В предпоследнюю субботу октября мы с Гарретом планируем ночной киномарафон, чего не делали уже несколько недель. Погода стоит прохладная и дождливая, так что это отличный повод провести вечер в помещении. Мы заказываем китайскую еду из новой забегаловки, открывшейся неподалеку от кампуса.

– Что будем смотреть? – Я хватаю две содовые из холодильника.

– Фильм про спорт. – Он указывает на коробку, на которой изображен футболист.

– Фу. Серьезно? А ничего другого нельзя?

– Это хороший фильм. И сейчас футбольный сезон. Идеальное время для просмотра.

– Ладно. Давай сюда. – Я беру у него фильм. – Курьер, наверное, уже внизу. Заберешь нашу еду?

Когда он возвращается, мы садимся с едой на гигантский пуфик, и я включаю фильм. На экране появляется мультяшная собака в форме детектива.

Гаррет издает стон.

– Я ни за что не стану смотреть это снова.

Я склоняю голову на бок.

– Но, Гаррет, это же твое любимое кино.

Он вскакивает и ищет в коробке фильм про футбол.

– Где он?

– Не знаю. Может, упал за обогреватель.

Он прекращает поиски.

– Куда? Джейд, что ты с ним сделала?

Я упорно смотрю на свои палочки для еды, пытаясь подцепить ими кусочек курицы в соусе.

– Понятия не имею, о чем ты.

Он отбирает у меня коробочку с китайской едой и ставит ее на стол, а затем, склонившись надо мной, заключает меня в ловушку своих рук так, чтобы я не могу пошевелиться.

– Где фильм, Джейд?

– В коробке.

Он улыбается.

– Его там нет. Я только что посмотрел.

Я одариваю его ответной улыбкой.

– Может, под кроватью?

Он бросает взгляд на кровать.

– Нет. Даю тебе второй шанс.

– Но я правда не помню, – невинным голосом отвечаю я.

Он начинает щекотать меня за бока. Не помню, чтобы раньше я боялась щекотки. Мой смех смешивается с собачьим воем по телевизора. Никогда еще я не смеялась так сильно, чтобы от смеха заболели мышцы животы, словно я качала пресс.

– Ладно, ладно, сейчас скажу, – еле-еле удается выдавить мне.

Он не прекращает пытку.

– Я жду.

– В коробке. Клянусь.

– Я уже посмотрел там.

– Просто дай мне встать.

Он отодвигается, а я встаю и достаю из-под коробки диск.

– Он лежал на полу рядом с коробкой. – Я падаю обратно на пуфик, пытаясь перевести дух. – Вот. – Я протягиваю ему фильм.

– Вот видишь, и совсем не сложно. Быстрый ответ все упростил бы.

– Ага. Но было бы не так весело, – улыбаюсь я.

Он смотрит на меня, пытаясь понять, что это значит. Но не клюет на приманку.

– Будешь еще есть? – спрашивает он.

– Нет. Мне нужна минутка, чтобы перевести дух, а то я словно побывала на тренировке.

Мультяшная собака снова воет, и меня пробирает смех. Ее вой жутко смешной.

Гаррет тянется через меня за пультом и выключает телевизор, потом бросает пульт на пол и снова крепко вжимает меня в сидение.

– Джейд, ты смеешься над моим фильмом?

– Нет, – произношу я, прыснув. – Мне он нравится.

Он отчаянно пытается сдержать смех.

– Джейд?

– Гаррет? – передразниваю я его тон.

– Иногда ты такая заноза в заднице.

– Только иногда? Нужно срочно это исправить.

Наши взгляды встречаются, и я узнаю у него лице то самое выражение. Он хочет поцеловать меня, но не станет из-за нашего договора о дружбе. К черту все. С меня хватит! Я притягиваю его к себе, но он и сам начинает сокращать расстояние между нами, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.

Его губы едва касаются моих и в ожидании моей реакции замирают. Я отвечаю на поцелуй, ясно давая понять, чего я хочу, и тогда он опускается на сиденье и усаживает меня на себя верхом. Я широко раздвигаю колени и вижу на его лице легкую улыбку, когда он за затылок тянет меня к себе. Медленный, глубокий, страстный поцелуй мгновенно уносит нас за пределы дружеской территории. Второй рукой Гаррет обнимает меня и прижимает к себе.

Все как в тот раз в бассейне. Только сейчас я не позволю голосам вмешаться. Не могу. Мне слишком это нравится, и я не позволю ей все испортить.

20

Спустя несколько минут я начинаю гадать, почему Гаррет не двигается дальше. Мне нравится то, что он делает, но я жажду большего, а он даже не добрался до второй базы. Я направляю его ладонь под край своей майки и оставляю ее на талии, но его рука так и остается лежать там. Он даже не пытается сделать следующий шаг.

Наконец я прерываю поцелуй.

– В чем дело?

– О чем ты?

– Я не предлагаю заходить слишком далеко, но можем позволить себе нечто большее, чем поцелуи.

– Думаю, не стоит. Помнишь, что случилось в тот раз?

Я опускаю взгляд.

– О. Не волнуйся на этот счет. Я в порядке.

Он убирает с моего лица волосы.

– То, что случилось тогда в бассейне, испугало меня. Мне показалось, я сделал тебе больно или еще что. Ты стала кричать и бить меня.

– Я не кричала. – Или кричала? Не помню.

– Кричала, – мягко произносит он. – Ты сказала, что никогда не будешь такой, как я. Не знаю, что это значило, но я решил, что ты разозлилась из-за моих прикосновений.

Я не ты. Я никогда не буду такой, как ты. Именно эти слова я постоянно твержу себе.

– Я говорила не с тобой. И не о тебе. Я не хотела.

– Тогда с кем ты говорила?

– Не могу сказать.

– Тогда объясни, что случилось тем вечером. И почему это произошло во второй раз, когда я застал тебя у себя в комнате. Ты так распсиховалась, когда я пошутил, что ты не выключила телевизор.

Неожиданно на глаза у меня наворачиваются слезы, и, несмотря на все мои усилия, сдержать их не получается. Мое горло сжимается, а грудь наливается свинцом. Я слезаю с Гаррета и устраиваюсь на пуфике рядом.

– Не хочу поднимать эту тему. Этого больше не повториться. – По моей щеке сказывается несколько слезинок, и я не успеваю смахнуть их.

Гаррет замечает, что я плачу.

– Черт! – Он быстро заключает меня в объятия и прижимает к груди. – Джейд, мне жаль. Я не хотел, чтобы ты плакала из-за меня. Мне просто хотелось понять.

Слезы текут все быстрее, как бы сильно я не старалась сдержать их, и, чтобы скрыть их от Гаррета, я зарываюсь лицом в его рубашку.

– Джейд, поговори со мной.

Я не могу. Если заговорю, то голос надломится или начнет дрожать, и тогда Гаррет поймет, что я не могу контролировать плач. А парни ненавидят, когда при них плачут. Я сама ненавижу плакать, и меня жутко бесит то, что я сейчас плачу. Проходит несколько минут, и рыдания наконец прекращаются.

– Ты в порядке? – Он бережно приподнимает мое лицо за подбородок, и я замечаю, что его рубашка промокла из-за моих слез.

– Да. Все нормально. – Я сажусь и вытираю лицо. – Извини, что испортила твою рубашку.

– Мне плевать на нее. И ты не в порядке. Теперь расскажи, в чем дело.

– Ни в чем. – Моя грусть превращается в ярость, когда до меня доходит, что я слишком сильно ему доверилась. – Забудь.

– Мы друзья, Джейд, и мне не нравится видеть тебя в таком состоянии.

– В каком? В плачущем? Мне что, поплакать нельзя?

– Здесь есть нечто большее. Ты что-то недоговариваешь. Просто поговори со мной. Может, я смогу помочь.

– Ты не сможешь помочь мне, Гаррет. Я должна справиться с этим в одиночку. – У меня вырывается всхлип, когда я произношу последнее слово. Одиночка. Самое подходящее описание того, кем я себя ощущаю, потому что не могу ни с кем этим поделиться. И я так устала чувствовать одиночество.

Он снова привлекает мою голову себе на грудь, затем берет покрывало, лежащее рядом с пуфиком, и укрывает нас.

Мы сидим в тишине. И я спрашиваю себя, почему должна разбираться с этим самостоятельно. Почему не могу просто поговорить об этом с Гарретом. Если уж выбирать того, с кем поделиться этим, то только его.

– Это была моя мать, – еле слышно выдыхаю я.