Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вскоре после своего двадцатого дня рождения она писала в дневнике:

Моя потребность в сексуальной связи против моего страха раствориться. Вот суть противоречия: с одной стороны, свободная страсть, с другой — самореализация, работа, упорядоченность чувств. Моя неспособность примирить две стороны натуры. Я — хрестоматийный пример! Хочу нормальной жизни, удобных взаимоотношений с мужчиной, в этом случае могу думать, читать, писать. И в то же время хочу дикой эротики, неопределенности, гедонизма, ничего не писать, не читать, не думать. Я не хочу впасть в крайности эротической зависимости. Они меня пугают. Звук собственного неузнаваемого голоса в момент оргазма лишает меня уверенности в себе. Дикое животное. Я тону, я таю. Страх стать рабыней. Я чувствую, что мои оргазмы, когда они все же приходят (потому что я долго их сдерживала), гораздо более дикие, глубокие, неправильные, чем у остальных женщин. Какой эгоизм! И я ничего не могу поделать, это точно. Я впадаю в такое безумие, что несколько дней чувствую себя разрушенной. Ничего не хочу делать, только бы лежать и слушать зажигательную популярную музыку и чувствовать себя несчастной. Мое тело в огне, но голова пуста. Мне нужно больше, но и это не помогает, становится еще хуже. Я могу пролежать в постели миллион дней и сама знаю, что это моя погибель. Есть ли золотая середина?

Лу взглянула на цветные виды Парижа, висевшие над баром, потом посмотрела на драматурга и вежливо улыбнулась. Она уловила взгляды парочки, ужинавшей в глубине зала. Странно, что не заметила их при входе. Очень приятные люди, с ними ей было бы легко, они примут такие вещи, какие другие отвергают, например, ее связь с Дэвидом, и сделали бы это без лишних вопросов и раздумий. Она хотела бы подсесть к ним, но сейчас, после бутылки вина, чувствовала себя временно обязанной Арнольду и проклинала свою близорукость.

— Вы их знаете? — кивнула Лу на ужинающую пару.

— Нет. Кажется, нет.

— Очаровательные, просто удивительные люди.

— Хотите присоединиться к ним?

— Это было бы здорово. Я их не заметила раньше.

— Тогда вперед.

— А вы со мной не пойдете?

— Вы же этого не хотите.

— Это неправда.

— Думаю, правда.

— Извините, если я…

— Знаете, — сказал он, — вы и вправду сучка.

— Чао, бамбино.

— Сама ты бамбино.

— Лу! — хором сказала парочка.

— Привет, — ответила она. — Рада вас снова видеть.

— Приятно видеть тебя, — сказала женщина. — А где Дэвид?

Они с Дэвидом часто сюда захаживали.

— Сидит дома с женой, которая для разнообразия захворала.

Они рассматривали ее сквозь бокалы, будто пытаясь измерить степень ее отчаяния. Вправду ли больна жена Дэвида или есть иная причина, по которой Лу пришла одна? У них проблемы? Может, они порвали друг с другом? Пребывая в долгом безоблачном браке, эта пара искала острые ощущения в жизни других, менее устроенных людей, не желая им при этом несчастья или неудач.

— Надеюсь, ничего страшного, — сказал мужчина.

— Доктор говорит, что это колит.

— Это серьезно.

— Не в этом случае, надеюсь. Дэвид так не считает. Доктор утверждает, что это на нервной почве. Чаще всего они рекомендуют психотерапию.

— Хочешь с нами поужинать? — спросила женщина, обменявшись с ней понимающим взглядом. Обманутые женщины всегда страдают от разных нервных расстройств.

— Спасибо, не хочу. Когда Дэвид отменил встречу, я поела бутерброды с цыпленком, — солгала Лу и удивилась, зачем ей нужны такие точные детали. Почему с цыпленком, а не с говядиной? — Я не голодна, но с удовольствием посидела бы с вами.

— Пожалуйста, дорогая, присаживайся, — сказал мужчина, встал и подал ей стул.

— Спасибо.

— Ты не наберешь веса, если будешь ужинать бутербродами с цыпленком, — без осуждения заметила женщина.

Лу разглядывала ее пристальным женским глазом искушенного репортера.

— А я не хочу набирать вес, — сказала она, наливая себе вино. — Худой быть лучше. Ты более энергичен, лучше работаешь, нервные окончания ближе к коже.

Она замолчала, испугавшись, что упоминание об энергии может раскрыть истинную причину прихода сюда сегодня вечером. Но почему бы ей не искать любовника, десять любовников, если именно этого она и хочет? Что в этом плохого? Дэвид женат. Дэвиду пятьдесят шесть лет. Дэвид не живет с ней. Она любила Дэвида, но он не принадлежал ей. Лу подозревала, что если когда-нибудь выйдет замуж, то будет верной женой, потому что обманывать мужа — все равно что обманывать себя, муж — это часть тебя. Твой муж.

— Откуда вино? — спросил мужчина.

Лу подумала, что впервые сидит наедине с этой парой, раньше всегда был и Дэвид, уравновешивая ситуацию, а в его отсутствие у нее возникло странное чувство близости с каждым из них в отдельности и с обоими вместе. Она чувствовала себя ближе с ними и в то же время уязвимее.

— Арнольд угостил, — ответила Лу.

— Это тот парень у бара?

— Да. Вы его знаете?

— Нет, — сказал мужчина, орудуя вилкой. — Но его зовут Альберт.

— Никак не могу запомнить. Даже неловко.

— Самого парня не запомнишь.

— А мне он симпатичен, — сказала женщина. — Немного разболтанный и расхлябанный, но хоть не скрывает этого, не выпендривается, как многие…

— Он скучен до чертиков, — сказал мужчина, — как и его пьесы.

— Вы же, кажется, говорили, что не знакомы, — сказала Лу.

— Ну, я пару раз болтал с ним на приемах.

Мужчина был преуспевающим юристом, а женщина до замужества работала у него секретаршей. Теперь у них двое детей, и женщина сидела с ними дома. У них была чудесная квартира с террасой на Ист Ривер Драйв. Лу впервые за время знакомства с ними задумалась, а не скучно ли женщине сидеть дома, нет ли у мужчины любовницы, так ли безоблачен их брак, как думала прежде, или это она переносит на них свои тревогу и чувство неуверенности?

— Что вы делаете после ужина? — спросила Лу. — Я хотела поехать в «Чита» или «Электрик Серкас». Обалдела от работы. Вот и решила потанцевать до упаду.

— Может, поедешь с нами? — предложил мужчина. — Мы едем на выставку Ива Клейна в Еврейском музее.

— Поедем, — сказала женщина, — это может быть забавно. Клейн поливал людей краской и заставлял кататься по холсту.

— Чудно, я с вами. — И она рассказала об интервью со Стивом Омахой. — Так что у меня сегодня день живописи. Я говорила вам, что Дэвид на прошлой неделе купил две литографии Брака? Он становится коллекционером.

— Он и Жак Каплан, — сказал мужчина. — Все меховщики занялись этим.

Еврейский музей на Девяносто второй улице был забит необычными людьми, он буквально кишел ими. Все это напоминало показ каких-то извращенных мод, какие Лу могла встретить у Артура или Труда Хеллера, но не здесь. Она заметила Кава, который лихорадочно щелкал фотоаппаратом в сопровождении новенькой репортерши из «Тряпья», неутомимо черкавшей ручкой в блокноте (надо отдать должное Тони Эллиоту: мерзавец не упускал своей выгоды). Он подписал с девушкой паршивый контракт, как когда-то с Лу, и у нее возникло чувство удовлетворения, что ей-то удалось продвинуться по служебной лестнице, даже если забыть об этой проклятой колонке. Она помахала рукой Каву, нацепившему по этому случаю алый вельветовый галстук и ярко-оранжевый жакет. Он ответил, а она заметила, что пришедшая с ней пара исчезла в бешеном водовороте длинных ног, обнаженных спин, меховых боа, смокингов и золотых халатов.

— Это хепенинг, — проинформировал ее Кав. — Он в гробу переворачивается от этого спектакля. Он бы их всех раскатал на двадцатифутовом полотне.

Кав сфотографировал мужчину с выкрашенной в синий цвет головой и надписью на лбу: «Слава Иву Клейну!» Потом снял взлохмаченную девушку с огромными наклеенными ресницами и в очень скромном костюмчике. И затем сказал Лу:

— Мы сматываемся. С меня хватит. До завтра.

После их ухода Лу заколебалась: остаться ли, пойти ли куда-нибудь еще, поискать друзей или отправиться домой, намазать лицо кремом и усесться смотреть телевизор. Она еще ничего не решила, как к ней подошел высокий негр и представился:

26
{"b":"275451","o":1}