14.08. 13.42

— Ну что, Всеволод, ты ознакомился со всеми материалами. Какие же твои соображения по данному вопросу?

Первый заместитель наркома тяжело вздохнул, он не привык докладывать такие вещи своему шефу:

— Товарищ Генеральный комиссар, повторная проверка по этим материалам также дала отрицательный результат. В наших кадрах люди с такими установочными данными не значатся. Однофамильцы есть, но возраст, имена и звания не соответствуют.

— Разведупр? — сердито блеснул стеклами хрестоматийного пенсне Берия.

— Аналогично. Архивы до двадцать первого года подняли, с наиболее старыми до сих пор работают. Я, если честно, боюсь на Пироговке появляться — папками забьют, — попытался разрядить атмосферу шуткой Меркулов.

— Не забьют… — буркнул нарком. — И потом, что тебе самому в архиве делать? Надо будет — папочку на стол принесут, ты же начальник вроде? — с невозмутимой миной подколол своего зама Берия и тут же перешел к делу: — Коминтерн?

— Очень плохо идут на контакт…

— Надавите! — перебил подчиненного нарком. — Или вы в богадельне работаете?

— Никак нет, Лаврентий Павлович! Но у них очень сложная структура, сами знаете… Иногда между агентом и Центром до шести ступеней… И конспирация запредельная…

— А как ты, Всеволод Николаевич, — несколько смягчился нарком, — оцениваешь вероятность того, что это бывшие наши коллеги, оказавшиеся в свое время «врагами народа»? — И, хотя кавычки в последних словах прозвучали более чем явственно, в кабинете на несколько мгновений установилась гнетущая тишина.

— Рассматривали, Лаврентий Павлович, сейчас по управлениям разосланы словесные портреты, идет опрос старых сотрудников. Но, сами понимаете, люди, к примеру, Серебрянского,[36] могли быть законспирированы на таком уровне… Павел может и не знать всех секретов своих предшественников из Спецгруппы.[37]

— Серебрянского освободили неделю назад, он сейчас едет в Москву, я распорядился. Так что у вас будет возможность расспросить его лично.

— Лаврентий Павлович, — решился наконец Меркулов, — вы что, не доверяете Судоплатову?

— Отчего же? Товарищ Судоплатов — надежный, не раз проверенный сотрудник. Просто, понимаешь, Всеволод, с этой его группой столько странностей связано, что… — Нарком отхлебнул чай из стакана в красивом серебряном подстаканнике. — Что необходим взгляд со стороны. Незаинтересованный взгляд, понимаешь? Эти «Странники» Павлу столько, по-старорежимному говоря, профита приносят, что даже если он у кого из них при личной встрече хвост и рога заметит, то сделает вид, что так оно и надо.

Берия открыл папку и достал несколько листов с машинописным текстом, «шапку» Меркулову разглядеть не удалось.

— Всеволод, — нарком оторвал глаза от текста, — а ведь старшие из этой группы — наши ровесники. Не обращал внимание? Может, и встречались с ними когда, как думаешь?

— Думаете, могут быть товарищи еще с дореволюционным стажем, Лаврентий Павлович?

— Вполне допускаю… — Еще один глоток. — А с учетом некоторых особенностей пришел мне тут, Всеволод, такой фантастический вариант… — Нарком выдержал паузу, явно провоцируя Меркулова на наводящий вопрос.

— И какой же? — оправдал чаяния патрона комиссар госбезопасности третьего ранга.

— А может быть, это наши бывшие товарищи, которые в пылу внутрипартийной борьбы были вынуждены скрыться, может быть, даже эмигрировать, но с наступлением трудных для страны и народа времен они вернулись, чтобы помочь. Как тебе?

— Есть некоторые нестыковки, Лаврентий Павлович, — включился в игру собеседник. (Все-таки больше десяти лет вместе служат, так что привычки шефа Меркулов изучил.) — Далеко не все из фигурантов подходят по возрасту — это раз. Вдобавок, как я понял из материалов, они хорошо ориентируются в нынешнем положении дел в нашем ведомстве. Не во времена «ягодные» или «ежовые», а именно сейчас. Не очень-то похоже на эмигрантов. И интересно, что, как я уже упоминал, есть у нас сотрудники с такими фамилиями.

— Это кто?

— Лейтенант Окунев, к примеру. Точнее, он уже майором стал, и возраст соответствующий — девятьсот шестого года рождения.

— Помню такого, через два звания он тогда скакнул, Всеволод! Я ему приказ подписывал. Может, это как раз он и есть?

— Точно не он, Лаврентий Павлович. «Наш» Окунев лямку на Севере тянет, начальником Главного управления строительства Дальнего Севера, а до того следственной работой во втором отделе ГУГБ занимался, так что сослуживцев его мы опросили… Не тот… Или вот, к примеру, Куропаткин — у нас числится только один сотрудник с такой фамилией — сержант пограничных войск, в Хабаровском крае служит.

— Ты что же, думаешь, в оппозиции только старичье замшелое было? Или что никто себе смену не воспитывал? А, Всеволод? Или перебежчиков, что про наши дела могли там рассказать, у нас не было? Вроде Люшкова, чтоб ему сейчас шило в печень воткнулось! Тоже, кстати, с Дальнего Востока, из диких, так сказать, мест… — Берия не зря упомянул бывшего полпреда НКВД по Дальнему Востоку. После бегства «верного ежовца» к японцам мало того, что пришлось отбрехиваться в международной прессе, так еще и перетрясать всю структуру наркомата в регионе. А сколько проблем было у военных![38]

— Нет! — твердо ответил Меркулов. — Я, признаюсь, много думал над их «хитрыми посланиями» и пришел к выводу, что они знают слишком много для посторонних. Причем хочу обратить ваше внимание, об операциях разных отделов. Подробности, которые они упоминают, вряд ли широко известны. Скорее наоборот — мало кому известны. Я думаю, даже у Успенского[39] не было полного допуска к такого рода информации.

— Вот и найди, у кого мог быть! Если только это не люди из разных управлений в одну стаю сбились… Джангджава, — на кавказский манер назвал нарком начальника УНКВД Белоруссии, — что говорит?

— Сообщает, что с частью сотрудников, особенно приграничных «территориальщиков», да и из центрального аппарата, связь была потеряна сразу после начала войны. Допускает, что какое-то количество могло перейти на нелегальное положение. Многие, говорит, могут начать поднимать старые связи, еще со времен польской войны. Еще сказал, что в нашем отряде, который непосредственно со «Странниками» контактирует, у него есть верный человек.

— А остальные что, неверные? — усмехнулся нарком.

— Он, наверное, имел в виду…

— Да понимаю, что он имел в виду! — перебил заместителя Берия. — Но пока это все нам никак не помогло. Что представители Наркомата обороны ответили?

— Посетовали, что, как и у нас, со многими сотрудниками связь прервалась. И еще благодарили…

— За что это?

— Они, когда информацию от группы по нашим запросам проверять начали, на многие интересные вещи вышли. Фитин говорил, они к нему потом с дополнительными запросами обращались.

— Да уж… — задумчиво поправил пенсне Берия. — А подтверждение?

— Шестьдесят процентов информации после доппроверки подтверждено, а на остальное дословно ответили: «Ну и высоко у вас источники летают, нам туда ходу нет!»

— Прямо так и сказали? — недоверчиво приподнял бровь генеральный комиссар.

— Фитин специально на это внимание обратил, а его дотошность вы знаете, Лаврентий Павлович.

— Знаю, знаю… — И они оба рассмеялись, вспомнив, какой переполох случился среди людей причастных, когда неделю назад от «Странников» пришла очередная шифровка, в которой сообщалось о совещании высшего командного состава немцев, состоявшемся четвертого августа, и упоминалось, что на этом сборище присутствовал сам Гитлер! Дело дошло даже до заседания Комитета Обороны. Один из высокопоставленных генералов в сердцах высказался в том духе, что, мол, если б знали раньше, то во время совещания он бы Минск в щебенку раскатал бомбардировщиками. На что сам Сталин спокойно поинтересовался: «А что же вы Берлин не раскатаете? Насколько я знаю, Гитлер там намного чаще бывает, чем в столице Советской Белоруссии». Генерал спал с лица и принялся мямлить что-то в свое оправдание.