же денщик. Сперва он подошел, к дежурившему внизу преображенцу, что-то ему сказал, и служивый медленно стал опускать шар. Затем, когда Андлар коснулся земли, подбежал к графу и произнес:

– Князь Меншиков вызывает вас к себе, граф.

Андрей вскочил на коня и помчался к шатру. Уже там влетел в палатку и увидел Меншикова. Князь стоял с листком бумаги в руке.

– Увы, граф, – произнес он со вздохом, – но трагедии нам с вами избежать не удалось. Я только что получил послание от государя.

Он крикнул адъютанта. Тот явился в палатку, князь протянул бумагу и приказал:

– Читай!

Офицер взял письмо и начал читать:

– Объявляем вам, что нерадением генерал-майора Гордона, шведы перешли реку. Понеже мы решили отступить к Глухову. Того ради с взятием города Батурина приказываю не тянуть, а с Божьей помощью оканчивать. Ежели невозможно, то лучше покинуть, ибо неприятель перебирается в пяти верстах от Батурина.

– Видишь, граф, что творится. Теперь уже ничего не остается, как взять город штурмом. Сейчас солдаты пушки подтянут к Конотопским воротам, и попытаются пробить брешь. Но, я тебя, граф, не за этим позвал. Ты теперь видишь, что в резне, коя тут может произойти, ни твоей, ни моей вины теперь уже нет. Чечель сам сжег все мосты для отступления. Как говорил один римлянин, – явно Меншиков не знал, кому принадлежат эти слова, – Рубикон перейден. А, теперь ступайте, граф!

Андрей вернулся на Андлар. С высоты птичьего полета он наблюдал, как к шестнадцати часам дня устроили напротив Конотопских ворот солдаты батарею и стали пробивать в крепости брешь. Золотарев видел, что фон Кенигсек не может подавить своим огнем артиллерию князя.

Почти весь вечер и ночь на второе ноября осаждающие готовили фашины и сколачивали штурмовые лестницы.

Горилка, несмотря на осаду, лилась рекой. Казаки, за исключением сердюков, гуляли. Палий и Нечес, еще вчера пробрались в крепость по тайному ходу. Когда Золотарев с Голицыным отправились в город на переговоры, Нечес предложил в случае неудачи провести солдат Меншикова внутрь, но Палий отверг это.

– В любом случае, – проговорил он, – будет бойня. Преображены начнут резать всех, кто против них пойдет. Тут нужно пробраться в крепость и убедить полковников сдаться добровольно. Тем более, Нечес, у нас с тобой там много товарищей, что пошли за Мазепой.

Казак кивнул в знак согласия. Палий был прав. Оставалось надеяться, что эстонец переубедит, но новости, что принес граф, не были радостными. Почти все казаки поддержали полковника Чечеля и саксонца фон Кенигсека, а выступившие за сдачу города полковник Иван Нос и один из казаков были просто зверски убиты. Андрей не желал рассказывать подробностей казни, коей он стал свидетелем, но казаки и так знали, какой она была жестокой.

Вечером, тридцать первого октября, когда лагерь Меншикова спал, лишь только караул обходил его по периметру, да горели ярким пламенем костры, они вплавь переплыли Сейм, и через подземный ход, в обычное время служивший погребом проникли внутрь. Направились к выборному полковнику Мосию Закатай-Губе, тому не нравились действия гетмана, но против того же полковника Чечеля, в открытую тот боялся идти. Вот если бы Закатай-Губа чувствовал за собой силу, то он с успехом мог бы организовать переворот.

Старого служаку они обнаружили в трактире. Мосия сидел за столом и пил горькую. Сначала Нечес испугался, что с пьяным полковником каши не сваришь, но потом понял, что выбора, как такового у них просто нет.

Они с приятелем возникли, как из-под земли, Закатай-Губа чуть не поперхнулся. Выругался и произнес:

– Эки, черти. Откуда вы тут?

Палий прижал палец ко рту.

– Тсс.

Полковник кивнул, показал рукой на лавку. Сидевшие напротив него казаки в свое время ушли, после того как выступили против гетмана. Им не понравилось, что тот присягнул на верность шведскому королю Карлу. Как утверждал кошевой, возглавивший их – Мазепа отрекся от святой православной веры. Закати-Губа не верил, что когда-нибудь увидит их вновь. И вот теперь двое из того отряда сидели перед ним. Поэтому, когда на вопрос, Нечес поднес палец к рту и сказал – Тсс, он понял, что сей вопрос сейчас не уместен. Явно пришли с того берега, да к тому же, скорее всего, из лагеря князя Меншикова.

Только вот так вот с места в карьер Палий не захотел. Кто знает, а вдруг полковник Мосий Закати-Губа перешел на сторону Чечеля? Поэтому казак просто поинтересовался, по какому поводу тот пьет горилку?

Закати-Губа крикнул трактирщика. Когда тот подошел, попросил принести еще две чарки. Тот выполнил просьбу полковника, и уже через минуту Мосий, человек не раз участвовавший в набегах на татарские земли, наливал горилку.

– Выпьем, братцы, за упокой души полковника Ивана Носа. Славен был сей казак. В боях ему равного найти нельзя было. И пуля не брала, а вот предательство Чечеля, – казаки настороженно посмотрели в глаза Закати-Губы, – сгубило. Кто же знал, что суждено ему было погибнуть на пушке.

Сказал это Мосия так громко, что Палий начал озираться, ожидая реакции собравшихся казаков. Но тем казалось, все было безразлично.

– Не хотел бы я, погибнуть такой смертью, – продолжал между тем Закати-Губа.

– А сдать город, чтобы избежать жертв. Вновь присягнуть Петру Алексеевичу? – спросил Нечес, подливая горилку.

– Если, это поможет избежать трагедии…

Закати-Губа помнил, чем закончилась в свое время осада Нарвы, когда комендант города Горн, не сдал крепость во время, введя своими действиями русских солдат в буйство.

– Боюсь, что если падет город, – молвил полковник, – жертв среди батуринцев не избежать.

– А вот если арестовать Чечеля и протестанта «есаула артиллерии», и открыть ворота города, разрешить войскам князя Меншикова войти внутрь, тогда и трагедии, как таковой не будет, – сказал Нечес.

– Нужны лишь преданные казаки, – молвил Палий, – что способны обезоружить сердюков.

– Есть у меня люди такие. И если все получится…

– Если все получится то ты, Мосий Закати-Губа, будешь полковником в этом городе, – прошептал Нечес.

– Добре, – сказал полковник, стукнул кружкой по столу и вырубился.

Пришлось тащить в хату, где проживал Закати-Губа. Решили до утра не будить, да вот только утром, Нечес понял, что ситуация изменилась на глазах. Всех троих разбудил грохот. Палий вскочил с лавки первым, схватился за шпагу и бросился к окну.

– Стреляют, панове, – проговорил он.

– Опоздали, – молвил Нечес.

– Не думаю, – прошептал Закати-Губа. – Сердюки солдаты отменные, да вот только не такие смелые, как запорожцы. Если русские переправятся через мост, то они просто отступят.

Полковник натянул сапоги. Накинул жупан и вышел на улицу, вслед за ним выбежал Нечес.

– Что это там, в воздухе? – поинтересовался полковник, показывая на воздушный шар.

– Андлар. – проговорил казак и пояснил, – воздушный шар. Русские его используют в разведке и обстреле города. Сейчас на нем, скорее всего, – предположил Нечес, – граф Золотарев. Один из тех, кто против того, чтобы осада закончилась резней.

– Человек надежный?

– Надежнее не куда. Именно он приезжал совсем недавно на переговоры в крепость.

В крепость пришли трое. Барабанщика Мосии отверг сразу. А вот из тех двоих кто – граф Золотарев? Тот, кто остался наедине с Чечелем или другой? Скорее всего, именно граф беседовал с полковником. Вполне возможно рассказал тому о последствиях.

– Граф знает будущее, – вставил Нечес.

Закати-Губа поморщился, словно проглотил перец и плюнул.

– Скотина, – выругался он.

– Кто? – переспросил Нечес, не понимая, кто скотина – граф или полковник Чечель.

– Чечель – скотина! Знает, что крепость не устоит, а в бой лезет. Пошли на стену поглядим, что там творится.

Уже со стены они разглядели, как начал гореть посад. Русские отбили мост, и начали его восстанавливать. По мосту через несколько минут влетели драгуны во главе со статным офицером. Тот махал руками и командовал. Часть домов удалось затушить, и по мосту стали подтягивать артиллерию.