Звонили колокола, зовя на новую, невиданную доселе войну за Россию. Все чувствовал: начиналась новая эпоха - и никто не знал, что она принесёт…

Первый роман цикла начинался историей о Колчаке - значит, последнему роману суждено завершиться тем же…

Молча склоняю голову и перед его могилою.

Настанет день, когда дети наши, мысленно созерцая позор и ужас наших дней, многое простят России за то, что всё же не один Каин владычествовал во мраке этих дней, что и Авель был среди сынов её.

Вчера умер Каппель. Мог ли я ещё неделю назад поверить, скажи кто нечто подобное?

Вчера умер Каппель. Даже в предсмертном бреду - он оставался истинным командиром: "Фланги…Фланги закруглите…Не растягивайте фронт…На соединение с армией Войцеховского…На соединение" - шептал Владимир Оскарович, не давая Смерти забрать его.

Вчера умер Каппель. Вы думаете - это конец? Вы скажете: "Оглянись назад, посмотри, здесь же на одного здорового бойца - трое, четверо обмороженных или больных тифом! Проиграли! Всё потеряно!". Вы ошибаетесь: мы дойдём до Иркутска, мы сможем, несмотря ни на что, назло врагам и "друзьям"-злопыхателям, мы сунем кукиш под нос союзничкам-чехам. Мы сможем! Мы всё сможем! Которую неделю мы идём по старому Сибирскому тракту, на восток, к солнцу - и Адмиралу. Быть может, когда-нибудь поэты, а вслед за ними и историки воспоют наш поход. Да, должно быть, получится красиво, нечто вроде: "Снег громко хрустел под ногами. Он протестовал против того, что какой-то человек топтал его безупречные кристаллики. Хруст был воем снега, плачем по уничтоженному великолепию". Да, поэтам легко рассуждать о красоте сибирских просторов, сидя в тёплом уютном кресле и марая бумагу. Никто ведь и "певца истории" не осудит, что наполнил страницы магистерской диссертации пафосом и дифирамбами выдержке каппелевцев. Но - пусть сперва они, поэты и летописцы пройдут через тайгу нашим путём. Пусть они выдержат метели и морозы, пусть за шанс часок побыть в тепле, у огня, выдержат очередной (какой уже - десятый?сотый?тысячный?) бой с партизанами. Пусть сперва эти краснобаи хлебнут спирта, разведённого таёжным снегом, пусть полежат в телеге рядом с умирающим тифозным больным. Вы думаете - откажутся? О, нет, согласятся, но сошлются на дела, на иную историческую ситуацию, на то, что "прежде и люди крепче были, и морозы слабей". Вздор: люди всё те же…И трусы есть, и храбрецы. А есть - рыцари…

Вчера умер Каппель. Ради чего он отдал свою жизнь, спрашиваете? Ради чего…Глупые, не ради чего, а ради - кого. Наш Адмирал - эти два слова придавали нам сил, двигали вперёд. Когда начинало казаться: "Всё, отвоевался" - воспоминание о нашей цели помогало мне собраться с духом, и словно крылья вырастали на моей спине. То-то, наверное, на спине шинель у меня вся в дырах: крылья проделали.

Вчера умер Каппель - но Адмирал был всё ещё жив. Ради него все мы шли вперёд, на бой. Пускай мы проиграли войну, пускай Самара, Казань и Омск потеряны для нас - но Адмирал должен жить. Если оставим его - я не смогу в глаза смотреть близким, друзьям и потомкам. "Как посмели бросить Адмирала?" - этого вопроса мне не вынести. Нет, лучше остаться в этих снегах подыхать, к партизанам угодить, нежели отдать себя на растерзание совести.

Вчера умер Каппель - он умер ради Адмирала. Мы запомним этот завет. Мы дойдём до Иркутстка, чего бы нам это ни стоило. Многие уже оплатили полной мерой за спасение Адмирала. Мой, друзья-однополчане Казимир Сташевский Мишин Гриша, Задувалов Олежек, Александровский Михаил, Лабунцов Сашка, Бутенко Харитон и многие, многие другие, сложившие головы свои в этом походе. Их лица встают в моей памяти: серьёзные и шкодливые, молодые и старые, грустные и радостные. В голове не укладывается, что их уже нет среди живых, что тайга и партизаны отняли их…

Но вот - снова бой. Где-то там, впереди, у деревни окопались красные, крови никак не избежать. Уж нету сил обходить посёлок, предстоит атаковать в лоб. Осталось только подсчитать патроны, хватит…На сколько же хватит? На бой? Два? Три? Четыре, и то - край. Главное, чтоб штык не подвёл. Молодец был Суворов, знал, чем и как нужно воевать. Пуля - дура, да и маловато дур этих в запасе-то.

В атаку шли молча, словно поминая погибших. Нас встретили хлипким винтовочным залпом да пулемётной трелью, задевших одного-двух воткинцев да кого-то из сибирской дивизии. Я прошёл возле их трупов, даже не остановившись, не бросив прощальный взгляд: за годы войны нагляделся, очерствел, попривык. Увидел мелькнувшего среди домов партизана - выстрелил. Ухмыльнулся: попал, кажется. Надо же, начал радоваться чужим смертям. Сперва - врагов, а вскоре буду рукоплескать гибели своих. Скоро, очень скоро. Проклятый поход, выпивший душу из всех нас. Но да ничего, вон там, за косогорами - Адмирал. Дойдём! Обязательно - дойдём! Во что бы то ни стало!

Ну вот, всё как обычно: несколько выстрелов, разбежавшийся "гарнизон" - и несколько часов спокойствия и тепла. А после - всё сызнова…

Сколько же дней назад ушёл в лучший мир Каппель? Я, кажется, сбился со счёта. Да и мысли мои были заняты другим. Мы продолжаем наш поход, ставший крестным путём. Я оглядываюсь по сторонам - и вижу новые, незнакомые лица: мы наконец-то объединились с шедшими иной дорогой сахаровцами. Вовремя: мы вот-вот подойдём к станции Зима. Какое весёлое название…Какое многообещающее, какое холодное и вьюжное…

Ха! Вот наконец-то увидел эшелоны! Ба! Чехословаки! Сколько же их здесь? Видны и польские, и румынские вагоны, но воздух пестрит развевающимися чехословацкими знамёнами. А ещё какие-то красные полотнища…Красные! Снова! К бою! К бою, друзья!

Вновь - уже ставшие привычными действия: пересчитать патроны, перекреститься и дождаться сигнала к атаке. Где-то там, у вокзала, уже идёт перестрелка. Пулемёты соловьями заливаются, расстреливая…Кого? Красных? Наших? Чехов? Проклятье, ничего не разобрать, кто с кем сражается…Сейчас бы в атаку - и забыться, забыться…

Есть сигнал! Уррра! Обмороженные, уставшие, мы встаём в атаку, в полный рост, как на параде, только вместо музыки - стрельба, а вместо мундиров - лохмотья. Хороший парад! Уррра!

Господи, что же творится на Земле? Да это же чехи, чехи с нами! Тоже с красными воюют, чудны дела твои, Господи! Покажем мы красным, кто есть кто, чья это земля…

Мы взяли вокзал, бросившись в безумную атаку на "льюисы". И смогли, смогли пройти! А вот чехи…Те отступили обратно к своим поездам, подчиняясь неожиданно пришедшему приказу командования. Эх, чехи, чехи…Ну да ладно, мы здесь хотя бы отогреться можем…Сейчас бы поспать часок-другой…

Двенадцать дней назад умер Каппель - и вот-вот может погибнуть Адмирал. Мы всё-таки пробились к Иркутску: я до самого последнего момента не верил, что всё будет настолько легко. Атака, снова атака, ещё раз атака, и опять…А потом - тихо. Очень и очень тихо: красные отходили к окраине Иркутска, устанавливали пулемётные гнёзда, сколачивали "дружины". Я сам видел, как человек десять-двенадцать парней, не старше лет двадцати, в тужурках и плохоньких шинелях суетятся вокруг "виккерс-максима". Смешно, право: одной гранаты хватит, чтобы превратить в ошмётки и саму дружину, и пулемёт. Да вот только - нельзя. Адмирала могут убить: городские власти пригрозили смертью бывшему Верховному правителю России. И ведь не дрогнет рука, не допустят они ошибок прошлого правительства. Это Адмирал мог отпустить на все четыре стороны Авксентьева с Зензиновым, отдав сто тысяч рублей каждому "на жизнь". Нынешние "правители" России разве что на тот свет отпустят с радостью, пустив пулю в лоб.