Гарри свирепо взглянул на него, и на мгновение Мерфи показалось, что сейчас он его ударит, но все обошлось. Гарри пьяно ухмыльнулся и тяжело упал обратно на стул. Футляр со значком вырвался из его пальцев и покатился по столешнице.
— Черт возьми, парень, я ведь только пошутил, вот и все… Я хотел только заострить внимание…
— Я понимаю. — Мерфи слегка успокоился и отпустил его руку. — Понимаю. Ты просто хохмишь — вот и все.
— В-вот!.. Ты знаешь, и я знаю: этих вещей просто не бвает — и всс! Ну как их?.. Забыл, как называется…
— Да-да, я знаю. Мы отлично тебя поняли.
На этом все и кончилось. Кент уехал первым, Мерфи задержался, чтобы посадить Гарри в такси и проследить, чтобы тот не выкинул еще какой-нибудь фортель. Только после этого он кое-как натянул куртку и пошел к выходу, ненадолго задержавшись возле бара, чтобы украдкой сунуть пятерку в плексигласовый контейнер для чаевых, на котором было написано «Синди».
На улице не было ни души, ночь была морозной и тихой. Бледносерые клубы дыма из выхлопной трубы ожидавшего его такси плыли над бордюрным камнем, словно усталые призраки. Мерфи забрался в машину и назвал водителю свой арлингтонский адрес; потом он откинулся на заклеенное изолентой сиденье и стал смотреть в заиндевевшее стекло, за которым проплывал освещенный прожекторами купол Капитолия.
Путешествие во времени… Господи, что за дурацкая идея!..
6 мая 1937 года
Четверг, 19:04
С серого, как слюда, неба спускался Левиафан. Сначала он напоминал просто серебристый овал, но после разворота на северо-восток он начал постепенно расти, на глазах увеличиваясь в размерах и приобретая сходство с огромным тыквенным семечком. Как только гудение его четырех дизелей достигло слуха толпы, собравшейся на травянистом аэродроме в Нью-Джерси, к стальной причальной мачте, высившейся в самой середине посадочной площадки, сразу двинулись два отряда военных моряков в белых шапочках. Остальные встречающие, задрав головы, смотрели на колосса, медленно плывшего на высоте шестисот футов над землей.
Легкая тень скользнула по поднятым кверху лицам, когда цеппелин совершил резкий поворот на запад. Теперь зрителям были хорошо видны огромные свастики на его стабилизаторах, олимпийские кольца над иллюминаторами пассажирских кают и само название гигантского воздушного корабля, начертанное высокими готическими буквами над контрольной гондолой от носа к корме.
Пассажиры воздушного корабля собрались в бортовых проходах палубы «А», с любопытством следя сквозь наклонные иллюминаторы за тем, как «Гинденбург» приближается к конечному пункту своего путешествия — военно-воздушной базе ВМФ США в Лейкхэрсте. Из-за сильных встречных ветров над Атлантикой и грозового фронта, двигавшегося из глубины континента к морю, цеппелин опаздывал с прибытием на тринадцать часов, но никого из пассажиров это не огорчало, ибо последние несколько часов полета оказались богаты самыми разными событиями. Они наблюдали проплывающий внизу шпиль «Эмпайр-Стейт-Билдинг»; помешали нормальному течению бейсбольного матча «Доджерсов», остановившегося, когда воздушный лайнер появился над стадионом Эббетс-Филд; увидели, как сердитые волны с белыми барашками бьются о джерсийский берег. Стюарды уже вынесли их багаж на площадку находившейся позади кают лестницы и сложили в кучу у подножия бронзового бюста генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга.
Путешествие на «Гинденбурге» было поистине незабываемым. Три дня пассажиры провели на борту самого известного и самого большого летающего отеля в мире, где утра начинались изысканным завтраком в столовой, а вечера заканчивались бренди и сигарами в курительной комнате. Но теперь полет подходил к концу, и всем пассажирам не терпелось снова ощутить под ногами твердую землю. Для американцев это было возвращение домой, и они уже предвкушали, как через считанные минуты они воссоединятся со своими семьями и обнимутся с друзьями, ожидающими их на аэродроме. Для членов экипажа это был седьмой по счету — и первый в этом году — трансатлантический рейс. Для супружеской пары немецких евреев конец полета означал спасение от ужасов нацистского режима, захватившего власть в их родной стране. Для троих офицеров разведки Люфтваффе, притворявшихся обычными туристами, высадка на американскую землю знаменовала собой вынужденный контакт с непоседливой и шумной нацией деградирующих «недочеловеков».
И только для двух пассажиров, внесенных в список под именами Джона и Эммы Пенне, посадка в Лейкхэрсте означала начало обратного отсчета.
Оторвав руку от ограждения прогулочной палубы, Фрэнк Лу несильно постучал пальцами по тонкой металлической оправе очков, делая вид, будто поправляет их. На внутренней поверхности правой линзы тут же появились цифры: 19:33:31/-13:41.
— Тринадцать минут, — пробормотал он.
Леа Ошнер ничего не ответила, но ее пальцы чуть сильнее стиснули перила. Пассажиры вокруг них оживленно переговаривались и смеялись, показывая друг другу на удивленных коров на пастбище далеко внизу. Полупрозрачная тень воздушного корабля стала теперь больше, плотнее и приобрела более четкие очертания.
Согласно историческим хроникам, прежде чем снова повернуть на восток и взять курс на причальную мачту, «Гинденбург» должен был опуститься до высоты сто двадцать метров. Пассажирские палубы были, конечно, снабжены звукоизоляцией, так что никто из пассажиров не мог слышать гула дизельных двигателей, но уже сейчас капитан Прусс должен был переключить двигатели на холостой ход. В следующую минуту винты дирижабля должны были Начать вращаться в обратном направлении, тормозя «Гинденбург» перед причаливанием.
— Расслабься, — прошептал Фрэнк. — Еще не время.
Леа выдавила из себя улыбку, но ее пальцы легли на тыльную сторону ладони Фрэнка и несильно пожали. Остальные пассажиры вокруг них пребывали в приподнятом настроении, поэтому и они тоже должны были выглядеть радостными и беззаботными, ибо они все еще оставались Джоном и Эммой Пенне из Мангазета, Лонг-Айленд. Джон работал билетным агентом Германских Линий Ллойда «Гамбург — Америка» — компании, представлявшей в США интересы германского флота пассажирских дирижаблей. Эмма Пенне, родом из Иллинойса, была на пятнадцать лет моложе своего супруга, но занималась тем же, пропагандируя воздушные путешествия и продавая билеты на дирижабли на территории от Нью-Йорка до Филадельфии. Сейчас они возвращались из деловой поездки в Германию.
Внешне оба производили впечатление уравновешенных и спокойных людей позднесреднего возраста, для которых трансатлантические перелеты были не в новинку. Уж конечно, они не стали бы нервничать из-за того, что оказались на борту «Гинденбурга», хотя через тринадцать… нет, уже через двенадцать минут им суждено было погибнуть.
На самом деле, ни Джон, ни Эмма Пенне не погибли бы в приближающейся катастрофе. В данную конкретную минуту они оба были вполне живы и здоровы и прекрасно себя чувствовали, находясь в двадцать четвертом столетии, вдалеке от какой бы то ни было опасности. Эвакогруппа Хронокосмического исследовательского центра тихо и незаметно похитила супругов из их номера в отеле «Франкфуртер Хоф» ранним утром третьего мая 1937 года и переправила на конспиративную квартиру в предместье Франкфурта. К настоящему времени «Миранда» уже должна была доставить Джона и Эмму в 2314 год от рождества Христова, и Фрэнк искренне надеялся, что настоящий Джон Пенне не будет очень возражать против похищения, когда ему все как следует объяснят. Фрэнк весьма сомневался, что кто-то на месте Джона и Эммы стал бы сильно расстраиваться, учитывая, что альтернативой была неминуемая смерть в огненном аду.
Теперь Фрэнк сам стал пятидесятилетним американским бизнесменом; Лея выглядела на сорок, хотя на самом деле ей было двадцать девять. Искусственная нанокожа и имплантированные вокализаторы столь убедительно изменили их облик, что не далее как позавчера они успешно отужинали с капитаном Эрнстом Леманом — старым знакомым Пеннсов. Капитан Леман, инспектировавший капитана Прусса во время его первого трансатлантического перелета, не заметил подмены, однако все остальное время Леа и Фрэнк благоразумно держались своей каюты и почти не общались со своими спутниками; чем меньше они сталкивались с экипажем и пассажирами, тем меньше была опасность непреднамеренно изменить ход истории.