Ну а если специально подставились, а в сторону Мирного, как опер сказал, их пропустить не могли точно, то в сопках должны сразу же повернуть направо, и бежать вдоль железки. Только куда? Через несколько километров наша старая разведочная шахта, где сейчас никаких работ не ведется, и от нее есть проселок опять таки к железке. А если пробежать еще чуть-чуть – то есть проезд под железкой под мостом, по которому можно проехать и на машине на другую ее сторону, и дальше через долину до областного шоссе, главной местной транспортной артерии.

Вариант попасть на областное шоссе для беглецов заманчив. Потому что дальше вдоль железки километров двести никаких дорог, кроме той, по которой мучаются в пыли рабочие железнодорожники, и никаких поселков, кроме полустанков, где гостей точно ждут злые милиционеры.

Получается, что у преступников один выход: немного пробежав вдоль железки, еще раз ее в долине перескочить, добежать до областного шоссе, до которого ведомственный асфальт и протянут. Но не пытаться уехать на машине – все дороги давно перекрыты – а по сопкам бежать дальше до озера, где можно легко затеряться среди рыбаков и отдыхающих. Конечно, километров двадцать придется попыхтеть, но по моему убеждению, другого выхода у преступников не было. И пока у меня в голове выстраивалась такая вот, как мне представлялось, логическая цепочка, у Доки подобный процесс завершился быстрее, но, если сказать помягче – в более простом варианте.

«На областное шоссе бандюки вернулись,» – не зря я говорил, что головы у нас работают по сходным программам, – «деньги спрятали и на попутке куда-то рванули!»

«Рванули,» – согласился опер, – «только в воскресенье, через три дня после аварии. А дороги считай по всему району были перекрыли, проверяли документы у всех проезжающих. И где они три дня сидели, что их нигде не видели?»

«На озере сидели, на турбазе или среди рыбаков,» – осторожненько откашлял я свою версию, – «не зря их и пристрелили в том районе».

«А как туда могли попасть, если бежали совсем в другую сторону? И как там их можно было искать? Ты представляешь?» – попытался Михаил оправдаться, – «Когда все в плавках шастают без документов, и камыши рядом, спрятаться проблем нет!»

«Документы еще не все. Интересоваться нужно у работающих на турбазе, кто у них появился вечером в день аварии, и на следующий день утром», – мне казалось, что сейчас я высказал самое умное, посетившее сегодня голову. К удивлению, предложение Михаилу понравилось, потому что он посмотрел на меня , потом на Доку, потом опять на меня и сделал мне комплимент:

«Голова у тебя хорошо варит, придется на турбазе пошерстить.»

Мы еще недолго поговорили, получили предложение подумать, как преступники в сопках бежали и куда направлялись, где могли деньги спрятать. И с Михаилом попрощались, Дока до завтра, а я – как оказалось, на четыре дня.

Уже в кровати, прокручивая в голове разговор с опером, я так и не понял, для чего было преступникам делать крюк, что бы потом вернуться в те же сопки, в которых авария произошла. Было в этом что-то непонятное, но что – … Морфей отложил возможность ответа до утра.

Вторник у нас день особый. Всегда полевой – народ с начала рабочей недели не успел устать, а только размялся; и всегда с хорошей отдачей – разрешаются многие геологические загадки, необъяснимым образом именно во вторник проясняющиеся в голове, даже если ее не особо и напрягаешь. Так что утром пылили на участок в обычном составе, плюс Наташа Луканина, техник-геолог – документировать канавы.

Как всегда, я сидел в кабине ГАЗ-66 рядом с шофером, и любовался красотами окружающего мира, всегда таинственными и постоянно меняющимися в час рождения солнца. Пока мыслей по работе не возникало, зато тревожили некоторые из вчерашних, озвученных на встрече с опером Михаилом: а вдруг все, что я тогда придумал, чушь собачья? Ну не все, а то, что касалось возможного направления движения преступников после подстроенной аварии – и будет Михаил «шерстить» на турбазе без всякой надежды на успех.

Внутренний голос подсказывал, что должен я что-то предпринять, найти хоть слабенький фактик, подтверждающий правоту моей версии. Но где и как найти – это я должен был еще придумать.

Умная мысль пришла в голову, когда впереди показались отвалы пройденных на пятачке канав. Вот тут и решил, что после работы на личном малом внедорожнике – мотоцикле Минск – прокачусь по ведомственному асфальту до железной дороги, сверну налево на проселок вдоль нее, и доберусь до места, где железку, как заметил обходчик, перескочили две подозрительные личности. Попытаюсь в проселочной пыли найти их следы. Конечно, времени прошло много, но дождей не было, пыльной бури тоже не случилось, так что следы должны остаться. И найти их особого труда не доставит – пешком народ в тех местах практически не гуляет, а если кто и прошел – тоже не беда, мне нужны следы поперек проселка, в направлении от железки к сопкам. Ну а дальше просто: спрячу мотоцикл и пойду по пыли вперед. С надеждой, что преступники, сделав в сопках предполагаемый обходной маневр, к ней вернулись и еще раз перескочили, направляясь теперь к областному шоссе, а от него к озеру с людной турбазой на берегу.

Оформившаяся в сознании очередная авантюра, в которой умение разбираться в следах животных и человека, других оставленных ими мелких деталях присутствия, меня успокоила – нашлось дело, и лучше меня вряд ли кто его сделает. А пока работу пора начинать – мы въехали на пятачек.

Владимир посигналил шоферу, попросил остановиться.

«На обед не ждите,» – предупредил, выскочив из салона, и пошагал в сторону. Даже канаву с «березитами» игнорировал! А мы поехали дальше, к отвалам породы – сегодня пришло время и мне в канавах детально поковыряться.

На первой, где Паша выколотил образец чего-то бурого, похожего на «железную шляпу», мы долго не задержались. Мы – это я и Наташа; за мной увязалась в надежде, что прямо в канаве я покажу и объясню все, требующее отражения в журнале документации. Объяснять же было нечего – кроме бурой породы, только зеленые разнозернистые песчани, и никаких признаков изменения. Ну простота душевная, и настораживало лишь одно: песчаники и бурятина не плавно переходили друг в друга, а имели четкий контакт, словно два чужеродных тела прижаты друг к другу. Тонкая же между ними полоска «глинки трении» намекала, что контакт тектонического происхождения.

Наташе я все объяснил, и мы прошли к канаве следующей, пройденной рядом в десяти метрах.

То-же самое – зеленые песчаники, бурая порода мощностью с метр не больше, четкий контакт между ними, с полоской глинки трения.

«Что-то вы не радуетесь, Юрий Васильевич,» – правильно подметила Наташа, – «наверное золота здесь нет.»

«В каждой канаве находить – делать геологам будет нечего,» – улыбнулся подруге жены, а по совместительству и моей тоже. Но зная про «березиты» вскрыты в следующей канаве, всего в ста пятидесяти метрах от нас, девушку обнадежил: «Впереди есть на что посмотреть. А поковыряешься получше – и «блестку» найдешь, если повезет!» То-есть маленькое вкрапление золота.

«Не обманываете?» – посмотрела на меня подозрительно, – «Или хотите, что бы я побольше камней колотила?»

«Найдешь – станешь первооткрывателем,» – попробовал соблазнить тем, в чем не был уверен, – «Если Паша не опередит – он сегодня с кувалдой там орудует!»

Когда подошли к канаве с «березитами», коллега действительно работал если и не кувалдой, то молотком самого большего размера и веса. Канавшик, очевидно по его требованию, кайлом махал рядом, пытаясь вывернуть глыбу со дна. Оба внимания на нас почти не обратили – оторвались на миг, посмотреть кто пришел мешать, и вновь взялись за дело.

«Не будем отвлекать,» – шепнул удивленной «приемом» Наташе, и мы спустились в канаву.

Вначале она вскрывала знакомые зеленые песчаники, и техник-документатор, узнав их, равнодушно стучала молотком, без воодушевления, которое вызывает интересная порода, чем то на руду намекающая. Дальше песчаники начали светлеть, и Наташа заработала молотком поэнергичней – молодец девка (ой, что это я – красавица!), заметила признаки гидротериального изменения! А еще через пару метров мы вообще остановились – начались настоящие «березиты».