Глава 9.

Дигбран. Сказание о семье и долге.

Поля, сады и огороды на окраинах Дассига были тем еще лабиринтом. Солнце успело, едва поднявшись над горизонтом, скрыться за плотными облаками, когда Дигбран наконец определился с путем, который приведет его к стану герцога. Дороги и тропки, что встречались до сих пор, сильно заворачивали на запад. Этот же путь отклонялся к северу.

Перед ним было чистое поле. Город и предместья, кое-где вытянувшиеся наподобие языков, уже просыпались, крестьяне ковырялись в огородах, а пастухи гнали стада коров на выпасы. Картина мирного утра Дигбрана и обманула. Послав коня рысью, он быстро оставил позади прикрытие яблоневых рощ и оказался на открытом месте. Услышав же крики, придержал коня и обернулся.

Отряд всадников в рогатых шлемах и черных шкурах приближался с востока. Они тоже заметили Дигбрана. Некоторые из истонцев уже скакали к нему.

Выбор был прост: уходить от погони в городе или продолжать путь. Возвращаться Дигбрану не хотелось - если дикари оцепят Дассиг и с юга, и с севера, второй раз его покинуть будет куда сложнее. Кроме того, пережидая погоню, он непойми на сколько задержится. А ему следовало спешить, чтобы успеть предупредить герцога о появлении южан. Дигбран направил коня на север.

Крики истонцев стали громче. Конь под бывшим воеводой был свеж и легко набрал ход. Преследователи пока тоже удерживали сохраняли скорость. Ветер свистел у Дигбрана в ушах, руки вцепились в поводья. На некоторое время он снова почувствовал себя молодым и полным сил. Ясное дело, что ощущение это было обманчивым, однако оно позволило ему держаться. Погоня постепенно отставала.

За полем дорога ныряла в балку, густо заросшую лесом. Огибая рощи на дне балки, она взбиралась на противоположный склон, но Дигбран уверенно свернул в заросли. Ему предстоял долгий путь, и силы коня следовало поберечь.

Миновав первую же рощу, он проехал по опушке и углубился в густой тальник. Конь мягко ступал по мху, и ничто вокруг не заглушало голоса преследователей за его спиной. Но, поначалу приблизившись, они с каждым шагом лошади становились все глуше. Дно балки неторопливо поднималась вверх.

На месте преследователей Дигбран обложил бы заросли сверху, расставив дозорных на чистых от леса склонах, и ждал, пока одинокий всадник высунется наружу. Поэтому, встретив на пути заросший ежевикой овражек, бывший воевода спустился по нему как можно глубже, спешился и стал ждать. Если истонские дикари всерьез вознамерились его догнать, они устроят облаву. Если нет - уйдут. Могут и по следу пойти, но Дигбран рассчитывал услышать их раньше, чем преследователи окажутся слишком близко.

Лес молчал, погода постепенно портилась. Криков истонцев он не слышал уже давно, однако для верности выждал как следует и только потом отправился в путь. Когда Дигбран поднимался по северному склону балки, упали первые капли дождя. Небо затянуло тучами, они стремительно неслись на запад, клубясь и вызывая желание как можно быстрее спрятаться под крышей. В другое время он так бы и поступил. Скачка в ливень - не для его старых костей, что уже почуяли сырость и поднывают.

Выбравшись из балки, он оглянулся. Преследователей в черных шкурах нигде не было видно. Дорога осталась восточнее, но он решил срезать путь через поле. Оставаться возле балки ему не хотелось - если истонцы взялись прочесать заросли, его могут заметить.

Погони за ним не было, дорога позади оставалась пустой. Сбавив ход, он погнал коня ровной рысью. Впереди уже виднелись крыши домов - поселений в округе Дассига было множество.

Первую деревню он миновал, не задерживаясь. Деревенька была маленькая, всего на несколько дворов. Ставни на окнах бревенчатых домов были закрыты, и даже собаки не встретили появление всадника обычным лаем.

Дождь то усиливался, то слабел. На глинистой земле стали собираться первые лужи, и он вынужден был сбавить ход. Налетавший порывами ветер заставлял Дигбрана плотнее прижимать плащ, прихватывавшая поясницу боль принуждала его то и дело хвататься за спину и через ткань рубахи пытаться размять мышцы. Облегчения это не приносило аж никакого. Нашарив в одной из сумок флягу с яблочной водкой, купленную давеча на рынке, бывший воевода сделал глоток. Помогло - горькое пойло оказалось для Дигбрана непривычно крепким. Встряхнувшись, он смог даже разогнуться и посмотреть по сторонам. Вокруг, сколько можно было видеть, тянулись поля, вдалеке все скрывалось за пеленой дождя. Тучи стали настолько плотными, что не видно было даже высоких гор на севере.

С такой ездой Дигбран рисковал задержаться в пути дольше, чем нужно. Была надежда, что по такой погоде южане не пойдут дальше по тракту и встанут в Дассиге. Но чем дальше Дигбран уходил на север, тем меньше мог судить о том, что творится на берегах Арриса. На юге небо было светлее, и было ли виной тому солнце, или же в Дассиге и дождь был потише - он не знал.

Боли донимали все сильнее. Последний раз Бенара натирала его лагорисовой мазью еще в стане герцога Илдинга. С тех пор минуло уже больше трех дней, которые прошли для него легче, чем обычно, за счет лекарства и сухой погоды. В Дассиге он и не вспомнил о мази, а теперь было поздно - если Дигбран правильно понимал старого эйтория, втирать ее надо было особым образом. Сам он дотянуться до своей спины никак не мог. Надежда же встретить по пути эйтория, который разберется в том, как его лечить, была очень слабой. Да и времени терять все еще не хотелось.

Путники попадались редко. Однажды он встретил несколько крытых фургонов, медленно ползущих по обочине рядом с раскисшей дорогой. Хотел было спросить дорогу, но решил, что останавливаться сейчас не стоит. Бывшего воеводу уже так скрутило, что едва в седле держался.

Следующая деревня была побольше. Проехав между темными от влаги изгородями, он спешился у первого же дома, чуть не свалившись в грязь, и постучал в дверь. В глазах мутилось от боли, и даже водка не помогала ее заглушить.

Мужик, открывший ему, был шире, чем сама дверь. Бороду, по привычке простолюдинов, не брил, а коротко стриг, рубаху носил широкую и длинную, до середины бедер. Имел вид суровый, однако, поглядев на вымокшего до нитки Дигбрана, отступил в сторону, пропуская его.

-Сымай свою одежку, путник. Эй, Тида, а ну найди гостю сухую рубаху!

Боль с новой силой вцепилась в кости, Дигбран сделал шаг вперед, пошатнулся и осел на дощатый пол.

-Тида, ходи сюда, поможешь! Плохо ему!

Изба была белой, с большой печью и дымоходом. На лавках сидели хозяйские дети, у печи хлопотала крупная, под стать хозяину жена. Сам хозяин сидел за столом, занимая большую часть его длинной стороны и неспешно поглощая внушительных размеров деревянной ложкой суп из большой миски.

-Очнулся? - спросил он, заметив, что Дигбран пошевелился на лежанке. - Садись ужинать, гость.

-Как - ужинать?! - Дигбран подскочил, охнул и осел обратно. Ломота в костях никуда не делать, просто стала не такой резкой.

-Да обычно. Вечер на дворе.

-Мне же ехать надо!

-Может, и надо, гость. Токмо темно уже, и дождь как из ведра. Куда ж ты поедешь-то по такой погоде?

Дигбран и сам понимал, что хватит его по сегодняшней сырости ненадолго. Костям надо было дать отдых, чтобы с утра он мог продолжить путь.

-Тида, дай гостю похлебки! Видишь, встать не может. Как звать-то тебя?

-Дигбран я.

-Бывает же, - широко улыбнулся хозяин. - Я тоже Дигбран. Мы случаем не родичи?

Жена дигбранова тезки поднесла гостю миску и ложку. Кое-как пристроившись на локте, он принялся осторожно хлебать суп, стараясь не пролить его на лежанку.

-Ты откуда родом?

-Заречный я, - Дигбран вспомнил, что в Дассиге округу замка Дубр называли 'заречьем'. Равно как и в его родных местах - сам Дассиг. - Предки мои издавна баронам Глойдингам лесничими служили.

-И ты, что ли, лесничий?

-Да нет. Я в дружине у барона ходил.

Дигбран-второй принялся вспоминать своих родичей, который имели корни за рекой. Ни одно имя Дигбрану-первому ничего не сказало. Сошлись на том, что совпадение имен случайное.