Я был убежден, что Германия еще не выполнила своей миссии на благо Европы и всего мира. Нам уже почти удалось ввести Германию в новую эпоху. Крупные морские силы в значительной степени увеличивали те средства, которые позволяли нам с честью поддерживать мир, а если война была неизбежна – успешно выдержать ее. Они являлись, кроме того, великим и необходимым орудием приобщения нашего народа к делам и духу остальной части мира. Если будущее бессилие на море еще более усилит наш упадок и сделает невозможным восстановление нашего государства, грядущие поколения, быть может, вспомнят эту мысль.
Проиграв мир и войну, погубив нашу силу и честь, виновные стоят теперь на развалинах и фальсифицируют историю; они отнимают у нашего бедного и политически неодаренного народа веру в себя и в закономерность его истории, хулят наше прежнее государство, его расцвет и достижения и в первую очередь его флот, который в действительности был нашим важнейшим козырем в политике последних лет. Они изо всех сил стараются порвать нить, связывавшую нас с прошлым. Наше прежнее государство, конечно, нуждалось в некоторых улучшениях, однако оно обладало такой способностью к развитию, которой хватило бы и для новой эпохи, и для детей наших детей. Но революция выбросила за борт все то, что создало наше величие, и явилась величайшим преступлением против будущего нашего народа. Крах следует приписать не нашей прежней государственной системе, а недостаткам представляющих ее лиц. Наше общество частично погрузилось в слабодушное эпигонство; распространилось материалистическое мировоззрение; влияние всеобщего, равного и прямого избирательного права, всегда способствующего переходу власти в руки демагогов, уже не уравновешивалось более наличием сильного правительства или высшего сословия, обладавшего твердым характером. Таким образом, лица, представлявшие во время войны государство в правительстве, бундесрате и рейхстаге, оказались не на высоте положения. Если бы хоть один из законодательных факторов функционировал правильно, над нами никогда бы не разразилось такое страшное бедствие.
Враг поставил во главе управления диктаторов, которые в случае нужды железной рукой поддерживали волю народа к победе и уничтожению Германии. Наше же государственное руководство сознательно позволило спокойно развиваться процессу внутреннего разложения в самый опасный для Германии час, когда все мысли и сердца должны были быть направлены против внешнего врага. Дурные инстинкты нашего народа были обострены тем разлагающим, негерманским духом, который постепенно возобладал в нем и ныне проникает решительно во все, поскольку германизм, очевидно, еще не в состоянии противостоять ему. Наша демократия не доросла до понимания целого, до понимания государства во всей его совокупности.
Новая эра начала свое господство с того, что в дополнение ко всем несчастьям нашего народа отняла у него честь, отдала его на позор всему миру и позволила нашим врагам беспощадно уничтожить нас, ибо теперь они могли внушить всему свету и более благородным элементам собственного населения, что мы являемся преступниками и не заслуживаем иного обращения. Печальным примером изменения отношения к нам является в моих глазах поведение адмирала Битти. 28 августа 1914 года он дал такой сигнал спасенным с погибшего «Майнца» офицерам и матросам: Я горжусь тем, что могу приветствовать столь отважных людей на борту моего корабля. В ноябре 1918 года он дал следующий приказ своему экипажу перед встречей с германскими моряками, сдававшими свои корабли англичанам: Не забывайте, что наши враги – презренные скоты.
Хотя я и опасаюсь, что Германия пропустила последний срок, когда она могла возвыситься до положения мировой державы, она все же сможет с честью подняться к новой жизни из трясины распущенности, в которой она находится, но лишь в том случае, если вовремя осознает значение сил, создавших ее величие. Лично я не думаю сейчас, что это может иметь место в рамках республики; для этого нам не хватает многих качеств, которые приписывались людям Рютли{235}; к этому присоединяется наше тяжелое географическое положение, постоянный приток негерманских элементов и вероисповедный раскол. Все это порождает для германского государства необходимость в регуляторе в форме монархической власти. Какую бы принципиальную позицию мы ни занимали в вопросе о конституции, перерыв в нашем историческом развитии является методической ошибкой. Великие деяния Гогенцоллернов, которые не могут быть изглажены из памяти даже совершенными ошибками, естественно, определяют и будущие судьбы нашего народа.
Республиканская идея в том виде, как она развилась у нас, основывается на невыполнимых обещаниях, данных массам. Чтобы удержать массы в своих руках, демократия вынуждена выдвигать на первый план «права», а «обязанности» – отодвигать на второй. Такой путь никогда не ведет к подъему. Даже если республиканская форма правления заключает в себе большую способность к строительству государства, чем я ныне могу признать за ней, нам все-таки придется вернуться к принципу нашего прежнего государства, исходя из которого только работа для целого обеспечивает в конечном счете и благо индивида, тогда как безудержное выпячивание партийных или индивидуальных интересов приводит государство к гибели.
Ныне на всех государственно настроенных немцах лежит благороднейшая обязанность сплотиться вокруг одной идеи, воспрепятствовать уничтожению всех материальных и моральных ценностей и положить предел дальнейшему развалу. Спасти то, что еще уцелело от германизма, вот цель, ради которой благородным людям стоит потрудиться.
Но наша главная надежда – подрастающее поколение. Мы еще никогда не были народом рабов. В течение двух тысяч лет наш народ всегда умел подняться из глубины падения.
Если бы записанные мною воспоминания послужили этой цели и укрепили нашу веру в себя, я оказал бы нашему отечеству последнюю услугу, на которую еще способен.
