Литмир - Электронная Библиотека

Но пришли иные времена, и обычная осетрина стала из еды деликатесом неслыханным и невиданным. И оказалось, что даже щука, которой брезговали из-за морды, похожей на лягушачью, очень даже ничего, а лещ не такой уж и костлявый, как думалось раньше. Волга прокормила город в трудные годы. И многим по вкусу пришлась чехонь, считавшаяся рыбой сорной, а от многочисленности своей и вредной. Особенно с пивом.

А если её не пересушивать до состояния мощей, а дать провялиться в теньке дня три-четыре… А если она ещё и осенняя, нагулявшая жирок? Когда отрываете плавники, и начинаете дегустацию именно с них… И потом отламываете голову, непременно отламываете, не допуская кощунственного прикосновения ножом, и снимаете шкуру в несколько быстрых движений… С непривычки может показаться слишком долго, но сноровка приходит с годами, и только строгое следование ритуалу убережёт вас от косых взглядов со стороны собратьев по кружке при пренебрежении им.

И вот уже можно впиться зубами в полупрозрачную спинку, но не спешите этого делать. Сначала нужно поджарить на спичке рыбий пузырь, и уж потом запить его сладковато-солёный привкус парой долгих глотков. Или больше — на сколько хватит дыхания. И забываются горести и печали, и даже старые раны перестают ныть к любой непогоде. Хорошо!

А Таксу в Нижнем Новгороде нравилось всё больше и больше. Гордость за город он почувствовал ещё раньше, в стране подлых гудронов и злых ирокезов, но увидев наяву, просто восхитился. Никто не пытался наступить на хвост или дать пинка, никому в голову не приходило стрелять железными осами, от которых на шкуре остаются некрасивые пятна… Красота! Живи, да радуйся! Только жаль, что всё никак не найдётся любимый хозяин. Но ведь можно же подождать его, никуда не бегая?

Пёс знал, что его найдут, просто не могут не найти. Откуда взялась такая уверенность в собачьей душе, он и сам не ведал, но твёрдо верил — в один прекрасный момент появятся в небе белоснежные крылья. А потом… потом кто-то большой и добрый скажет, пряча улыбку в чуть рыжеватых усах: — "Я вернулся. Пойдём домой."

Александр Фёдорович поставил кружку на стол и с беспокойством посмотрел на застывшего над своей миской Такса. И даже потрогал пальцем, опасаясь, как бы с четвероногим другом чего не случилось. И готов был поклясться, что по собачьей морде прокатилось и упало вниз что-то, блеснувшее в неясном свете тусклых светильников. Пёс встрепенулся, глянул немного виноватым взглядом, и принялся лакать, громко шлёпая длинным розовым языком.

— Батюшки, товарищ Беляков совсем буржуем стал! — раздался насмешливый голос от двери.

Председатель повернул голову. В пивную зашёл протоиерей подполковник Воротников, начальник политотдела армии. Правда, в ней всего-то одна дивизия, но всё же…

— Присаживайся, Михаил Александрович, — на правах старых друзей они давно были на ты. — Не желаешь ли кружечку? По лысине?

— Я же пошутил! — подполковник уселся напротив и протянул руку.

Председатель её пожал и усмехнулся:

— И я шутейно. Но сильно.

— А что такого? В старые времена баре постоянно с собой за стол сажали мосек разных, мопсов там, шпицев.

— А барыни тебя, кобеля в постель клали.

— Вот не нужно гнусных домыслов. Не докажешь. Лучше на себя посмотри — пальто, шляпа, галстук, ботинки блестят… Собака опять же.

— И что? Если колхозник, то должен ходить в грязных сапогах, сам знаешь чем перемазанных, драной телогрейке с торчащими клочьями ваты и засаленной кепке, из которой можно суп варить? У тебя, кстати, ряса наверняка шёлковая?

— Мне по должности положено, — парировал Воротников, одетый на этот раз в повседневную форму с крестиками в петлицах. — И потом, я её пошил за собственный счёт. Месячный оклад отдал. Сам видишь — не в ресторан пришёл, а сюда.

— А чего в рабочее время? — Беляков перешёл на серьёзный тон и подвинул Михаилу Александровичу кружку.

— А…, - подполковник махнул рукой. — Из духовной семинарии еду. В горле пересохло — ужас как. У первокурсников зачёты по физической и огневой подготовке принимал.

— Им что, комплекса ГТО не хватает?

— Это само собой. Но ведь сам понимаешь — выпускники военного факультета прямиком в войска пойдут. И представь, какое впечатление произведёт полковой священник, не сумевший выдержать марш-бросок в полной выкладке? Или гранату правильно бросить.

— Постой, Миша, — Александр Фёдорович даже на миг оторвался от пива. — Вы кого готовите? Я так понимаю, что заповедь "не убий" ещё никто не отменял?

— Саня, — Воротников досадливо скривился. — Вот давай ты не будешь влезать в теологические дискуссии. Тот, кто не умеет защищать Родину, тот не любит её. А как ты помнишь — Бог есть любовь. Ещё вопросы?

Председатель развёл руками:

— Да, пожалуй, и нет.

Подполковник почистил воблу по всем правилам искусства, и разломив пополам, самую вкусную часть, с рёбрышками, положил перед Таксом.

— Извини за шутку, друг.

— Да ладно, чего там, — ответил Беляков под одобрительное ворчание пса. — Понимаем. Проблемы?

— Угу, — откликнулся Михаил Александрович. — Патриарх требует, чтобы наша семинария подготовила не менее трёхсот полковых батюшек. Мне что, родить их? И так псалмы и катехизис из программы исключили для изучения и отработки действий войск в обороне.

— А чего только в обороне?

— Так профессия же мирная… Но в случае необходимости они должны заменить хотя бы взводного.

— А сроки?

— Молчат. А если завтра война?

— С кем, Миша?

— Да хоть с кем.

— Не реально, поверь мне. Только это между нами…

— То есть я могу рассчитывать?…

— Года два, если я правильно понял. Товарищ Каменев говорил…

Протоиерей просиял и поднял кружку:

— Ни слова больше, Саня. За мирную жизнь?

— Выпьем! — согласился председатель. — Ну что, пёс, пора домой?

Домой? Такс подумал чуть-чуть, и согласился. Пожалуй, что и домой.

Эпилог

Холодная зима 34-го. Житие от Гавриила.

Мы его нашли! Месяц назад таксометр Лаврентия Павловича наконец-то показал нужное направление. Сигнал пришёл настолько мощный, что хитрый приборчик не выдержал и задымился, успев напоследок определить координаты.

Приключения, задержавшие нас в пути, достойны отдельной истории, а потому не буду о них упоминать. Когда-нибудь потом, в следующий раз. Или Израил сам проговорится. Только вот сейчас его лучше ни о чём не расспрашивать. Будет, краснея и заикаясь, уверять, что Лос-Анжелес ему никогда и не нравился… И вообще это землетрясение виновато. Не заставляйте Изю оправдываться. Хорошо?

Мы стояли на высоком волжском откосе, а внизу, под горой, раздавался детский смех, прерываемый звонким собачьим лаем. Это наш Такс упорно сопротивлялся попыткам младшего поколения Беляковых запрячь его в санки. Да, я бы тоже не поверил, что хомут — достойное украшение для охотника на полярных медведей.

— Ну что, Гавриил Родионович, забираем и домой? — предложил Раевский, опуская бинокль, через который рассматривал весёлую возню.

— Погоди.

— Чего ждать-то?

— И правда, — согласился я. — Пошли отсюда.

— Куда? — не понял напарник.

— Ты куда собирался? Домой? Вот туда и пошли.

— А Такс?

— Он уже дома, Изяслав Родионович, — поддержал меня товарищ Берия. — Или ты собираешься забрать его у детей?

— Нет, но мы же…

— А мы ещё вернёмся, — Лаврентий Павлович вопросительно посмотрел в мою сторону. — Ведь правда?

— Всё может быть, — согласился я. И медленно повторил: — Может быть всё!

Релиз Книжного трекера

Попаданцы, вселенцы, засланцы

65
{"b":"276178","o":1}