— В таком случае, девушка, почему у вас на борту нет «Драмамина»?

— Да, мэм. Потому что он плохо действует на беременных. И мы вынуждены были бы спрашивать у каждой женщины, не беременна ли она, если просит это лекарство. А это неловко.

Женщина презрительно посмотрела на нее.

— Более глупого ответа я не слышала.

— Да, мэм.

— А это еще глупее. — Женщина погладила ребенка по голове. — Беременные женщины!

Но до тех пор, пока Анита не переспала с Робертом Фингерхудом на следующий день после возвращения из Афин, она не подозревала, до каких пределов может довести человека отчаяние. Потому что причины, по которым пошла с ним, были ложными, все они имели отношение к Джеку, а не к Роберту. Джеку, который ее не любил, Джеку, который ее бросил, Джеку, который никогда не женился бы на ней. И в секунду, когда Роберт обнял ее, Анита знала, что поступает плохо, но все равно сделала это. Ей отчаянно хотелось заняться любовью с мужчиной, который, как она думала, желает ее.

Именно Анита позвонила Роберту и спросила, не хочет ли он пригласить ее на ужин.

— Я приготовлю вам ужин, — ответил он. — Уверен, что Симона рассказывала о мясе с шампанским.

— Вы имеете в виду мексиканскую пещеру? — рассмеялась она. — Да, рассказывала. И говорила, что вы первоклассный повар. Когда мне приехать?

— Может, в семь?

— Прекрасно. Что-нибудь принести?

— Ну, кое-что… — заколебался он. — Нет, лучше я промолчу.

— Скажите.

— Не могу.

— Почему же?

— Я не могу объяснить. Пожалуйста, забудем об этом.

— Ладно, но…

Она не могла догадаться, что он хотел сказать, и только через несколько часов, когда они уже переспали, он сказал:

— Теперь можно сказать, о чем шла речь. О том, что я хотел, чтобы ты привезла.

— Ну?

— Противозачаточный колпачок. — Он поцеловал ее в ухо.

— И ты вправду думал, что сегодня переспишь со мной? — спросила она в полутьме.

— Честно говоря, нет. Конечно, я надеялся. Я хотел этого с нашей первой встречи, но думал, что ты не хочешь.

— А зачем бы я тогда позвонила?

— Потому, что ты одинока и страдаешь из-за Джека. И потому, что я тебе нравлюсь. И все это обернулось прекрасно проведенным вечером, как я себе и представлял. Даже еще лучше. А как тебе?

— Да, — быстро сказала Анита. — Да, конечно.

На самом деле она не была в этом уверена. Даже входить в этот дом ей было трудно. Идти сюда и не к Джеку — это почти предательство. А особенно к тому, которого Джек знал, к его другу. Было бы намного лучше, поняла она сейчас, переспать с незнакомцем. Слишком много сплеталось вокруг Роберта. Не только Джек, но и Симона, которая, несомненно, рассказала, что она пользуется колпачками, иначе почему бы он упомянул о них, когда все сейчас пьют таблетки? Анита не хотела думать, что еще могла наболтать Симона.

— Грудь у тебя больше, чем я предполагал, — сказал Роберт, включая радиоприемник.

— Правда? А в одежде я выгляжу плоской?

— Нет, не очень… — У него был смущенный вид. — Симона как-то сказала, что ты носишь специальные лифчики.

— Что еще она говорила?

Анита была вне себя, но ей было приятно, что Роберт в ней не разочаровался. Она раз и навсегда убедилась, что ежедневные упражнения для груди помогают, и решила делать их в пять раз больше, чем прежде. Завтра же позвонит Симоне и выскажет все, что думает.

Рок-группа запела по радио: Где мне найти слова, чтобы сказать, что я больше не люблю тебя.

Если бы ты был Джеком Бейли, то не задавал бы таких вопросов, не спрашивал, где искать нужные слова. Оставляешь грубую записку в пакете с салатом и улетаешь. Предана, предана, думала Анита. Куда исчезло у всех чувство ответственности?

Затем вспомнила окончательный вывод Симоны о том, что у Роберта есть чувство ответственности, и Анита чувствовала, что в этом есть доля правды, она ощутила, что, отправившись с ней в постель, он принял на себя определенные моральные обязательства. Роберт не бросил бы женщину так, как это сделал Джек Бейли. Он мог избавиться от нее (как избавился от Симоны), но делает это совершенно иначе. Когда Симона вернулась на Пятьдесят седьмую улицу, Роберт однажды зашел к ней и починил душ. Анита представляла себе, что было бы, если бы она попросила Джека Бейли что-то отремонтировать.

«На кого я похож? — спросил бы он. — На слесаря?»

И снова из-за мысли о гранитном равнодушии Джека на глаза навернулись слезы. Несколько добрых слов с его стороны перевернули бы мир. И все-таки он просто не способен произнести их или настолько бесчувствен, что не понимает, что их нужно произнести? Как можно любить такого человека, спрашивала Анита себя. Или она такая мазохистка? Ответ терялся в дебрях противоречивых чувств.

Они с Робертом перед сном еще раз занялись любовью, и последней мыслью перед тем, как смежить веки, было сравнение: у Роберта длиннее, чем у Джека, но у Джека толще. Затем она обняла его, поцеловала в плечо и быстро заснула тревожным сном усталого человека.

В середине ночи ей приснился Джек, его самолет в языках пламени падал в Атлантический океан, спасательные плоты и горящие обломки рухнули в воду, пассажиры в панике выпрыгивали из аварийных люков, а посреди этого кошмара капитан Бейли оставался на своем посту, сохраняя ледяное спокойствие, как будто никакой катастрофы не было.

Ближе к утру Роберт проснулся и начал заниматься с ней любовью, и все как-то перепуталось: руки Роберта на ней и руки Джека на штурвале. Они сплелись в ее сознании, и она поняла, что не надо было идти в постель с Робертом от отчаяния, потому что физическое удовлетворение мало значит, если нет эмоционального удовольствия. Анита знала это по опыту. Ей следовало помнить, что когда ты любишь мужчину, то привносишь в постель радостное чувство, которое само по себе уже служит наградой. Важно не то, что мужчина делает в постели, а то, как ты его воспринимаешь до того, как он начал действовать, в этом вся суть. И хотя Роберт был страстным и нежным любовником, объективно говоря, лучшим любовником, чем Джек, она любила именно Джека, Джека, которого хотела в ту самую минуту, когда тело Роберта тесно прижималось к ней.

Анита позвонила Симоне на следующий день и сказала:

— У тебя не рот, а помойка. Я тебе ничего больше не буду рассказывать.

— О чем ты говоришь?

— Вчера я переспала с Робертом, твоим Робертом, и он сказал, что ты говорила о моих набивных лифчиках. И он, кажется, знает, что я пользуюсь колпачками, я понять не могу, откуда, если только не от тебя.

— Ты переспала с Робертом? — выдохнула Симона. — Как ты могла это сделать?

— А почему нет? У вас же все кончено. У тебя мистер Сталь и его цепи.

— Стейси не имеет отношения к Роберту! — негодовала Симона.

— Надеюсь, нет.

— Не сволочись.

— Слушай, — в гневе сказала Анита, — я позвонила, чтобы сказать все. Нечего катить на меня бочку.

— Неужели? А я качу, мисс Норформс. И если тебе интересно знать, то я рассказала Роберту и о свечах.

— Де Голль — засранец, — сказала Анита.

— А в Германии неофашисты, — ответила Симона.

— Сука.

— Паскуда.

Обе бросили трубки в уверенности, что последнее слово осталось за ней. Затем они занялись повседневными делами, и каждая ждала встречи со своим мужчиной в этот вечер. Симона встречалась со Стейси, чтобы поужинать в «Русском чайном доме», а потом они хотели опробовать новые тяжелые цепи, которые он купил. Анита играла роль хозяйки у Роберта, который пригласил к себе сотрудников Детского центра на ежегодную вечеринку.

Через три дня Анита проснулась в Париже и нашла у себя вшей. Сначала она не поверила глазам. Такое не может случиться с красивой, чистоплотной, безукоризненной, уважаемой девушкой, которая принимает душ дважды в день, но факт был налицо. У нее истерически заметались мысли, когда она поймала одну мерзкую тварь и рассмотрела ее под лампой. Крошечное насекомое, очень похожее на миниатюрного краба, было перед ее глазами во всей своей гадкой красе.