Иногда уйти от объекта сложнее, чем подобраться к нему, и в данном случае «иногда» значит «почти всегда». Но не в этот раз. И спустя четверть часа я уже подползал к Мишкиной нычке.
С нашим танкистом все было тип-топ, я, перевалив через бугорок, совсем уж было собрался, передохнув пяток минут, двинуть в обратный путь, как мое внимание привлекла армейская легковушка, остановившаяся у моста. Нет, машины по дороге ездили и до этого и весьма мне помогли, отвлекая своим шумом охрану, но эта-то остановилась у поста…
— Миш, дай бинокль! — вполголоса приказал я.
«Так, „кюбель“[29] стандартный, армейский… Вон и „WH“[30] на номере… — рассуждал я про себя, разглядывая машину в оптику. — Так, стоп! А это что за на фиг?» — Из задней части «легкового автомобиля для перевозки личного состава», как пафосно именовали эту колымагу немцы, торчала совсем нештатная антенна радиостанции. Я перевел взгляд на вылезшего из машины немца. Две сотни метров — для хорошего бинокля не расстояние. Я даже выражение его лица и петлицы рассмотрел. И ни то ни другое обычными не были. Выражение лица было слишком властным, а петлицы слишком эсэсовскими! А член данной организации, приехавший на армейской машине, в свете предстоящих событий мог означать только одно — проверку на маршруте!
Первым побуждением было крикнуть «Ура!» и захлопать в ладоши. «Гиммлер все-таки приехал!» — иначе что здесь этот унтерштурмфюрер делает в пять-то часов утра?
Вторым — разузнать, что будет дальше.
Я пару раз беззвучно соединил ладони, а потом шепнул Соколову:
— Ложись! Минут пятнадцать подождем.
По губам читать я не умел, тем более по-немецки, но пантомима была достаточно выразительна: начальник поста — пехотный унтер — докладывал, стоя по стойке смирно, а эсэсовец время от времени задавал короткие вопросы. Наконец, спустя восемь минут, унтерштурмфюрер отдал команду «вольно» и отошел к своей машине. Оттуда ему немедленно протянули микрофон и наушники, и он принялся докладывать, как я догадался, «наверх». Эсэсовский лейтенант уложился в три минуты, а затем, вернув своему подчиненному радиопричиндалы, развил бурную деятельность: повинуясь взмахам его руки, четверо солдат спустились с дорожной насыпи и скрылись в кустах. «Ага, секреты выставили! — догадался я. — Так поздно уже, братцы! Даже если цистерну боржома выдуете — почки все равно тю-тю!» — мы в очередной раз переиграли противника по темпу, так что можно и позлорадствовать.
Еще две пары немцев были отправлены на противоположную от нас сторону дороги. Затем из машины вылез коренастый ганс с петлицами шарфюрера и направился к караульной будке, а «начальник-проверяльник» сел в машину и, сделав всем ручкой, укатил в сторону Минска.
Зуб даю, в кармане у оставшегося у моста унтера лежит какой-нибудь интересный жетончик, вроде тех, которыми мы немцев дурили! И вроде все немцы делают правильно, но, похоже, никому в голову из них не может прийти, что ловушка давно снаряжена, так что шансы наши на успех ох, как неплохи! Теперь только на финишной прямой не споткнуться…
* * *
«Двенадцать часов до момента истины осталось, а пока ничего не ясно!» — Фермер отвел взгляд от часов, светящиеся стрелки которых показывали пять минут пятого. Уже много лет Александр относился к своей работе со спокойной уверенностью профессионала, хорошо знающего свое ремесло. Но никогда еще ему не приходилось проводить такую серьезную операцию на свой страх и риск. «Ни прикрытия, ни помощи… Ну да мы хоть и не Александры Невские, но и не пальцем деланы! — Сам того не замечая, подполковник методично выщелкивал патроны из „тэтэшного“ магазина и машинально расставлял их в линию на столе. — Здесь и сейчас все должно быть тип-топ! Если, конечно, немчура лес прочесывать ДО акции не начнет… А вот там, у наших, нам как бы не сложнее придется…»
И Фермер вспомнил, как вчера чекист-грузин шепотом начал буровить что-то на тему того, что песенка, которую Тоха пел, — идеологически не очень выдержанная.
— Ну, арестуй его, коли ты такой джигит! Но когда тебя потом твои же начальники в позу пьющего оленя поставят — не плачь, дорогой! Не поможет! Или ты тоже четыре языка знаешь, пяток откормленных немцев голыми руками завалить можешь и структуру немецкой армии наизусть помнишь? Э? — Было приятно вспомнить, как после этих слов сник Горгорадзе. Но одно дело осадить гэбэшного сержанта, к тому же считающего тебя старшим по званию, и совсем другое — бодаться с зубрами и мастодонтами, повелевающими тысячами таких сержантов и отправляющими врагов к стенке на счет «раз».
«Ничего, есть идеи и на этот счет…» — И Александр, собрав в горсть расставленные на столе пистолетные патроны, принялся снаряжать магазин.
* * *
Берлин, Принц-Альбрехтштрассе, дом 8
14 августа 1941 года 13.13.
— Похоже, ваш тезка глупее, чем я думал, Вальтер…
— С чего вы взяли, группенфюрер?
— А вы сами не видите? — раздраженно спросил Мюллер. — Вот это дело — «Медведь»! Это же идиотизм — группа великолепных профи катается где хочет, а они прекратили разработку, — он прочитал по бумаге, — «…в связи с убытием объекта разработки из зоны ответственности германских войск»! — Лицо начальника скривилось, словно его заставляли съесть тарелку лимонов, политых уксусом и посыпанных перцем. — Шелленберг, это не идиотизм? Или вас смущает формулировка? Тогда скажу проще — похоже, он такой же тупоголовый кретин, как его соседи — поляки! Они даже не переслали образцы, — шеф гестапо снова посмотрел в бумаги, — «…шары изготовлены из твердого немагнитного материала желтого и зеленого цветов методом горячей штамповки (видны следы от пресс-форм). Материал изготовления и назначение объектов специалистам не известны. Всего таких шаров обнаружена двадцать одна штука». Что, пару штук в Берлин послать было жалко? На четыре эпизода — один словесный портрет!
— Группенфюрер, я читал эти отчеты, вполне логично, что с тем объемом работы…
— Какого черта, Вальтер? Вы что, ни хрена не видите, кроме своих хитрых игр? Эти русские работают! И делать они это умеют в отличие от ваших утонченных англичан, уж мне поверьте! Не удивлюсь, если завтра они подложат ежа под задницу кому-нибудь вроде быстроногого Гейнца или фон Бока. Сдается мне, не зря они легли на дно…
— Группенфюрер, я считаю, нужно немедленно предупредить группу охраны рейхсфюрера! — в скорости мышления и реакции Шелленберг мог дать фору многим и очень многим своим коллегам.
— Немедленно! И Небе сообщите! Гейдриху я сам сейчас позвоню! Драные тупоголовые свиньи! — И группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции сорвал трубку с телефонного аппарата.
Глава 7
Москва, улица Дзержинского, дом 2
13 августа 1941 года 11.33.
— Ну, товарищ капитан, чем порадуете? — Несмотря на хроническое недосыпание, сегодня Судоплатов себя чувствовал на удивление бодрым и говорил подчеркнуто приветливо, стараясь приободрить вымотанных сотрудников.
Капитан Седов, руководитель группы дешифровальщиков, две недели как приданный в распоряжение Павлу из Разведупра, привычным жестом закрыл папку, лежавшую перед ним на столе, и устало потер красные глаза:
— Очень много работы, товарищ старший майор госбезопасности. Вот только закончили. — И он достал из ящика стола еще одну папку. — Для вас из Главного управления Белоруссии.
Судоплатов протянул руку, собираясь забрать документы.
— Секундочку, Павел Анатольевич. — И капитан снова полез в ящик стола.
«Как всегда, расписаться в получении надо… — почему-то весело подумал старший майор. Капитан уже успел прослыть среди сотрудников законченным педантом, строго соблюдающим все инструкции. — А что ты хотел? Шифровальщики все такие. Жар холодных чисел, математики, безумные гении и одновременно зануды почище иного старого счетовода…» Когда начальник Особой группы поставил роспись в нужной графе, то заметил, что шифровальщик мнется, будто не решаясь задать какой-то вопрос.