За игроками плотной стеной стояли две сотни заключенных, которые приготовились наблюдать это столь необычное в тюремных стенах зрелище.

Когда все расселись, и в зале воцарилась относительная тишина, со стула поднялась Женевьева и произнесла несколько фраз. В ответ раздался смех, прозвучало несколько жидких хлопков.

— Она представила тебя, как не очень удачливого, но задиристого шахматиста из далекой России, — перевел Лёха, — юмор это у них своеобразный такой!

Одинцов шевельнул желваками:

— Начинаем? — он посмотрел в сторону начальницы.

— Oui[17] — кивнула та и села на стул.

Согласно неписанным правилам сеансов на всех досках белыми играл Одинцов. Он быстро подошел к крайней доске слева и плавным движением передвинул королевскую пешку на два поля вперед.

Е два — е четыре.

Женевьева молниеносно ответила движением своего такого же пехотинца, но только на одно поле от короля.

Е семь — е шесть.

— Défense française![18] — улыбнулся Виктор. — Весьма символично!

И, не делая хода на доске Женевьевы, шагнул правее. Это было его правило игры в сеансе: не дать увлечь себя быстрой серией ходов, когда возрастает вероятность случайной ошибки.

Мишель Лернер в ответ на такое же выступление королевской пешки внезапно вытащил носовой платок, и принялся шумно сморкаться в него, всем видом показывая, что ему сейчас не до игры.

Виктор пожал плечами и двинулся дальше.

Он чередовал свое излюбленное начало 1.е4 с другими ходами: 1.d4,1.с4 и 1.Kf3.

Подойдя к Лёхе, Одинцов улыбнулся и внезапно для себя перетащил правую коневую пешку на два поля вперед.

— Ёкарный бабай! — воскликнул соотечественник Одинцова. — Что за ход такой ты залепил?

— Дебют Гроба называется, между прочим, — улыбнулся Виктор, — же два — же четыре, есть такой ход!

— Вот спасибо, удружил! — удивленно взметнул брови Лёха. — Как играть то здесь? Из дебютов я только испанскую партию помню чуть…

И сокамерник Одинцова, картинно обхватив голову руками, задумался. Виктор едва занес руку над соседней доской, за которой сидел Жан Темплер, как тот, широко улыбнувшись, внезапно перевернул её на сто восемьдесят градусов.

— On peut?[19] — произнес француз, заглядывая снизу вверх в глаза Одинцова, и добавил. — О кэй, мэтр?

Виктор, пожав плечами, ответил:

— О кэй, играй белыми, коль так хочешь…

Заключенный с пожизненным сроком удовлетворенно заулыбался:

— Merci![20]

И сделал любимый ход Одинцова: 1.е4.

Виктор молниеносно ответил своей коронной «сицилианкой» 1…с7 — с5, и двинулся дальше.

Закончив с первым ходом на всех тридцати трех полях сражений, Одинцов быстрым шагом вернулся к первому столику Женевьевы.

Ход.

Молниеносный ответ.

Движение вправо. Мишель Лернер отвечает тоже «сицилианкой».

Цэ семь Цэ пять.

Одинцов быстро переставил коня с же один на эф три.

Движение вправо.

Улыбающийся Лёха встретил земляка возгласом:

— А скоро ты обернулся! Я еще не совсем решил, как ходить… Ну, да ладно!

И, слегка прищурившись, сокамерник двинул вперед центральную пешку.

— Правильная реакция, — подбодрил его Виктор, — лучший ход!

— Знай наших! — обрадовался Лёха и напел известный куплет Высоцкого:

— Что-й то мне знакомое, так так!

После 7 ходов, сделанных на всех тридцати трех досках, Одинцов понял следующее:

Женевьева явно не новичок в шахматной игре.

Мишель Лернер и Жан Темплер разыграли известную «жульническую» комбинацию, о которой Виктор давным-давно читал в учебниках. Лернер просто повторял черными ходы Виктора, что тот делал в партии с Темплером. В свою очередь фиолетовоголовый белыми копировал игру Одинцова на доске финансового махинатора.

Им обоим помогал неприметный заключенный небольшого роста, с круглой маленькой шапочкой на голове, стремительно сновавший сзади за стеной зрителей. Он, увидев ход Одинцова против Лернера, быстро подбирался к фиолетовой голове и шептал что-то ей на ухо.

Темплер с выразительной, издевательской улыбкой, глядя русскому в глаза, делал точный ход Виктора против Мишеля.

Одинцов, делая вид, что ничего не заметил, отвечал изобретательному французу ходом черных фигур, после чего наблюдал, как «малый» пробирается влево к Лернеру, чтобы сообщить тому новую информацию. Как ни крути, выходило, что Одинцов не может набрать в этих двух поединках больше, чем одно очко. Выиграв у Лернера белыми, он получает такой же мат от Темплера.

И наоборот.

Если ничья — то в обеих партиях сразу.

Вот в чем заключался смысл необычной просьбы наркомана перед партией.

Французы весело переглядывались между собой, подмигивая и жестами показывая, что все идет по их сценарию.

‘Oui — Да (фр.)

“Défense française — Французская защита (фр.)

***0n peut? — Можно? (фр.)

““Merci! — Спасибо! (фр.)

Остальные противники русского шахматиста, включая Лёху, являлись типичными «чайниками».

Мозг Виктора, работающий ежесекундно над новыми решениями в каждой партии, параллельно этому мучительно искал способ «наказания» двух хитрецов от шахмат.

Аппелировать к их совести и возмущаться Одинцов считал ниже своего достоинства.

Спустя час после начала сеанса половина столиков опустела: отпали самые слабые игроки, получившие мат раньше двадцатого хода.

Сделав очередной ход в партии с Лёхой, Виктор, наклонившись к нему, шепнул:

— Ты видел когда-нибудь здесь, чтобы этот фиолетовый или папа Лернер играли в шахматы?

Тот поднял голову от доски, чуть помолчал и произнес:

— Нет, ни разу.

— Я так и думал, — отходя, проронил Одинцов.

— А что такое? — вслед спросил сокамерник.

— Потом, — ответил Виктор и сделал очередной ход черными с Темплером.

«Так Все вроде сходится. Оба — «чайники», но откуда-то знают про эту хитроумную комбинацию. Фигуры передвигают неумело, это сразу заметно. Ах!»

И Виктор едва не хлопнул себя по лбу.

Он вспомнил!

В следующий подход к Лёхе он, чуть волнуясь, спросил друга:

— Слышишь, тут у вас не показывали случаем фильм по роману Сидни Шелдон «Если наступит завтра?»

Лёха ошеломленно уставился на сеансера:

— Откуда ты знаешь? Шел по телику за две недели до твоего прибытия сюда!

— Спасибо за информацию, есть одна догадка, — облегченно улыбнулся Виктор.

«Да! Так и есть! Они видели тот самый «финт», который проделала главная героиня романа с двумя известными игроками, и выиграла пари… Вроде как игралось две партии, а на самом деле — одна. И здесь у нас — тот же самый расклад! А что, если??»

И Виктор почувствовал, что его мозг «зацепился» за единственно правильный выход из этой ситуации. Он, по сути, играя против себя самого в двух партиях, стал исподволь подводить позиции к необходимому финалу.

Тем временем положение Женевьевы стало медленно, но верно ухудшаться. Она допустила несколько малозаметных ошибок, и Одинцов перевел игру в выгодное для себя окончание.

Окружение начальницы заметно помрачнело, видя, как та начинает нервничать и покусывать кончики своих изящных пальцев.

Женевьева чувствовала в движениях русского тихую ярость: он словно ввинчивал фигуры в доску, и кольцо окружения вокруг её короля постепенно сжималось. Подчиненные, которые работали с нею давно, знали: она очень не любит проигрывать.

Гроза надвигалась своей неотвратимой неизбежностью.

— E'chec, madame![21] — улыбнулся Виктор, атакуя конем монарха Женевьевы.