— Краем уха слышал, что солдат телефонным звонком по тревоге подняли, а кого конкретно ловить, не объяснили. Но местных трясут изрядно. Хоть пешего, хоть конного.

— Это есть, — подтвердил информацию Люк. — Даже тех, кто аусвайсы предъявляет, в местную комендатуру волокут.

Фермер побарабанил пальцами по капоту:

— А как вы думаете, мужики, охотно немцы от подозрительных лиц избавятся?

Минская область, поселок Валерьяны

14 августа 1941 года. 20.07

Освальд украдкой плеснул из небольшой металлической фляжки в стоящую перед ним кружку с кофе несколько глотков коньяка.

«Настоящий, французский. Пока еще осталось немного», — подумал он, отхлебнув. Он давно заметил, что после десятой чашки кофе перестает его бодрить, а вот если обмануть организм и немного выпить, то напряжение отступает и бодрость возвращается.

Он только что закончил ругаться по телефону с капитаном из службы тыла девятой армии, которому позарез надо было доставить какой-то груз в Минск. Армеец кричал в трубку что-то про дело государственной важности и даже грозил какими-то карами, но разрешение на проводку колонны так и не получил. Разговор закончился тем, что Бойке ледяным тоном бросил в трубку: «Государственность и важность любого дела в данном районе определяю сейчас я!»

«Еще один такой звонок, и вы сами будете разговаривать с ними, бригадефюрер! — Освальд бросил злой взгляд в спину Небе, стоявшего, словно истукан, у окна. — Подумать только, превратил офицера Службы безопасности в телефонную барышню и в ус не дует!»

На самом деле в глубине души унтерштурмфюрер понимал, что с профессионализмом старых «сыскных псов» мало кто может сравниться, а удача, улыбнувшаяся ему там, у исковерканной машины рейхсфюрера, — не больше чем удача, которая, как известно, благоволит новичкам.

Пока же поиски злоумышленников не увенчались успехом. Да, местность вокруг места нападения оцеплена, тела погибших перевезены сюда, в Валерьяны, где с ними работают медицинские эксперты крипо, сняты отпечатки следов обуви подозреваемых. Вдогонку вышли группы с собаками. Вроде все сделано согласно полицейским правилам, но Освальда не оставляло немного странное ощущение, что все эти усилия напрасны.

Сомнения подтвердились буквально по прошествии нескольких минут — стоило Бойке допить свой кофе и закурить, как дверь распахнулась.

— Небе! Это черт знает что такое! — возопил толстяк в штатском костюме, обращаясь к повернувшемуся на шум генералу, но, заметив в комнате постороннего, сбавил тон: — Господин бригадефюрер, боюсь, до утра моей группе придется прекратить работы!

— Что такое, Михельс? — Голос Небе не был раздраженным или разгневанным, скорее, в нем слышалась искренняя заинтересованность.

«Еще один „старик“, если судить по реакции самого большого тут начальника, — отметил для себя Бойке. — Эксперт или что-то в этом роде».

— Мои ребята как раз приступили к исследованию воронок и поиску фрагментов фугасов… Представляешь, — толстяк снова сбился на фамильярность, — они даже нашли остатки проводной сети! И тут — взрыв! Эти сволочи оставили мины-ловушки.

— Кто-нибудь пострадал?

— Трегера — наповал! Войт и Гамбовски в тяжелом состоянии… — начал скороговоркой перечислять Михельс. — Еще троих зацепило! Не знаю, кого мы ловим, но скажу сразу — сволочи они изрядные! Это надо додуматься — положить килограмм взрывчатки под автомобильные аккумуляторы! Там в радиусе метров двадцати все кислотой забрызгано теперь.

— Я вас понял, криминальрат[65] Михельс! — Интерес пропал, и голос Небе теперь звучал глухо и тускло. — Когда ваша группа продолжит работу?

— Не раньше утра, герр генерал! Вероятность того, что преступники установили еще ловушки, очень велика! Скоро стемнеет, а я не могу рисковать своими людьми, их и так не очень много.

— Я понял, Михельс, вы свободны.

После ухода эксперта бригадефюрер несколько раз прошелся по комнате из конца в конец, потом остановился напротив Бойке:

— Как считаете, унтерштурмфюрер, мы их упустили? Или все-таки след пока не остыл?

— Не могу знать, бригадефюрер! — Освальд демонстративно вскочил со стула.

— Не валяйте дурака, Бойке! — прикрикнул Небе, потом потер кончик своего немаленького носа и спросил: — Вас кто учил? Мейзингер? — И, получив в ответ кивок, продолжил: — Йозеф неплохой специалист, только быстро перенял «новые прогрессивные методы». — Тут в голосе генерала полиции прорезалось плохо скрытое презрение. — Если он вас хорошо учил, то должен был объяснить, что выбить показания можно только тогда, когда есть у кого их выбивать. Однако в нашем случае это невозможно, а в подозреваемые можно записать пару миллионов человек… Или сколько их там живет в этой стране? Да сядьте вы! — приказал он Освальду, заметив, что тот так и стоит по стойке «смирно». — Давайте вместе подумаем, унтерштурмфюрер. Преступники убили семьдесят три человека меньше чем за четверть часа, и еще тридцать четыре ранили. Из полутора сотен человек, ехавших в колонне, не пострадали только восемнадцать! Да и те по большому счету ни черта не видели! Вы, Освальд, верите, что это случайное нападение большевистских бандитов? Я — нет! А вот еще гонцы, принесшие дурные вести! — И Небе повернулся к окну, за которым раздался шум подъехавшей машины.

«Знать, проняло и тебя, генерал! — немного злорадно подумал Бойке, но спустя мгновение злорадство сменилось другим чувством. — Но, если сам начальник криминальной полиции всего рейха считает, что по горячим следам преступников взять не удалось, а ты с ним совершенно согласен, значит, что? Значит, надо придумать, как не стать крайним в тот момент, когда полетят головы! Может, попробовать прикрыться как раз вами, генерал-майор полиции Небе? А для этого, хочешь не хочешь, надо наладить сотрудничество…»

На этот раз вошедший обратился не к бригадефюреру, а к самому Освальду. Правда, по-другому и быть не могло — шарфюрер Трегер подчинялся непосредственно Бойке. И был командиром оперативной группы, отправленной оповестить гарнизоны, расположенные вдоль дороги Валерьяны — Шацк — Марьина Горка.

— Унтерштурмфюрер, до Шацка мы добрались, а вот дальше не получилось. — Сапоги, бриджи и даже полы кителя Трегера были так перемазаны грязью, что Бойке показалось, что пред ним персонаж романа Майринка[66] — наполовину оживший голем. — Почти точно на полдороге к Марьиной Горке мост сломан. Вокруг такие чертовы болота, что сам видишь, каково нам пришлось, — он показал на свои ноги. Так что зря мы прокатились…

— Почему это зря? — не понял Освальд.

— А в Шацке уже люди из зондеркоманды всех на ноги подняли, не скажу, что мышь не проскочит, но дорогу они сторожат со всем прилежанием…

— Это какой такой зондеркоманды? — перебил говорившего молчавший до этого момента бригадефюрер.

Минск, улица Садово-Набережная, дом № 16

14 августа 1941 года, 21.15

Частый стук в дверь. Затем нежный девичий голос оглушительно шепчет:

— Игнат Пантелеймонович, откройте! Это я, Ксанка!

Стучать пришлось недолго — через несколько секунд дверь распахнулась.

— Заходи! Неча на улице голосить, оглашенная! — Голос невидимого в потемках сеней хозяина дома хрипл и, кажется, недоволен.

— Игнат Пантелеймонович, там…

— В горнице, дуреха! — И входная дверь с негромким стуком закрылась, после чего негромко стукнула щеколда.

Вспыхнула в темноте спичка, мгновение спустя комната осветилась робким огоньком свечи.

— Что у тебя?

— Игнат Пантелеймонович, все — как вы сказали, — девушка говорила уже более спокойно, но все равно по тяжелому дыханию можно было подумать, что она либо долго бежала, либо очень сильно волнуется. — Я аж от самой Брестской не останавливалась…

— Вот и сядь, переведи дыхание. — В руке мужчины появился ковшик с водой. — На-ка, глотни.